Стихи и проза - ИГОРЬ ИРТЕНЬЕВ

А на прощанье лидеру их племени,

Чтоб родины поднять авторитет,

Торжественно вручил я бюстик Ленина,

А он мне – банку „Гиннесса“ в ответ.

Из хорватского дневника II

На полу стоит кроватка,

Маленькие шишечки,

А на ней лежит хорватка,

Маленькие сисечки.

Как это исстари ведется

Как это исстари ведется

И в жизни происходит сплошь,

Он незаметно подкрадется,

Когда его совсем не ждешь.

И ты узришь в дверном проеме

Его суровые черты

Во всем пугающем объеме

Их абсолютной полноты.

„Коммерсант“ сегодня – не просто газета,

„Коммерсант“ сегодня – не просто газета,

„Коммерсант“ – это ужас сплотивший нас.

Я всю свою звонкую силу поэта

Тебе отдаю, атакуемый класс.

Кинут властью, раздавлен дефолтом,

На „Фольксваген гольф“ поменявший джип,

Серпом – по яйцам, по пальцам – молотом

Сполна получивший, ты, верю, – жив!

Тебе ли быть истории шлаком?

Не ты ли удачу держал за грудь?

Путь твой, отмеченный твердым знаком,

Сегодня единственно верный путь.

Шагай же вперед, generation P,

Как завещал великий Пелевин,

Дружбу свою с газетой крепи,

Читай „Коммерсант“ без унынья и лени.

Хочу, чтоб ты из широких штанин,

Из рук отцов приняв эстафету,

Не шприц доставал бы, не кокаин,

А газету. Причем, не любую – но эту!

Лежишь бессонными ночами

Лежишь бессонными ночами

И вспоминаешь со стыдом,

Как пил вчера со сволочами

И приглашал мерзавцев в дом.

А завтра те же мизерабли,

Хоть повод вроде не даешь,

Тебе протягивают грабли,

И, что ж вы думаете? Жмешь.

Максимыч справный был служака

Максимыч справный был служака,

Все вроде делал по уму,

Как и положено, однако

Не пофартило и ему.

Хотя в его сужденьях резких

Порою громыхал металл,

Он избегал движений резких,

Он вообще их избегал.

Он улыбался крайне редко,

Был нрав его местами крут,

Таких берут с собой в разведку,

Хотя и не таких берут.

Он дипломатом был неслабым,

Он все планету облетел,

А если тяготел к арабам,

То кто же к ним не тяготел.

Непроницаемый как Будда,

На мир взирая тяжело,

Он все надеялся на чудо,

Но чуда не произошло.

Международные бандиты

Международные бандиты

Всех рангов, видов и мастей,

Пытались навязать кредиты

Стране застенчивой моей.

Хоть ей выламывали руки

И раздевали догола,

Она терпела молча муки,

Но, стиснув зубы, не брала.

И все же, опоив дурманом,

Под сладкий рокот МВФ,

Кредит всучили ей, обманом

Сопротивленье одолев.

Кто ж соблазнив ее халявой,

Потом использовал вовсю?

Французик жалкий и вертлявый,

Плешивый щеголь Камдессю.

Простоволосая, босая,

Она лежала на стерне

И, губы черные кусая,

Сжимала деньги в пятерне.

Напрасно вкруг нее сомкнувшись,

Толпились подлые враги,

В надежде, что она, очнувшись,

Начнет им возвращать долги.

Но нет, не такова Россия,

Она свободна и горда.

Ей можно что-то дать насильно,

Но взять обратно – никогда.

Моя неизбывная вера…

Моя неизбывная вера

Незнамо в кого и во что

Достигла такого размера,

Что еле влезает в пальто.

Такого достатка картины

Рисует рассудок больной,

Что пламенный лох Буратино -

Печорин в сравненье со мной.

И глаз не смыкая бессонных,

Мечтаю всю ночь в тишине,

Как в белых солдатских кальсонах

Спешит мое счастье ко мне.

Народ. Вход-выход

Когда я вышел из народа,

Мне было двадцать с чем-то лет.

Оставлен напрочь без ухода,

Небрит, нечесан, неодет,

Я по стране родной скитался

Пешком, голодный и худой,

Сухою корочкой питался,

Сырою запивал водой.

Но годы шли, летели годы,

Короче, где-то через год,

Наевшись досыта свободы,

Решил я вновь войти в народ.

Ему я в пояс поклонился,

Как пионеры Ильичу:

Прости, народ, я утомился

И снова быть в тебе хочу.

Прими меня в свои объятья,

Свои холщовые порты,

Готов за это целовать я

Тебя, куда укажешь ты.

Прости мне прежние метанья,

Мои рефлексии прости,

Прости фигурное катанье

На трудовом своем пути.

Ты дан навеки мне от Бога,

Ты мой навеки господин.

Таких, как я, довольно много,

Таких, как ты, – всего один.

Кто есть поэт? Невольник чести.

Кто есть народ? Герой труда.

Давай шагать с тобою вместе

По жизни раз и навсегда.

Так я стенал, исполнен муки,

В дорожной ползая пыли,

И, видно, пламенные звуки

Куда положено дошли.

Внезапно распахнулись двери

С табличкой „Enter“ т. е. „Вход“,

И я, глазам своим не веря,

Увидел собственно народ.

Он мне совсем не показался,

Хоть дело было ясным днем,

Он как-то сильно не вязался

С расхожим мнением о нем.

Он не был сущим и грядущим

В сиянье белоснежных крыл,

Зато он был довольно пьющим

И вороватым сильно был.

Я ослеплен был идеалом,

Я в облаках всю жизнь витал,

А он был занят черным налом

И Цицерона не читал.

Он не спешил в мои объятья,

И тут я понял, что народ

Есть виртуальное понятье,

Фантазии поэта плод.

И понял я, что мне природа

Его по-прежнему чужда,

И вновь я вышел из народа,

Чтоб не вернуться никогда.

О, дай воспеть мне силы, муза…

О, дай воспеть мне силы, муза,

Как натянули мы француза,

Последний ухвативши шанс,

В тот славный день на Стад де Франс.

Мы долго молча отступали,

Очки теряя на бегу,

И, наконец, туда попали,

О чем при детях не могу.

Но тут пружина распрямилась,

И, катастрофу упредив,

Явил Господь внезапно милость,

Свое наличье подтвердив.

Ликуй, великая Россия!

Твои отважные сыны,

Полураздетые, босые,

Не абы как, не хоть бы хны,

Но в самом логове злодея

Ему вогнали в сердце кол.

Так славься ж, Русская идея,

Под гордым именем Футбол.

От униженья и обиды…

От униженья и обиды

Тряслась страна буквально вся,

Следя, как прихвостни Фемиды

Сломить пытались Михася.

Но не дождался враг добычи,

И показав Фемиде хрен,

Откинулся намедни с кичи

Простой российский бизнесмен.

И снова дышится легко нам,

И сердце рвется к облакам,

Наш бизнес чист перед законом,

Поскольку он в законе сам.

Прелюдией Баха хоральной…

Прелюдией Баха хоральной

Наполнив квартиры объем,

Душой ощущаю моральный

Последнее время подъем.

Казалось всегда – на фига нам

Унылый напев немчуры,

А ныне, пленен Иоганном,

Иные постиг я миры.

За ангелов дивное пенье

У райских распахнутых врат,

За дивные неги мгновенья

Спасибо, далекий камрад.

Затянут рутины потоком,

Воюя за хлеба кусок,

Я редко пишу о высоком,

Хотя интеллект мой высок.

Но чувствую в области паха

Предательский я холодок,

Едва лишь прелюдии Баха

Заслышу протяжный гудок.

Средь шумной халявной тусовки…

Средь шумной халявной тусовки,

Где запросто вилки крадут,

Я встретил небесной фасовки

На диво стерильный продукт.

В углу притулившись несмело

На периферии стола,

Она нечто постное ела

И легкое что-то пила.

Взирая на хрупкое чудо,

Мешая с бурбоном вино,

Я думал – откуда, откуда

Она здесь, вернее, оно?

Что общего в ней с этим местом,

Где зверя витает число?

Каким, извиняюсь, зюйд-вестом

Ее в сей вертеп занесло?

Меж тем запустили цыганов,