Арысь-поле - Сергей Дубянский

— А она что, ведьма? — вступил в разговор Слава.

— Она?.. Она просто глупая женщина, — голос волхва казался на удивление молодым. Вадим подумал, что если б услышал его по радио, то никогда б не догадался, что принадлежит тот древнему старцу, — и чего она хочет? — взгляд волхва оставался угрюмым, и Вадим подумал, что с Анной Никифоровной у него связаны не самые приятные воспоминания.

— Она ничего не хочет, — на всякий случай, заверил он, — она просто сказала, что мы можем поговорить с вами на одну интересующую нас тему.

— Идемте в горницу, — волхв направился к дому; за ним Слава, и последним зашел Вадим.

В первый момент создалось впечатление, что они попали в музей крестьянского быта — русская печь с круглым сводом и чугунок внутри; рядом стоял ухват; полати завешены пестрой тряпицей; дощатый стол (без скатерти); такие же лавки вдоль стены; на столе глиняная кринка; на стенах пучки трав. Все это было таким чистым и ухоженным, как в настоящем музее.

— Присаживайтесь, — волхв говорил на современном русском языке, что как-то не вязалось с экзотикой старины.

Гости сели, а хозяин, не обращая на них ни малейшего внимания, вышел в другую комнату и прикрыл за собой дверь.

— Как тебе? — Вадим повернулся к Славе.

— Нормально. Человек со своим укладом. Это лучше, чем милостыню просить.

Волхв вернулся, неся в руке блюдечко с молоком; поставив его посреди комнаты, он неожиданно засвистел, сложив губы трубочкой и прикрывая рот рукой, что придавало звуку особенный глуховатый тембр. Из угла появилось существо, напоминавшее, покрытую бородавками грязно-зеленую ящерицу с когтистыми короткими лапами. Подбежав к блюдцу, уродец ткнулся в него непропорционально большой головой, а глаза его продолжали изучать чужаков, и при этом медленно вращаясь.

— А это кто? — спросил Вадим.

— Это мой ужик, — волхв поднял голову, — нравится?

— Как-то не сильно похож он на ужа, — Слава с сомнением покачал головой.

— Я разве сказал «уж»?

— Ну, «ужик». Ни хрена себе зверь…

Волхв не ответил. Он опустился на колени, и так стоял, склонив голову, пока ужик не оторвал от пустого блюдца безобразную морду и не исчез в своем углу.

— Ужик, — волхв поднялся, — бог этого дома. Он будет охранять его, пока стоит дом, — и вышел, унося блюдце.

— Миленькие у него боги, — заметил Вадим.

— Мы что, приехали культурологией заниматься? У нас совершенно конкретный вопрос.

Когда волхв вернулся, Слава решил, не теряя времени на ерунду, сразу переходить к делу.

— Послушайте, — сказал он, — мы не отнимем много времени. Расскажите, что вам известно о Чугайноском хуторе и его хозяевах.

— Чугайновский хутор?.. — волхв сел, и впервые Слава почувствовал, что он смотрит конкретно на него, а не в пространство, — о Чугайновском хуторе я знаю все.

Ответ был настолько исчерпывающим, насколько и неопределенным.

— А о Насте Чугайновой вы что-нибудь знаете?

— Что это вы вспомнили о ней? — Волхв перевел взгляд на Вадима, задавшего вопрос, и тот прижался к стене, испытав реальное физическое давление, — вас тогда еще на свете не было.

И тут Вадим произнес фразу, которой секунду назад и в мыслях у него не было.

— Она мне снится.

— Это плохой сон… — волхв задумчиво отвернулся, — совсем плохой. Гони его от себя.

— Как же его гнать, если он снится?

Волхв вздохнул и поднявшись, снял со стены пучок травы.

— Засунешь в подушку, когда ляжешь спать, она и уйдет.

Это тоже был вариант — избавить Вадима от наваждений, но Слава ни секунды не забывал о главной цели — найти родственницу загадочной Насти и сделать из нее фотомодель.

— А почему этот сон плохой, расскажите, — попросил он, чтоб беседа не закончилась так быстро.

— Не расскажу! — грубо отрезал волхв, — не ваше это дело.

— А чье?

— Вы, молодые люди, из другого мира, вот, и живите в своем мире. Нас пугает ваш мир — мы в него и не лезем, а вы к нам не лезьте; ничего хорошего из этого не получится. Возвращайтесь лучше в город. Параллельные прямые не должны пересекаться, иначе получится совсем другая математика с физикой — пространство и время будут искривляться в ней совершенно по-другому, и наступит Хаос, и снова Сварог должен будет призвать Триглава, и снова должны будут родиться Белбог, Чернобог и Хамбог, чтоб наступило в мире равновесие.

Вадим видел, как у Славы приоткрылся рот, как он сглотнул слюну, собираясь что-то сказать, но, похоже, не нашел нужных слов. Он и сам потерял мысль от нагромождения странных имен и уверенности, с которой все это говорилось, а волхв, закончив тираду, повернулся и как ни в чем не бывало, вышел, оставив гостей одних.

— Либо у него крыша поехала, либо у меня… — Слава пришел в себя.

— Ничего мы тут не узнаем, — Вадим осторожно вылез из-за стола, держа в руке подаренный пучок травы, — двигаем, на фиг.

На улице по-прежнему светило солнце; по-прежнему на своих холмиках стояли каменные идолы, и вокруг царила та же тишина, что встретила их в первый момент.

— Пошли, — Вадим быстро зашагал к проходу в заборе, и только оказавшись в джипе, оба почувствовали себя увереннее. Они не видели, как волхв стоял в глубине «коровника», задумчиво глядя им вслед.

— Я хренею от таких философских выкладок, — Слава с удовольствием закурил.

— Я тоже, — Вадим понюхал траву, — приятно пахнет, — он разглядывал мелкие завядшие цветочки, — я что-то таких не знаю.

— А ты силен в ботанике? — засмеялся Слава, — мать-и-мачеху от Иван-да-Марьи отличишь?

— Вообще-то нет.

— А в чем тогда дело? Нюхай перед сном, как доктор прописал, и не забивай себе голову. Или выбрось, если хочешь… На хутор поедем или как?

Вадим растер травки между пальцами и высыпал за окно.

— Поехали. Я не знаю, кто такие Белбог и Ченобог, а уж, тем более, Хамбог, и какой Хаос они способны учинить, но я все равно хочу найти эту девочку.

— Слушай, — сказал Слава, когда они уже отъехали от жилища волхва, — а чего ты плел про какие-то сны, а тупо не показал ему фотографию? Во, дед охренел бы! Он, небось, такой порнухи в жизни не видел.

— Кстати, да… — Вадим задумался, но нашел лишь один ответ, и тот не самый удачный, — так ведь хорошая мысля приходит опосля. Я полагаю, возвращаться мы не будем.

Они уже проскочили Волховку и покатили дальше по асфальту мимо луга, по которому приехали сюда.

— Я думаю, с этой дороги должен быть нормальный поворот на Дремайловку, — пояснил Слава, — что-то мне надоело устраивать ралли Париж — Дакар.

— Наверное, должен… итак, что же мы имеем в активе?

— Да ничего нового!.. Дражайшая Анна Никифоровна не сказала ничего полезного, а этот языческий бред я, вообще, во внимание не принимаю… Хотя насчет параллельных прямых он здорово ввернул — сразу видно, по крайней мере, классов восемь закончил. Зато какой у него «ужик»!..

— Мерзкая тварь. Лучше уж кошку завести.

— Лучше. Хотя кошек я тоже не люблю. Однако вернемся к нашим баранам. Думаю, дальше проводить опросы, не имеет смысла. Надо искать зацепки на месте.

— В доме?

— В доме, на участке, на кладбище… Любомудровка, — прочитал Слава на указателе, — здесь мы еще не были, и как-то оно благозвучнее, чем Дремайловка.

Они притормозили около мужика, стоявшего в тени огромного тополя.

— Дремайловка? — переспросил тот, — так вы едете не в ту сторону. Это за правлением направо и до трассы, а потом еще раз направо, и километров шестьдесят.

— Спасибо. Ничего себе, уехали, — удивился Слава, — сколько сейчас времени?

— Почти час.

— Отлично. Полдня потеряно бездарно, а еще пока доедем!..

Они повернули у бывшего правления бывшего колхоза «Путь Ленина», которое, если б не вывеска, можно было принять за большой, заброшенный сарай. Любомудровка закончилась внезапно, как и началась, и они вдруг оказались на знакомой трассе, которую за последние дни выучили почти наизусть.

Когда шум двигателя стих, волхв, которого звали Иваном (уж он-то помнил свое имя, в отличие от всех остальных), вышел из сарая и подойдя к изъеденной временем статуе, опустился на колени; возложил руки на каменную голову и склонился так, что упавшие волосы создали из них обоих одно безголовое, волосатое чудище.

— Мать — сыра земля, — прошептал он, — верни нам мир и покой. Зацвети житом, пшеницей, ячменем и всяким злаком. Насыться смертью, чтоб не вышел никто из твоей утробы. Верни в святилище свою колесницу времени, приспусти покровы таинственного страха и благоговейного неведения, и омойся в священной реке. А рыб, которые станут прислуживать тебе, поглотит река, и наступят радостные дни…

Заклинание неожиданно прервал громкий гортанный крик. Волхв поднял голову и увидел, что на крышу опустилась большая черная птица; открыв клюв и распустив крылья, она приняла угрожающую позу. Волхв убрал с лица волосы, и их взгляды встретились.