Система-84 - Уно Палмстрём

— Ладно, — сказал Бергстрем и протянул дрожащую руку за пером. Расписался он быстро и небрежно.

— Ну вот, — сказал Турен, — теперь мы оба герои.

Бергстрему было страшно. Страшно, как никогда раньше.

Десять минут спустя мужчина лет пятидесяти оставил напечатанный конверт в экспедиции «Дагенс нюхетер». Голова его была черной как вороново крыло.

Но Свен Турен знал, что кое-где уже начинает пробиваться седина.

— Улле Люку, лично, — сказал он.

Улле Люк сидел за пишущей машинкой.

Он работал в «Дагенс нюхетер» много лет, двадцать, кажется. Нет, чуть поменьше.

Он сидел за одним и тем же столом пятнадцать лет и писал на одной и той же машинке. «Улле? Он за своей машинкой», — ответили бы тому, кто спросил, где можно найти Люка.

И сейчас он сидел за машинкой. Пальцы бегали по клавишам, и лишь изредка он отрывался от работы, чтобы распрямить спину " проверить пульс.

Как и большинство журналистов, он сидел за столом неправильно, так что начинала болеть спина. Как и большинство журналистов, чувствовал он себя неважно.

Кто-то вытащил из его машинки наполовину исписанную страницу— «меню» на жаргоне журналистов. У стола стоял Пер-Оке Магнусон и читал незавершенное произведение.

— Могу сказать только одно — тысяча чертей? — произнес он, просмотрев уже готовые страницы — Этого достаточно, чтобы перевернуть все министерство юстиции вверх дном. Жаль, что мы не сможем напечатать это...

Недавняя выпускница института журналистики, двадцатичетырехлетняя Эва Персон, услышав замечание Магну еона, епровшга:

— А почему мы не можем напечатай, это?

У Пер-Оке Магнусона не было настроения обсуждать роль прессы в обществе и отрицательное влияние форм частной собственности на газеты. Правду сказать, настроение у него было препаршивое. Поэтому он заорал:

— К чертовой матери! Нельзя, и все, поймешь через тридцать лет, но тогда будет слишком поздно! — И тут же раскаялся в своей несдержанности.

Его вспышка привлекла, однако, любопытных к столу Люка, который не обратил ни малейшего внимания на. инцидент и продолжая писать. Когда. Люк осознал, что работа в редакции практически прекратилась и все собрались вокруг его стола, то оторвал взгляд от машинки и посмотрел Пер-Оке прямо в глаза.

— Мне кажется, этой газете следует поберечься публиковать ту ложв,, которую, нам. преподнесли на пресс-конференции, — произнес Люк и демонстративно отстукал еще строчку.

— Вы что, не понимаете, как они собираются выпутаться? Утечку из Системы-84 разоблачать нельзя, — тогда министр юстиций будет вынужден выполнить свое ста-

рее обещание. Следовательно, придушавается история • с посольствами. Американское посольство охотно подтверждает. Подозрения направляются на посольства восточных стран. Секретность можно свалить на дипломатическую неприкосновенность. А поскольку ни одна страна не указана конкретно, никто не может дать опровержения. Расчет весьма тонкий. А на самом деле все гораздо проще — один программист, теперь уже убитый, разгадал коды Системы и передал сведения обо всех бывших наркоманах Швеции в руки беззастенчивого оптового торговца героином! — Слушатели передавали тем временем «меню» Люка из рук в руки. Улле постепенно воспламенялся. — А на пресс-конференции статс-секретарь Пер Ульсон нагло врет нам прямо в глаза. Эриксон — король наркотиков — будто бы мифоман и душевнобольной. Эриксон утверждает, что он шпион. Эриксон утверждает, что распространение героина — его рук дело. Вот эго-то последнее — абсолютная правда. Волна героина — именно его рук дело. — Магнусон попытался прервать Люка, но тот не сдался. — Тактика, примененная на пресс-конференции, заключалась в том, чтобы смешать ложь с правдой — самый лучший способ вранья. Все было подчинено одной цели — воспрепятствовать проведению судебного процесса над Эриксоном, поэтому-то они и превратили его так быстро в душевнобольного. Быстро и элегантно. — Он покрутил ус. Сердце громко стучало в груди.

Кто-то пробирался к его столу — это был вахтер с конвертом в руках.

— Улле лично, — сказал он, передавая конверт.

Люк взял конверт, вскрыл его указательным пальцем и, пока окружающие оживленно обсуждали услышанное, быстро пробежал глазами три плотно исписанные странички.

— Не пройдет, Улле, — обратился к нему Пер-Оке Магнусон. — Я нисколько не сомневаюсь, что это правда, весьма типично для этого чертова общества. Но... Я знаю, ты прав. Ты оказывался прав гораздо чаще, чем другие. Но это не пройдет. Все затронутые стороны — министерство, полиция, в общем, вся шарашка — немедленно выступят с опровержениями. И что мы тогда имеем? Сведения, добытые Улле Люком. Результат? Унизительные извинения. Для такой штуки, Улле, на руках должна быть козырная карта. Она у тебя есть?

Все это время Улле продолжал читать.

— Разумеется, — ответил он. — Конечно же, есть.

Вот она. — Он бросил листки на стол. Магнусон взял их и начал читать. — Я знаю правила игры, Пер, — продолжал Люк. — Теперь у нас есть два человека, подтверждающих — изнутри, так сказать, — истинность этой истории. Не один, а два. Т-урен и Бергстрем. Тыл обеспечен. А Свенне сделал парочку отличных снимков.

Магнусон дочитал, хрюкнул и с нежностью посмотрел на Улле.

— Чертушка! Таки добился своего. Уж теперь я прослежу, чтобы наши добродетельные подписчики скушали этот материальчик на завтрак.

Он забрал готовые страницы. Улле Люк погрузился в работу.

Люк как раз успел дочитать главу «Накопление капитала», когда раздался звонок в дверь. Он отшвырнул книгу — видимо, ему так и не удастся ее одолеть. Но кто бы это мог быть так поздно?

— Привет.

— Не может... Привет. — В голосе Люка слышалась растерянность.

На пороге стояла Мария Гранстрем, и вид у нее был такой, словно она явилась из центра прививок, где ей вкатили пару тысчонок международных единиц всех имеющихся в мире витаминов.

А время, между прочим, полпервого. Ночи!

— Можно войти?

— Конечно, можно.

■— Понимаешь, я позвонила тебе сегодня на работу... Да не смотри ты так странно... Как догадываешься, тебя уже не застала. Но я говорила с очень смешным парнем... Магнусоном. И он сказал, что ты ушел домой.

— Я... Я...

— А потом он спросил, не безразличен ли ты мне, и если нет, мне надо поехать к тебе, взять тебя под свою опеку и проследить, чтобы ты не пил.

— Очень похоже на Пера.

Мария сняла куртку. С ее приходом как будто свежий воздух с улицы ворвался в квартиру. Ночной визит начинал явно нравиться Люку.

Она с любопытством огляделась.

— Вот, значит, как ты живешь.

В квартире был относительный порядок. Люк убирал несколько дней назад.

На гостье были джинсы и свитер. Глаза ее светились любопытством.

— Чем занимаешься? — спросила она.

— Читал, — ответил Люк и показал на книжку.

— Ой, ты читаешь такие трудные вещи?

— Да вот так как-то, — сказал он и скромно развел руками.

— Я тоже пыталась несколько раз приняться за эту книгу, но уж больно там все сложно.

— Она лежит у меня на ночном столике уже полгода.

— Ну и ну.

— ...а прочитал я всего пятнадцать страниц... И рассказать содержание этих страниц не могу.

Мария засмеялась, а Люк почувствовал прилив гордости — не стал-таки хвастаться своей ученостью. Конечно, он нахватался всяких там левых идей, мог при случае щегольнуть мудреными терминами, высказать свою точку зрения по тому или иному поводу, но настоящих знаний ему не хватало.

— Хочешь... чаю?

— Спасибо.

Готовя на кухне чай, Люк думал о Марии. Что он о ней знал? Почти ничего. Как обычно, рассказывал тогда, в ресторане, о своей работе только он. Она, наверное, не могла и словечка вставить. До того, как посадила его в такси. «По ложке заварки на чашку и одну на чайник», — его мысли переключились.

Из гостиной послышалась музыка. Люк улыбнулся, узнав старую запись с Карл-Эриком Нурином и Силь-Я-Блу Нильсоном.

Мария выглядела такой свежей и здоровой, что Люк больше, чем всегда, почувствовал себя старым и усталым. Ее каштановые прямые волосы, вздернутый носик и ясные глаза навели его на мысль о том, что его жизнь кончена. Впрочем, может, и не совсем...

Проходя в передней мимо зеркала, он взглянул на себя. Зрелище было неутешительное: лицо с большими синеватыми мешками под глазами, неухоженными усами и торчащими ушами. Выше имелась и начинающаяся лысина, он знал это, но, слава богу, в зеркале ее видно не было.

Мария улыбнулась ему.

«Сорок три — разве это возраст?» — подумал Люк, пытаясь взбодриться.

16 Зарубежный детектив 241

Оли допили чай.

— Ну, — сказала Мария, — что это такое ты натворил, что Магнусон приказал мне явиться сюда?

— А иначе бы ты не пришла?

— Нет, по крайней мере, не так вот сразу. Я звонила узнать, не хочешь ли ты как-нибудь встретиться со мной. Ты мне ведь сказал, что тебя можно застать в редакции допоздна, поэтому я и позвонила поздно. Мне... мне было очень одиноко. — Она рассматривала свои руки.