Рыжая птица удачи - Татьяна Иванова

Позади открылась дверь. Он замер, не решаясь обернуться. Шаги. Эти шаги он узнал бы в самой густой толпе. Лёгкие, танцующие шаги его женщины, самой прекрасной женщины на свете. Она подошла совсем близко, так, что Павел уже слышал её взволнованное дыхание. Вздохнул, набираясь смелости, и медленно повернулся. Он не видел этого лица, казалось, целую вечность, мог только мечтать о нём, об этом зелёном взгляде, мог только во сне прикоснуться ко всему этому, но сон был так невесом, так неизбежно ускользал, что только добавлял тоски.

И вот теперь она — перед ним. Смотрит тревожно, ждёт.

Ника не отрывалась от лица любимого и с облегчением видела, что его взгляд снова живой. Не та зеркальная стена, которая мешала им обоим всё это время, а снова внимательный, глубокий взгляд синих глаз, в которых она тонула, как и раньше.

— Львёнок, — тихо сказал он.

Девушка шагнула ещё ближе, погружаясь в синие волны, ласкающие душу, в объятия сильных рук, бережно притягивающих её к нему. Она прижалась к груди Павла, прислушиваясь к биению его сердца, но он не позволил ей долго наслаждаться этой неподвижностью. Он слегка отпрянул, настойчиво поднял её лицо и поцеловал. Нежный, осторожный поцелуй — словно в первый раз.

Зрение практически полностью восстановилось. И даже потихоньку начало забываться то жуткое время, когда весь мир был погружен в туманную тьму. Первые пару дней Павел просто тихо радовался возможности видеть. Но этой тихой радости хватило ненадолго. По мере возвращения сил его стало беспокоить то, что возвращались они слишком медленно, он всё ещё быстро уставал. Вернуться в форму ему помогали ежедневные тренировки — благо, в доме Ревнёва находились собственный оснащённый тренажёрами зал и бассейн, а Димка всегда был рад составить компанию для спарринга.

Он старался соблюдать правила, установленные Аристовым, но чем дальше, тем труднее это становилось, и скоро он махнул на них рукой.

Павел сел — почти упал — в глубокое кресло и поморщился, поглаживая левое плечо. Он заметил как Ника, сидевшая около туалетного столика, проследила его движение в зеркале и покачала головой, но ничего не сказала. Отложила щетку для волос и начала заплетать косу. Павел чуть заметно улыбнулся.

— Сердитый Львёнок, — нежно проговорил он.

— Не смешно, Паш.

Павел выпрямился в кресле.

— Поцелуй меня лучше.

Девушка развернулась на пуфике, оказалась лицом к нему.

— Лучше чем что?

Так, понятно.

— Мы и сами можем подойти, мы не гордые!

Павел подскочил к пуфику, встал перед Никой на колени, заглянул в глаза.

— Ты ещё не готов к таким нагрузкам, это я тебе как врач говорю, — она, казалось, абсолютно не замечала его манёвров.

— Доктор Лазарева, вы совершенно правы!

Намёк прошёл незамеченным.

— Если тебе плевать на моё мнение, то можешь поговорить с Володей. Он скажет тебе то же самое.

Павел опустил голову и вздохнул.

— Мне не плевать, просто я рассчитываю свои силы. Не первый год замужем, Ника.

Она встала, аккуратно обошла неподвижного Павла и стала поправлять подушки на кровати.

Между прочим, он совсем не устал, и ему очень хотелось бы добавить физической нагрузки. На двоих.

— Ника…

— Видимо, ты не совсем правильно рассчитываешь. Или забываешь некоторые составляющие.

Ну, что я не так делаю? Сейчас-то что?

Он прищурился и наконец встал с пола.

— Ты о чём?

— О твоей самостоятельности, которая, прости, иногда превращается в махровый эгоизм.

Ее голос звучал странно напряжённо, как будто ей не хотелось говорить то, что она говорит. Или наоборот, хотелось говорить больше, но она себя сдерживала.

— Ты о сафари?

— В том числе.

— Ты прекрасно знаешь, что я не мог поступить по-другому, зачем ты снова…

— Мог, но не захотел. Чувствуешь разницу? Тебе легче умереть в джунглях, чем попросить о помощи. И у кого — у меня!

Голос Ники опасно пошёл вверх, надо бы остановиться — но ответить иначе Павел не мог:

— Я привык решать проблемы сам и по-своему. Сам.

— Сам? — зелёные глаза потемнели. — Когда ты сорвался там, у Дэна, я поняла. Ты был дезориентирован и совершенно сбит с толку. Но теперь, после всего — опять сам?!

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Он старался говорить спокойно. Ей придётся это принять. Он не умеет иначе, он стал тем, кем стал только потому, что не полагался ни на кого, потому что не боялся решать и делать. И менять он ничего не будет!

— Ты прозрел лишь физически. В остальном ты слеп, как и был. Ты ничего не чувствуешь, ничего!

Ничего не чувствую? Как ты такое могла…

— Ты упёртый, до мозга костей упёртый баран! Ты так ничего и не понял!

Девушка махнула рукой и рванулась к выходу, но Павел успел заметить слёзы в её глазах, и тут его словно ударило.

Господи, что ж я делаю…

В мгновение ока он оказался позади неё, прижал к себе, преодолевая лёгкое сопротивление. Левой рукой осторожно запрокинул её голову и поцеловал.

Ну да, баран. Но ты же любишь меня, правда? Не злись, любимая моя.

— Не злись, — выдохнул он между поцелуями.

— Если с тобой ещё что-нибудь случится, я… я не знаю…

На секунду ему показалось, что это уже было. Он держал её в своих объятиях, там, на Земле, на её маленькой уютной кухне, а она дрожала в его руках, и он думал о ней то же самое, сам внутренне содрогаясь от запоздалого страха за неё. «Если с тобой что-нибудь случится»… Она боится за него. К этому нужно привыкать — на свете появился человек, которому он нужен и который боится его потерять. Перед кем он теперь отвечает за себя и свою жизнь.

Павел медленно развернул Нику к себе и заглянул в глаза.

— Я постараюсь, милая. Я обещаю, я просто не могу так сразу. Я обещаю…

Ради тебя я на всё готов.

Владимир Аристов сидел в своей лаборатории, в кресле перед длинным столом. Приборы были уже выключены, рабочий день окончен, сотрудников он отпустил. Он уже собирался выключать все приборы и сам уходить, как вдруг пискнул сигнал вызова голографона. Аристов включил экран.

— Привет, Володя, — сказал Ревнёв. — Ты сейчас очень занят?

— Добрый вечер, Андрей. Да нет, уже собирался уходить.

— Отлично. Зайди ко мне, как вернёшься, надо поговорить.

Ревнёв поджидал его в кабинете с открытыми дверями.

— Тебе надо съездить на Второй материк, срочно, — с порога заявил он. — Надо проверить, наконец, что там творится. У меня очень нехорошее ощущение.

Аристов присел к столу напротив Ревнёва. Тот потер виски.