Кожаный Чулок. Большой сборник - Фенимор Купер

Мы нить прядем и ткем, и вот

Сеть паутины жертву ждет.

Войска противников, стоявшие друг против друга на пустынном берегу Хорикэна, провели ночь на 9 августа 1757 года примерно так же, как если бы встретились на славнейшем поле боя в Европе. Побежденные были молчаливы, угрюмы, подавлены; победители ликовали. Но и печали и радости бывает предел, а потому еще задолго до предутренней смены караула все смолкло, и тишина бескрайних лесов лишь изредка оглашалась веселым возгласом какого-нибудь пылкого молодого солдата на французских аванпостах или угрожающим окриком с валов форта, к которым английские часовые до самого момента капитуляции по-прежнему не подпускали противника. Но даже эти редкие звуки смолкли в этот глухой час, предшествующий наступлению дня, и путник, сколько бы он ни прислушивался, ни за что не обнаружил бы на берегах Святого озера две погруженные в сон армии.

Глубокое безмолвие длилось уже довольно долго, когда полотнища, закрывавшие вход в одну из просторных палаток во французском лагере, вдруг раздвинулись, и оттуда вышел человек. Он был закутан в плащ, который в равной мере мог служить защитой как от холодной лесной росы, так и от нескромных взглядов, потому что закрывал и лицо и фигуру. Он беспрепятственно прошел мимо гренадера, охранявшего сон французского командующего, и солдат в соответствии с уставом почтительно взял на караул, после чего незнакомец быстро миновал палаточный городок и направился к форту Уильям-Генри. Встречая на пути многочисленных часовых, он быстро и, видимо, правильно отвечал на их оклики, потому что пропускали его без дальнейших расспросов.

Если не считать этих частых, но кратких остановок, незнакомец без задержки и молча проследовал от центра лагеря до самых аванпостов, где наконец поравнялся с солдатом, стоявшим на часах в непосредственной близости от неприятельских укреплений. Послышался обычный оклик:

— Qui vive?[46]

— France[47],— прозвучало в ответ.

— Le mot d'ordre?[48]

— La victoire[49], — громким шепотом произнес незнакомец, подходя поближе, чтобы солдат мог расслышать его.

— C'est bien[50],— ответил часовой, вновь беря ружье на плечо.— Vous vous promenez bien matin, monsieur[51].

— II est necessaire d'etre vigilant, mon enfant[52], — ответил пришелец, откинул с лица плащ, посмотрел в глаза солдату и двинулся дальше к укреплениям англичан. Солдат вздрогнул, и ружье, которое он с величайшим почтением взял на караул, негромко звякнуло; когда же он снова взял ружье на плечо и вернулся на пост, у него сквозь зубы вырвалось:

-—- II faut etre vigilant, en verite; je crois que nous avons la un caporal qui ne dort jamais[53].

Меж тем офицер продолжал свой путь, ничем не показав, что слышал слова изумленного часового. Больше он уже не останавливался, пока не достиг низкого берега, где очутился в опасной близости от западного бастиона форта. Затянутая облаками луна светила слабо, но все же позволяла различать контуры окружающих предметов. Из предосторожности офицер укрылся за стволом дерева и простоял там довольно долго, пристально вглядываясь в темные безмолвные валы английской крепости. Он предавался этому занятию отнюдь не как праздный или любопытный зритель: взгляд его, перебегавший с одной части фортификаций па другую, доказывал, что наблюдатель хорошо знаком с военным делом и что осмотр он производит не без некоторой подозрительности. В конце концов незнакомец, видимо, остался удовлетворен результатами наблюдений. Он нетерпеливо посмотрел на вершину восточной горы, словно желая поторопить наступающий день, и уже собирался повернуть обратно, как вдруг услышал легкий шорох на внешнем выступе бастиона и замер на месте.

В этот момент фигура приблизилась к краю вала и остановилась, видимо, для того, чтобы, в свой черед, бросить взгляд на отдаленные палатки французского лагеря. Новопришедший тоже повернул голову к востоку, словно с таким же нетерпением ожидал восхода; затем он оперся о парапет и устремил взор на зеркальную поверхность озера, которая, словно некий подводный небосклон, сверкала тысячами мнимых звезд. Скорбный вид этого человека, в раздумье стоявшего в такой ранний час на валу английской крепости, равно как его мощная, осанистая фигура разом позволили внимательному наблюдателю угадать, кто перед ним. Чувство деликатности, а также осторожность подсказали французскому офицеру, что ему лучше удалиться. С этой целью он уже выскользнул из-за дерева, как вдруг другие звуки привлекли его внимание и вновь остановили его шаги. Это был тихий, почти неуловимый плеск воды, за которым последовал скрип прибрежной гальки. Через секунду офицер увидел, как из озера, в нескольких футах от места, где он стоял, вынырнула темная фигура и украдкой направилась к берегу. Затем вверх медленно поднялось дуло ружья, но, прежде чем грянул выстрел, рука французского офицера легла на курок.

— Ха! — вырвалось у дикаря, чей предательский выстрел был так внезапно предотвращен.

Французский офицер ничего не ответил, а лишь опустил руку на плечо индейца и молча отвел его подальше от места, где разговор их мог повлечь за собой опасные последствия и где один из них, видимо, искал себе жертву. Затем, распахнув плащ и показав краснокожему свой мундир с орденом Святого Людовика на груди, Монкальм строго спросил:

— Что это значит? Разве мой сын не знает, что его канадские и английские отцы зарыли томагавк в землю?

— А что делать гуронам? — возразил дикарь на ломаном французском языке.— Наши воины еще не сняли ни одного скальпа, а бледнолицые уже стали друзьями!

— А, это ты, Хитрая Лисица! Сдается мне, ты слишком уж старателен для друга, который еще недавно был нашим врагом. Сколько раз село солнце с тех пор, как Лисица ушел из лагеря англичан?

— Где сейчас солнце? — угрюмо молвил дикарь.— Оно за горой, темное и холодное. Но, взойдя снова, станет горячим и ярким. Лисица — солнце своего племени. Между ним и его народом пролегло много темных туч и высоких гор, но теперь это солнце сияет снова, и небо прояснилось.

— Мне хорошо известно, что Лисица имеет власть над соплеменниками,— согласился Монкальм.— Еще вчера он охотился за их скальпами, а сегодня они слушают его у костра совета.

— Магуа — великий вождь!

— Пусть он докажет это, научив свое племя правильно вести себя с нашими новыми друзьями.

— Для чего вождь канадцев привел в леса своих молодых воинов и стрелял из пушки в земляной дом? — спросил находчивый индеец.