Блог «Серп и молот» 2017–2018 - Петр Григорьевич Балаев

— Уважаемый, я ветврач совхоза. А твоя корова не совхозная.

— А лекарства же тоже совхозные.

— А я тебе лекарства продаю что ли? За них деньги прошу? Я на ночь глядя пёрся черт знает куда. Потом ползал в навозе по твоему сараю под твоей коровой. Она меня копытом лягнула. Потом полчаса я ей вымя массажировал, промывал… Ради спортивного интереса что ли? Ты трактористом работаешь — мне на своем тракторе хоть что-то бесплатно привезешь ради спортивного интереса? 3 рубля. Нет — я не обижусь. Но больше не обращайся.

Мужик почесал репу:

— А ведь и правда. Я на совхозном тракторе огороды тоже бесплатно не пашу. Сейчас пойду у своей просить деньги.

Я думал, что его жена будет бухтеть. Но она сама трешку вынесла, еще и спасибо сказала:

— Лучше деньгами. Чем как с Лактиным — стакан водки. Да еще и мой остальную из бутылки выхлебает. И не дороже. И мужик трезвый.

Оказалось, что коммунисту Сергею Лактину коммунистическая совесть за услуги частнику не позволяла просить денег. А народ у нас особенный. Народу стыдно просто так что-то на халяву получать, поэтому он всегда хочет отблагодарить (что в СССР такое было, что сегодня — народ хуже не стал). Чем мужика отблагодаривать в деревне привыкли? Стаканом водки и огурцом.

За годы работы Лактина в Ленинском этот порядок укоренился. Вызвали ветеринара — угостите. Сережа пройдет за вечер 2–3 двора и уже готов до утра. Поллитра, как минимум, на грудь принята.

Во здоровье у коммунистов было! Годами каждый день по бутылке водки! И понятно, почему мать просила меня повлиять на брата, чтобы он выпивать на вызовах перестал. Славка более деликатный человек, чем я. Ему неудобно было деньги просить, по привычке люди его тоже, как какого-то сраного коммуниста, угощали.

Этот порядок мы за несколько дней поломали. Почти весь народ был только — за. Ну и водка в СССР была еще более твердой валютой, чем рубль. С рублями люди расставались охотнее, чем бутылку раскупоривали.

А село большое. Скота частного в нем было много. 3–4 вызова за день — минимум. За месяц у меня вышло больше 300 рублей от частников.

После выхода Лактина из отпуска меня перевели ветврачом на свиноферму. Там ветврачиха уволилась.

Буквально накануне начала моей практики на крупнейшем свинокомплексе Дальнего Востока «Тихоокеанском» почти все свиньи сдохли от чумы. Не от африканской. От обычной чумы плотоядных. Вообще-то свиньи должны прививаться от чумы, и, судя по актам прививок, они там были привиты. Но сдохли от чумы. Ветеринары объясняли, что это какой-то новый штамм вируса, от которого вакцина не помогала.

Самое вероятное, вакцина была выброшена на помойку, но акты о вакцинации были составлены. Поэтому свиньи и сдохли. Я когда вышел на работу на свиноферму, в аптеке нашел залежи просроченной вакцины от всех особо опасных инфекций. А по актам эта вакцина была списана уже, как введенная подкожно хрюшкам. Так почти везде ветеринары работали. Бардак в советской ветеринарии был немыслимым.

Но паника докатилась и до Ленинского. Опять прискакал в отделение главный ветврач совхоза, собрал нас, ветеринаров, и поставил задачу провакцинировать от чумы свинское поголовье частников.

Я начал на этом совещании свое любимое занятие — бурогозить и качать права: какого перепуга я должен вакцинировать частное поголовье? Пусть ветстанция едет и вакцинирует. Им за это платят. Мне на ферме этой вакцинации хватает.

Славка тоже возмущался. Лактин лизнул главврачу, соратнику по партии коммуниздов, и они вдвоем начали давить на нашу сознательность. Типа, вам не жалко. Если у людей поросята перемрут?

Тогда я заявил, что буду вакцинировать, но не бесплатно. Лужин начал истерику: только попробуй! Бросай свои рваческие замашки!

Оставил нам вакцину и уехал. Мы остались втроем. Я выступил с предложением повесить объявление, что будем вакцинировать в субботу за плату 1 рупь с головы. Сережа начал мяться. Он своим коммуниздическим мозгом алкаша прикинул, сколько в селе свиней и, кажется, представил, сколько это будет ящиков водки. Решил, что ему здоровья на такое количество не хватит, предложил брать по 20 копеек. Славка выдвинул компромиссный вариант — 50 копеек. На этом и сошлись. Да, пенсионерам — бесплатно.

С утра с вакциной и шприцами пошли по селу. Работали так: пока мы с братом пройдем по 5–6 дворов, Лактин — один. И видно было, что с каждой пройденной улицей у него рожа все более масляной становилась.

Сначала мы ему добром советовали не волынить, шлангом не прикидываться, потом плюнули. К 9 часам вечера мы закончили. Больше 12 часов работали.

— Ну что, подобьем бабки? — предложил Серега-коммунист.

— Да пойдем обмоем ударную работу, — я выдвинул встречное предложение. Пошли к нам домой. Взяли бутылку коньяка, закуски. У нас за огородом — хорошая поляна. Мы ее накрыли. Пикник на обочине.

— Ну, сколько у кого? — у Лактина даже ладони чесались.

Мы со Славкой достали свои пакеты, в которые складывали «взносы» владельцев убереженных от инфекции свинок, пересчитали. Больше. Чем по 400 рублей у каждого. Почти поровну.

Лактин выгреб из кармана несколько бумажек и мелочь. 21 рубль.

— О, Серега! У тебя очко! — мы ржали.

— Как делить будем? — спрашивал Лактин.

— В смысле делить? — мы не понимали вопроса.

— Ну мы же все вместе работали.

Мы со Славкой очень долго и громко ржали. Он мало того, что работал… так еще ему коммунистическая совесть не позволяла просить за работу деньги. Ссал, что стуканут на него, как на коммуниста. Обвинят в буржуазном уклоне. Но зато если предлагали стакан — не отказывался. В результате, если граждане сами совали ему рубли по таксе, расписанной в объявлении о вакцинации — он брал. Если не совали — выпивал стопку и уходил. Насовали 21 рубль.

— Очко у тебя, Серега! Очко не делится! — я глумился. Серега-коммунист насупился