Соединенные Штаты в период Реконструкции и Позолоченного века, 1865-1896 гг - Unknown Author
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К началу 1888 года Хауэллс писал Хэмлину Гарланду о едином налоге Генри Джорджа, но он не мог заставить себя рассматривать "конфискацию в любом направлении как благо". Он "еще не знает, что лучше; но я читаю и размышляю над вопросами, которые выводят меня за пределы
себя и жалкие литературные идолопоклонства прошлого, я все еще раб
эгоизма, но я больше не могу довольствоваться этим". Он сказал отцу, что считает, что будущее и "наша безопасность и счастье" за социализмом, но "социалисты не предлагают нам ничего определенного и практичного, за что можно было бы ухватиться". Как и многие другие жители страны, Хоуэллс все больше убеждался в недостаточности существующего порядка, но еще не был уверен в том, какой мир борется за свое рождение.78
Хауэллс был в отчаянии от системы, которую продолжал защищать его друг Джон Хэй. Хэй во многом предвидел, как либералы будут интерпретировать процесс на Хеймаркете. Для них это было лишь продолжением 1877 года, и анархистов нужно было подавить. В 1883 году Хэй опубликовал роман "Хлебопашцы", состоящий из мелодрамы и романтики, действие которого происходит в воображаемом Баффленде. В романе вымышлена злость Хэя на забастовки 1877 года. Он считал, что эти забастовки открыли "позорную правду" о том, что "правительство... . совершенно беспомощно и бессильно перед лицом безоружного восстания иностранных рабочих, в основном ирландцев".79
В "Баффленде" Хэя, созданного по образцу Кливленда, преуспевающие люди либо пренебрегали политикой, либо, как герой книги, неумело и без излишнего напряжения проводили реформы. Персонажи Хэя были стереотипами, говорящими клише. Диалоги сводились к "Теперь, моя красавица, ты будешь моей" и "Я предпочел бы любить ее без надежды, чем быть любимым любой другой женщиной в мире". Книга была, по словам первого биографа Хэя, "полемикой... в защиту собственности".80
В книге "Хлебосолы" Соединенные Штаты предстают как резко разделенное классовое общество, объединенное лишь всеобщей любовью к деньгам. В 1874 году Хэй женился на Кларе Стоун, которую он описывал как "очень достойную молодую особу - крупную, красивую и хорошую". Она была дочерью Амасы Стоуна, человека, который, как и Эндрю Карнеги, начал делать свое состояние со строительства железнодорожных мостов и приумножил его, вложив деньги в железные дороги, Western Union и Standard Oil. Клара была набожной - "благоухала запахами пресвитерианской святости", как выразился Марк Твен, - и литературной, не будучи писателем. Со временем она стала уделять время церкви, детям и чахотке. В 1876 году Хэй переехал в Кливленд, где его тесть подарил ему в качестве свадебного подарка особняк на Эвклид-авеню рядом со своим собственным. В том же году рухнул железнодорожный мост через ущелье Аштабула на железной дороге Стоуна "Лейк Шор и Мичиган Саузерн". Окончательные подсчеты разнятся, но примерно 92 из 159 пассажиров поезда, проезжавшего по мосту, погибли. Стоун выбрал конструкцию вопреки советам своего инженера; двутавровые балки, которые прогнулись, были изготовлены на кливлендском прокатном стане Стоуна, а мост не проходил регулярный осмотр. Печи в вагонах не были самозатухающими, как того требовал закон штата, и многие пассажиры сгорели заживо.81
Трагедия имела последствия. Государство провело расследование. Главный инженер железной дороги и Стоун ответили на вопросы. Затем инженер отправился домой и пустил себе пулю в мозг. Суд присяжных возложил вину за несчастный случай на железную дорогу и, в частности, на ее руководителя Стоуна. Железная дорога выплатила большие убытки, а Хауэллс, бывший в то время редактором журнала Harper's, осудил железную дорогу за голую жадность. Хэй горячо защищал своего тестя; Хоуэллс отказался от своих слов, восхваляя "высокий характер" чиновников железной дороги. Стоун, как это было принято у американских богачей в период личного или профессионального кризиса, уехал в Европу. Пока его тесть находился в Европе, делами управлял Хэй. Амаса Стоун не смог покинуть Аштабулу. В 1883 году, когда Хэй опубликовал книгу "Хлебопашцы", Стоун забрался в ванну в своем особняке на Эвклид-авеню и пустил себе пулю в сердце.82
Выдуманная Баффландом Алгонкин-авеню была реальной Евклид-авеню Кливленда, и она настолько отличалась от Спрингфилда Линкольна, насколько это можно себе представить. Алгонкин-авеню была "длиной в три мили", и на ней "не было ни одного ветхого дома, в то время как на протяжении мили или двух домов по одну сторону... необычайно прекрасные, большие и дорогие. Все они окружены ухоженными садами и отделены от улицы бархатными лужайками". Евклид-авеню, засаженная американскими вязами, была немного длиннее и величественнее, она достигла своего пика в годы после Гражданской войны и сохранила свое значение до конца века. Элита Кливленда жила вдоль этого "ряда миллионеров". Джон Д. Рокфеллер жил здесь в одном из самых скромных домов улицы, прежде чем переехать в пригород.83
Дома с арками, башнями и мансардными крышами становились все больше, грандиознее, страннее и причудливее с течением времени. В 1870-х годах архитектура представляла собой смешение шато, английских загородных домов, церквей и городских ратуш, в результате чего отдельные дома представляли собой несочетаемые части каждого из них. Позже жители остановились на подражании английским усадьбам и романским особнякам. Особняк Сильвестра Эверетта, банкира и железнодорожника, представлял собой романский дворец с круглыми и многоугольными башнями, внешними стенами толщиной в четыре фута, тридцатью пятью комнатами, сорока каминами, витражами с изображением Ричарда Львиное Сердце, спальнями в японской и скандинавской тематике. Предполагалось, что гостевой комнатой из черного дерева пользовались только приезжие американские президенты. Эверетт построил специальную звуконепроницаемую комнату без окон для своей молодой жены Элис, которая до ужаса боялась грозы.84
В романе "Хлебопашцы" Алгонкин-авеню был воплощением превосходства имущих классов и объектом гнева и зависти рабочего класса. У Хэя рабочий класс казался порождением дурного воспитания, невежества и неуместных амбиций. Есть сцена, в которой герой, Артур Фарнхэм, его любовь и ее мать рассматривают и обсуждают недавно приобретенные им предметы искусства, совершенно игнорируя присутствие рабочего, ремонтирующего деревянные конструкции в библиотеке. Это был мир, в котором эстет и потребитель, а не рабочий и производитель, имел более высокий статус.85
The Bread-Winners" - это фантазия о привилегиях, которая отчасти стала реальностью. Хэй представил себе, как должна была пройти забастовка 1877 года. Фарнхэм привлек членов
