Первые (СИ) - Палла Иоланта

Ржем вместе. Только Кирилл как-то невесело. Спрашивать о подробностях выигрыша не тороплюсь. У самого варево внутри такое, что можно с обрыва прыгать. Лиза молчит, а я одергиваю себя, чтобы не сорваться с места и не провести у ее дома несколько суток, как заядлый сталкер. Эгоистичная тварь во мне орет, что необходимо дожимать ее, но совесть, какого-то хрена, просит подождать, пока Кирьянова успокоится и примет то, что вчера произошло. До меня самого допирает не сразу, что не будет уже, как раньше. Теперь либо она вся моя, либо сдохнуть без вкусных губ. Самое идиотское, что в голову не приходит ни одной хорошей мысли, как ее порадовать. Раньше было проще. Раньше не было моего косяка. Теперь же можно мозг сломать о тупые варианты подката, которые в нашем случае не возымеют эффекта.

Пока бесцельно гоняем по городу, мать успевает оставить около сотни пропущенных вызовов, не меньше. Раздражает ее маниакальная помешанность на отце. Ушел и ушел. Я вот не парюсь, где он пропадает. Сейчас не волнует, как он проводит время. Между нами давно черная кошка тропу натоптала. Сердце по привычке сжимается. Перед глазами картинки с горькими слезами матери. Очередная волна раздражения и практически неконтролируемой злости. Лабук замечает, как меня перекашивает от вибрации телефона, и шумно выдыхает. Подголовник сиденья вновь страдает от того, с какой силой друг в него вдалбливает свой затылок. Я бы тоже постучал лбом о руль, но нос не простит мне двойной порции боли.

— Останови около кофейни, бро, — указывает на знакомую вывеску. Рядом находится кондитерская.

В памяти тут же материализуется Лиза, торт, вечер за столом в бывшей бабкиной квартире. Идея генерируется быстро, и я подрываюсь вместе с Кириллом, вот только тот идет за кофе, а я покупаю эклеры. В свое время этот подкат сработал. Может, сейчас сердце Кирьяновой дрогнет. На полную амнистию я не надеюсь, но побитое лицо и коробка со сладостями должны сделать свое дело.

— Держи, — Лабук впихивает мне в руку большой стакан с кофе, кутается в легкую куртку и стреляет у меня сигарету. — А то глазам больно на тебя смотреть, — усмехаюсь, когда он очерчивает сигой мой фейс, — так понимаю, дружба с боксером не состоялась?

— Ага, — делаю глоток бодрящего. Желудок скручивается. После завтрака сегодня больше ничего в него не попадало, а так-то уже вечер, и тренировка была максимально интенсивной. Мышцы требуют восстановления, но разум отказывается. Лиза. Только она меня волнует в данную минуту. Почему молчит? Что-то же можно было ответить на сообщения?

— Значит, завалил новенькую, — выдыхает дым. Всматриваюсь ему в глаза и не вижу ни капли привычного стеба. — Ваш засос под дождем весь чат видел.

По спине пролетает холодок. Вот откуда Шумов узнал. Я-то думал, что ему Лиза покаялась.

— Это уже серьезно, — криво улыбается друг, достает телефон, щурясь и держа сигарету зубами, — смотри. Не знаю, кто автор, но красиво получилось. Я почти прослезился, — ржет, когда толкаю его в плечо.

Кадры воскрешают ощущения, делают их острее и желаннее. Хочется повторить, но… Получается, Кирьянова не в курсе, что осталась без парня, и хана ее отношениям… Возвращаю телефон Кириллу и сжимаю кулаки. А ведь упоротый эгоистичный ублюдок внутри был прав. Надо дожимать. Медленно втягиваю в себя дым. Лабук наблюдает за мной. Наверняка уже знает, куда меня понесет. Без слов садимся в тачку. По дороге к Лизиной квартире допиваю кофе. Нервная система ловит крышесносные баги.

— Я тут подожду, — Кирилл откидывается на сиденье и зевает, пока я спешно хватаю коробку с эклерами и тащу задницу к подъезду. Код не помню. Но мне на удачу, дверь открывается, и я вижу Инну. Глаза удивленные.

— Привет, — растягивает слово и скашивает взгляд за мое плечо. Оглядываюсь. Лабук вытащил свое тело на проветривание. Ростова бледнеет. Киваю, прохожу внутрь и уже в лифте до меня допирает, какой джек-пот сорвал друг. Не верится, конечно, но, как еще объяснить их гляделки.

В нужную дверь колочу громко, игнорируя кнопку звонка. Стучу кроссовкой по полу и шумно выдыхаю, когда Лиза открывает. Растерянная. Домашняя. И я наглый. Напираю с ходу. Вваливаюсь в ее квартиру. Закрываю дверь.

— Я соскучился, Лиз, — протягиваю ей коробку с эклерами, — поговорим?

29

Я растеряна. Нет. Не так. Я потеряна в пространстве и времени и не верю своим глазам. Антон у меня в квартире. Улыбается немного напряженно. Вручает мне сладости в коробке, на которой красуются знакомые вензеля. Стоит увидеть чертовы закорючки, как внутри скручивается не просто пружина, а приходит в действие огромный механизм с миллионом мелких деталей. Мне дышать физически больно от воспоминаний, которые ударяют по воспаленному сознанию и откидывают меня в прошлое практически на год. Маршал не оставляет мне возможности мыслить своим поведением, ликвидирует все шансы спасти свое сердце от очередного удара и смотрит прямо в душу. Хотя контакт зрительный, но пробирает до чувственной дрожи, и это он меня еще не касается.

Я облизываю губы и отрицательно качаю головой. Какие могут быть разговоры?! У меня внутри перемалываются органы, как зерна в кофемолке. Процесс дыхания усложняется. Легкие разбухают и давят на ребра. Глазные яблоки вновь начинает жечь. И не потому что я помню выставку, а из-за чувств и желаний, возникающих при взгляде на Антона. Они совершенно не уместны и никак не обоснованы. Разве что идиотскими физиологическими потребностями, которые во мне разбудил Маршал своими горячими поцелуями и ласковыми руками. У меня вспыхивают щеки от того, что я, находясь сейчас на расстоянии от парня, который меня нагло предал, представляю другие картинки, отодвигая на второй план упавшие на дно отношений с Шумовым. Ощущения смешанные. Особенно после прочтения переписок и прослушивания голосовых сообщений.

— Лиз, — Антон шумно выдыхает, — я понимаю, что накосячил по-крупному, но дай мне шанс все исправить. Хорошо?

Его голос попадает в уши словно через преграду. Сердечная мышца принимается усиленно сокращаться, пока Маршал ждет от меня ответа.

А я не знаю, что ему сказать!

Просто не в состоянии выдать хоть какой-то звук. Оживаю лишь в тот миг, когда он разувается и подходит ко мне, окутывая своей энергией, как плотным коконом. Повторяется вчерашнее — я становлюсь безвольной куклой, которая полностью подчиняется Маршалу, вязнет в нем, как муха в сладком сиропе, и наслаждается собственной погибелью. Невыносимо понимать, что жаждешь быть с человеком, который способен причинить тебе чудовищную по своим масштабам боль. Я отступаю на шаг, показывая, что не готова сейчас принимать его.

— Это значит нет, Лиз? — спрашивает, сжимая челюсти и кулаки, но в голосе сквозит то ли мольба, то ли отчаяние. Иные интонации, которые Антон выдавал раньше, находясь со мной наедине. Это подкупает. Я перевожу взгляд на коробку и прикусываю нижнюю губу. Я провела целый день в компании с Инной. Без гаджетов и интернета. Мы говорили о всякой чуши, ели сладости и избегали щекотливых тем. В моей голове не укладывалась новость о ее связи с Лабуковым. В ее очевидно тоже.

— Проходи, — выжимаю из себя, разворачиваюсь и иду в кухню, чтобы сделать нам чай. В конце концов, с меня не убудет, если я проявлю гостеприимство.

Только включив чайник и поставив коробку со сладостями на стол, я замечаю на лице Антона следы драки. Ссадина на переносице. Характерный кровоподтек. Припухлости под глазами. Сердце заходится в нервном ритме, и я громко сглатываю.

— Лиз… — пространства для побега в комнате нет, и я вжимаюсь поясницей в столешницу кухонного гарнитура, когда Маршал подается вперед и помещает руки по обе стороны от меня. — Я ведь правда соскучился.

— Не надо, — отворачиваю голову, чтобы Антон не коснулся губами моих. Они итак горят и пульсируют в ожидании ласки, а его близость и вовсе включает кнопку желания на полную катушку. — У меня все еще есть парень, и по отношению к нему это…