Шебаршин. Воспоминания соратников - Валерий Поволяев

В посольстве царило мрачное оживление, стучали молотки, визжали электрические дрели: немцы готовились к отражению нападения и возводили защитные сооружения. Картина была знакомой, посольство СССР жило под угрозой захвата с конца 1979 года.

Немецкая сторона выдержала давление иранцев и не выдала своего гражданина. Инцидент был урегулирован без шума. Твердость и последовательность дали нужный результат.

Общение с Вернером укрепило мое мнение о немецких коллегах как исключительно добросовестных, надежных и искренне преданных своему делу людях. Мне нравилась основательность суждений Вернера, его хладнокровие, умение выделить достоверные сведения из потока слухов и дезинформации.

Мое уважение к разведке ГДР росло по мере того, как, работая в Центре, я получал возможность знакомиться с ее материалами по США, ФРГ, НАТО. Главное управление «А» было достойным партнером ПГУ и недаром имело репутацию одной из наиболее эффективных разведывательных служб мира.

Информация, поступавшая в порядке обмена от восточногерманских коллег, была существенным подспорьем для ПГУ. Главное управление «А» располагало уникальными разведывательными источниками, в том числе документальными, серьезными возможностями для работы по научно-технической линии. Со своей стороны мы честно и добросовестно делились с Берлином нашей информацией. Правило — не раскрывать источники — соблюдалось обеими сторонами свято. Мы принимали меры к тому, чтобы в максимальной степени обезличить передаваемые из Москвы материалы, т. е. убрать из них все конкретные признаки, указывающие на происхождение материала. Опыт учил, что незначительные, казалось бы, небрежности в обращении с информацией могут в случае ее утечки дать контрразведке возможность добраться до источника. К сожалению, случаи предательств бывали и в советской, и в восточногерманской разведке, трудно контролировать конечных потребителей разведывательной информации и технических исполнителей, имеющих к ней доступ — шифровальщиков, машинисток, секретарей, личных помощников высокопоставленных лиц и т. п. Мы действовали по принципу «береженого бог бережет» и, доверяя коллегам, все же тщательно препарировали свои материалы. Той же практики придерживались и коллеги, но надо сказать, что некоторые документальные материалы мы получали от них «живьем» — на той пленке, которая была заряжена в фотоаппарат агента. Попытки устанавливать на основании таких материалов агентуру коллег никогда не предпринимались. Мы с уважением относились к доверяемым нам секретам.

Следует подчеркнуть, что информация, передававшаяся для Москвы разведкой ГДР, исходила исключительно от зарубежных источников. Немецкие коллеги, насколько можно судить, не вели работы внутри своей страны.

В 1987–89-х годах во взаимной информации резко выросла доля сведений о положении в социалистических странах. Берлин и Москва сохраняли спокойствие, Горбачев говорил о том, что «перестройка отношений в содружестве в соответствии с требованиями времени уже идет», и даже предупреждал против эйфории, поскольку «работа еще только разворачивалась». (М. Горбачев. Перестройка и новое мышление, М. 1987, стр. 170). Наши разведки были вынуждены ориентироваться на официальную линию, однако кризисное состояние содружества и каждого из его участников заставляло смещать акценты в работе и агентурных аппаратов, и обоих Центров. Мы убедились, что восточногерманские коллеги работали не только по США, ФРГ и западным странам. Они располагали глубокой и достоверной информацией по нашим общим союзникам — Польше, Венгрии, Румынии, Чехословакии, Болгарии.

К началу 1989 года общая картина взаимоотношений ПГУ КГБ с Главным управлением «А» МГБ ГДР представлялась следующей:

— сотрудничество между двумя службами имеет исключительно дружественный характер и отличается высокой степенью взаимного доверия. Официальные связи подкрепляются личными отношениями между сотрудниками служб на всех уровнях. Взаимодействие учитывает интересы обеих сторон, хотя исторически сложилось так, что на практике советская разведка по ряду направлений (например, подбор и подготовка нелегалов) извлекает из него большую выгоду. Отношения абсолютно свободны от диктата;

— разведки раскрывают друг перед другом многое, однако есть области, не подлежащие совместному ведению — агентура, личный состав разведок, отношения руководства разведок с политическим руководством наших стран. Выдвигаемые ныне обвинения, что восточногерманская разведка работала на Советский Союз, лишены оснований. Точно так же можно утверждать, что советская разведка работала на ГДР.

Эта картина может вызвать скептицизм: отношения идеализированы, в жизни не могло все обстоять так гладко и т. п. Разумеется, жизнь всегда сложнее и разнообразнее любого ее описания. Но именно так запечатлелись в моей памяти взаимоотношения Первого главного управления КГБ СССР и Главного управления «А» МГБ ГДР — разведывательных служб двух союзных государств.

Я направлялся в Берлин в хорошем настроении и с чувством некоторого волнения: место начальника ПГУ еще не стало для меня привычным, и то и дело приходилось убеждаться, что существуют оперативные и политические проблемы, в которых я некомпетентен. Требовалось время, чтобы заполнить пробелы, но перед немецкими коллегами и друзьями должен был предстать авторитетный руководитель советской разведки. Решил придерживаться испытанного принципа — говорить только то, в чем полностью уверен, ни в коем случае не вводить коллег в заблуждение, не стесняться признавать свою неосведомленность, не давать невыполнимых обещаний.

В состав делегации входили первый заместитель начальника ПГУ В. Ф. Грушко, начальник управления внешней контрразведки Л. Н. Никитенко, представители научно-технической разведки и немецкого отдела. По сложившейся традиции (вскоре, впрочем, отмененной) для поездок руководителей КГБ, в число которых вошел и я, выделялся специальный самолет пограничной авиации с гражданскими опознавательными знаками. Экипаж был знаком: добрый десяток раз приходилось летать с ним в Кабул.

В берлинском аэропорту нас встретили немецкие товарищи во главе с Гроссманом.

Делегацию разместили в просторной трехэтажной вилле в пригороде Берлина. Старинный парк с аккуратно подметенными дорожками, большое озеро под окнами дома, приветливая и внимательная прислуга, радушные хозяева — все создавало приподнятое настроение и располагало к дружескому общению. Ужин был, пожалуй, чересчур обилен: кто-то из моих товарищей шепнул, что немецкие коллеги чрезвычайно обеспокоены сообщениями о нехватке продовольствия в Советском Союзе и, не исключено, хотят за несколько дней нас подкормить. Если это была шутка, то очень невеселая, слишком близкая к действительности. Мы не голодали в 89 году и не голодаем до сих пор, но трудности с продовольствием были и остаются суровой реальностью.