Первые (СИ) - Палла Иоланта

Зря, конечно.

Я бы лучше думал о том, куда ударить, чем варился в тяготящих мыслях об Аве и матери. Меня всего сворачивает от бессилия. Я ничем не могу помочь им. Сколько бы вариантов не перебирал, все не то. Кто я против дядьки с бабками и связями? Никто. Даже если нам удастся Аву прятать в ближайшее время, то потом девчонке нужно учиться и общаться с другими детьми. Как быть в этом случае? Не представляю.

— Чего грузишься, Шум? — Артём падает на лавку рядом со мной и вытирает лицо полотенцем. Я поглядываю на Аристарха, который увлеченно беседует с новобранцами. Странно, что Тохи среди них нет.

— Сам знаешь, — откидываю голову назад, упираюсь затылком в холодную стену и закатываю глаза от удовольствия. Прохлада для моего истерзанного организма сейчас, как живительный эликсир. Придвигаюсь ближе, слипаюсь со стеной спиной и выдыхаю, пока Майор жадно пьет воду. Я ограничиваюсь одним глотком, а у Артёма вечная засуха. Вкидывает, как не в себя.

— Я могу с батей поговорить. У него много связей в городе и за его пределами. Может, сможет как-то подсобить. Че скажешь?

— Не знаю, — пожимаю плечами. Стремно зависеть от чужого человека. Хотя Тёмыч вроде свой, но, что скажет его отец, какую цену затребует за услугу? Проглатываю противную слюну и сжимаю кулаки. Самое ублюдское в нашем положении — просить, ползать на коленях, унижаться. Моя гордость идет по швам от мысли, что придется терпеть чьи-то заскоки, чтобы Аву спасти, но с подкорки сознания доносится визг —сможешь, сделаешь, проглотишь, ради сестры и матери. Шумно выдыхаю, тру лицо ладонями и отпихиваюсь лопатками от стены. Локти в колени. Смотрю строго на пальцы. Я ничего не попросил, а уже обтекаю.

— Спрошу, Шум, ты не бзди, — толкает с усмешкой меня в плечо. — У меня мировой батя. Пусть не важная шишка, но пагоны на плечах что-то, да значат.

Отвлекается на телефон, с которым не может расстаться. Артём заделался админом известного в городе чата «Новостной микс». Сначала вроде по приколу все было, а потом контент стали подгонять со всех сторон, и Майор завяз в виртуальной реальности по самые уши. Вот и сейчас просматривает очередной видосик, который ему подкинули папарацци. Я же подвисаю на мыслях о Лизе. Вчера так и появился на день рождении Ростовой. Сил не было после боя, да и парни не отпустили. Я хотел перед не извиниться, звонил, только Кирьянова меня проигнорила, не ответила ни на звонок, ни на сообщение. Цветы ей купить что ли, чтобы не дулась на меня. Хотя лучше какой-нибудь крутой курс по иллюстрации. Она это любит.

— Что там? — усмехаюсь, глядя на то, как рожа Майора перестает транслировать оптимизм. Улыбка сплывает на пол. В глазах растерянность.

— Романтика, — прочищает горло, а меня почему-то напрягает тон, которым он это слово произносит. По спине проносится липкий неприятный табун мурашек. Идиотское явление родом из детства.

— Что-то не припомню, чтобы тебя так от розовых соплей тараканило. Говори, что случилось? Девчонка твоя? — троллю его, конечно.

Майоров у нас птичка свободолюбивая и любвеобильная. Тестостероном бросает в каждую мимо проходящую девушку.

— Не моя, — сглатывает и секунду мешкает прежде, чем дать мне свой чудесный гаджет, — посмотри.

— Хочешь и меня подсадить на ваше сраное сообщество? — угараю, но беру телефон и врубаю видео.

Темно. Слышно, как идет дождь. Всматриваюсь в два силуэта под ливнем. Целуются так отчаянно, будто вот-вот сексом займутся. Усмехаюсь.

— И что тебя так поразило? — не думал, что Тёмыч у нас настолько романтичная натура, что поплыл от вида целующейся парочки. Уже протягиваю мобилу обратно, как кадр приближают. У меня сердце делает экстремальный кульбит. Во рту сохнет за секунду. Сжимаю корпус сильнее, чтобы не выронить из-за дрожи в конечностях. Мать твою, этого не может быть! И будто на зло появляется крупный план. Смутно. Плохое качество, но я четко вижу лица парочки.

— Шум? — Майор забирает мобилу, а я сижу, как придушенный пес. Сердце колошматит. Кулаки стальные. Каждая мышца разбухает вдвое, особенно сердечная.

— Нормально, — выдавливаю через зубы, — просто убью его.‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

26

После вчерашнего глаза открывать не хочется. Прерывать сон тоже, но я не властна над этим процессом, поэтому тяжело вздыхаю, устремляя взгляд в потолок. Вместо него там лицо Антона, его губы, красивые глаза, которые кажутся слишком честными. Может, я с ума схожу, но вижу в них раскаяние, а в уши, как музыка, льется его голос. Это ненормально! Неправильно! Грязно! Сжимаю теплый плед пальцами и зажмуриваюсь, чтобы прогнать прочь неприятное ощущение. Не помогает. Я чувствую себя предательницей. И не только по отношению к Диме. Было бы легче принять случившееся, если бы я отчаянно сопротивлялась Маршалу… Но я поддалась его напору и теперь внутренне металась от вины перед Димой и перед собой. Я не хотела подниматься с постели. Телефон не брала в руки, ведь на экране высвечивались уведомления о пропущенных звонках Шумова и его сообщения. Больше, конечно, пугали СМСки от другого человека, который не спешил покидать мои мысли.

Как такое вообще возможно?! Если каждый сантиметр моей кожи, будто помечен Антоном. Он так нежно меня целовал. Кусал. Облизывал. Губы ноют от того, как ненасытно он их терзал, а я… Я отвечала, как могла… Потому что отчаянно его хотела! Хотя бы кусочек того Антона, которым он может быть. Хотя бы часть того Маршала, которым он был со мной. Страх повторения ситуации на выставке горячие поцелуи не смогли вытравить. Он все еще держал меня в своих крепких объятиях. В голове звенело от мыслей. Как мне теперь Диме в глаза смотреть? Он не заслуживает такого отношения… И признаться ему будет очень тяжело… Не представляю, как это сделаю, и даю себе немного времени для моральной подготовки.

Вот так за один вечер я глупо профукала Шумова, хорошего, надежного, простого. Из груди вырывается стон. Глаза увлажняются, но слез нет. Наверное, я выплакала все вчера. Мои первые настоящие поцелуи оседают в памяти привкусом соли и крови, не становясь от этого хуже. Наоборот, ощущения убийственно приятные. И за это нужно себя уничтожить! Я не могу испытывать к Антону никаких чувств, кроме ненависти! Но ее нет… Даже злость и та притихает на фоне самобичевания. Я лежу на кровати, как побитая собака, не имея сил для того, чтобы подняться и выпить какао.

Только у кого-то там сверху нет совести, и мне приходится встать. В дверь звонят, не прекращая. Я бегло осматриваю себя в зеркало. Ужасно выгляжу. Веки опухли, да и губы не лучше… Когда противная трель повторяется, я подхожу к двери и открываю ее.

— Наконец-то, Лиза… — снимаю цепочку и пропускаю внутрь Инну. Судя по всему, она еще не была дома. Все то же платье. Помятая прическа. Лихорадочный блеск в глазах. И темные разводы туши на нижних веках. Вид пугающий, если честно.

— Ин… — выдыхаю, пока она скидывает с ног обувь, бросает на пол дорогую куртку вместе с сумкой и запускает пальцы в волосы. — Что случилось?

— Можно у тебя душ принять? — подруга так сильно стискивает волосы у корней, что я спешно киваю. Собственные проблемы быстро отходят на второй план.

— Иди. Я тебе сейчас одежду принесу, — сердце начинает нервно колотится в груди, пока я достаю из шкафа домашний костюм и полотенце. В голове пролетают варианты, как Ростова провела эту ночь. Ни одного хорошего среди них нет, учитывая ее состояние.

В ванную захожу без стука и аккуратной стопкой оставляю белье на стиральной машине. Пальцы пробивает нервная дрожь, и я ухожу в зону кухни, включаю чайник, умываюсь под краном в мойке. Не хочу быть опухшей хозяйкой. Ростова и не в таком состоянии меня видела, но сейчас помощь нужна не только моей особо чувствительной персоне. К тому моменту, когда Инна выходит из ванной с полотенцем на голове, я уже ставлю на стол тарелки с омлетом. Завтрак не богатый, но сытный. Она проходит вперед, садится на стул и не спешит говорить, почему пришла ко мне. На минуточку… В семь утра.