Не бойтесь свободы - Василий Калужанин

Диалог Тысяча Двадцать Четвертый

1 марта 1989 года. Москва. ЦПК и О

имени Горького. На качелях стоит лысый

комбинатор. Два крепыша, засучив

рукава, раскачивают отдыхающего.

Крепыш постарше толкает вправо,

молодой - влево. На лицах толкачей

черным по красному написано: "Сибирь +

Урал = Ставрополье".

МИХАИЛ. На нас смотрит весь мир. От исхода твоей компании, Борис, зависит очень многое. БОРИС. Все будет нормально, Михаил Сергеевич. Считайте, что депутатское место у меня в кармане. МИХАИЛ. Нужно, чтобы ты сплотил вокруг себя всех диссидентов. Когда они в куче ими легче управлять. БОРИС. Кучу-то я соберу. А вот что дальше с ней будем делать, как ею управлять? Для того, чтобы сохранить свое влияние, я должен находится в постоянном дрейфе влево. Даже если вы меня исключите из партии, я левее уж некуда, они будут требовать все новых и новых поступков. МИХАИЛ. Нужна долгосрочная продуманная программа. Нам нужен свой народный фронт, но без таких генералов, как Сахаров и К^. БОРИС. А не перегнем палку с этим народными фронтами? При определенных обстоятельствах они могут выйти из под контроля. МИХАИЛ. Они и так выйдут. Тут вопрос только времени. Нам нужно время, много времени для того, чтобы очистить партию от старой гвардии. Нам нужна чистая партия. БОРИС. Боюсь, что одной чисткой здесь не обойдешся. Нужна массовая галлюцинация. Нужно, чтобы люди поверили, что это совсем не та партия, что это совсем другая партия. МИХАИЛ. Да, я много думал об этом. По-хорошему нужен грандиозный раскол на два фракции. Раскол с боевыми трофеями. БОРИС. Может быть, мне на этом сосредоточится? МИХАИЛ. Нет, твое дело - выиграть время. Надо превратить наш парламент в народный цирк. БОРИС. Чего-чего, а это сделаем. МИХАИЛ. А я потихоньку буду готовить партию к самоочищению. БОРИС. А может, открытую чистку провести? МИХАИЛ. Рановато. Сейчас, чего доброго, и нас с тобой вычистить могут. БОРИС. Ну, это вы преувеличиваете. Меня, конечно, могут. Тем более сейчас. А вас нет. У вас слишком большой авторитет в народе. МИХАИЛ. Эх, Борис, Борис. Причем тут народ? Ты людям нашим скажи сейчас, что мыла нет, потому, что все на Раису Максимовну уходит, так и задумаются. А после этого смести меня и на следующий день дешевой парфюмерией магазины завали, вот они и поверят. Мой аторитет держится постольку поскольку я от партаппарата себя умудряюсь отделить, создать иллюзию, что он - это он, а я сам по себе. А сам держусь только постольку поскольку я на этот аппарат опираюсь. Вот и попляши тут: одной ногой на партспине стоять надо, а другой делать вид, что бьешь по тому месту, на котором эта спина держится. БОРИС. Сегодня, я думаю, вряд ли кто рискнул бы занять ваше место. МИХАИЛ. Только поэтому и держусь. Старые методы оболванивания масс притупились, а новые еще не отточены. В такие периоды нужны политические юродивые, а не вожди. А мне приходится работать по совместительству. БОРИС. Если вы играете, то вы - гениальный актер. Очень похоже. МИХАИЛ. На кого? На юродивого или вождя? БОРИС. Судя по зарубежным отзывам, вы вождь. МИХАИЛ. Да, а судя по нашим - юродивый. Ты прав. Запад создает мне ореол великого реформатора для того, чтобы плевки нашего народа можно было выдать за неумелое чмоканье. Они думают, что я их отблагодарю за это. БОРИС. А чем вы можете отблагодарить? МИХАИЛ. Ну, например, не трогать Венгрию или Польшу. БОРИС. Но вы же и так их не трогаете. МИХАИЛ. Да, но не в знак благодарности, а потому, что сил нет. Свое того и гляди расползется. Тут уж не до пролетарского интернационализма - свое бы удержать. БОРИС. Если мы будем только защищатся, то проиграем наверняка. Зря вы вывели войска из Афганистана. Уж если выводить их, то тогда в Польшу или в Венгрию надо было. А лучше и там оставить, И туда ввести. МИХАИЛ. И ты туда же. Вас с Егором спаровать, вы бы завтра на всей земле одну большую коммуну устроили. Время не то, Борис, время не то. Сейчас все с оглядкой делать надо, а не то можно и державу развалить, и себя погубить. Вот и выборы эти надо провести так, чтобы и удар по партии нанести и самим уцелеть.

БОРИС. Что-то я совсем запутался. То вы говорите, что без партии нам нельзя, а то удар по ней наносить собираетесь. МИХАИЛ. Здесь нет никакого противоречия. Нужно развалить старый аппарат и на его обломках создать новый, более прочный. И при этом надо самому под эти обломки не угодить. Вспомни Хрущева: головастый мужик был, а вот его и съели. А вот Брежнев был аппаратный генерал гений, но в этой своей гениальности настолько закоснел, что забыл, кто он и зачем. БОРИС. По-моему, вы преувеличиваете роль аппарата. Главное, чтобы лидер подходящий был, чтобы люди ему верили и шли за ним. МИХАИЛ. Ты это на себя намекаешь? БОРИС. И на вас тоже. МИХАИЛ. Спасибо, что в компанию взял. Лидер нужен тогда, когда есть куда вести и причем не очень далеко. А если вести некуда, или если цель, как линия горизонта, все время отступает, то нужен не лидер, а вождь, который один знает куда и как. Но вождь не всесилен. Он может только ослепить на время. А чтобы поддерживать это ослепление более или менее постоянно, и нужен аппарат. В конечном счете любое ослепление проходит и наступает кризис идеологии, что мы сегодня и переживаем. И чтобы спасти идеологию, необходимо пожертвовать старым аппаратом, что я сейчас и пытаюсь сделать. Спасая идеологию, я спасаю партию, я спасу Россию. Многим бы хотелось видеть меня в роли отпевалы последней империи. Шишь вам с маслом, господа хорошие. Вы еще ко мне за благословением приползать будете (кричит). Я ведь и отказать могу! Я вам еще покажу кто такой МИХАИЛ II (плачет). БОРИС. Успокойтесь, Михаил Сергеевич, Черт с ним, с этими вражинами. Со своими давайте лучше разберемся. После того, как вы Егора Кузьмича на сельское хозяйство перевели, он совсем поправел. Дояркам прохода не дает. А ими сейчас все больше мужики работают, вот и получается, что ни поездка на ферму, то конфуз. МИХАИЛ. А Никонов куда смотрит? Я же его специально к Егору прикрепил. А с чем он к мастерам машинного доения пристает? БОРИС. Требует, чтобы от каждого козла не меньше 6000 литров молока в год было. А то, говорит, я вас сам доить буду. МИХАИЛ. И доит? БОРИС. Доит. МИХАИЛ. И даются? БОРИС. Дояры-то разбегаются, так он на секретарях обкомов и райкомов норму выполняет. ЕГОР. Борис, ты не прав. До нормы еще далеко. МИХАИЛ. Мало мы женщин на руководящую партработу выдвигаем, вот что я вам скажу. Если бы у нас секретарями бабы работали, смотришь никакого конфуза и не было бы, одна обоюдная приятность.

Диалог Тасяча Двадцать Пятый

6 апреля 1989 года. 00 часов. 00

минут. Москва. Александровский сад.

Могила Неизвестного солдата.

СОЛДАТ. Неужели ситуация настолько безнадежна, что остается только зубоскалить? ОГОНЬ. Слишком много надо менять сразу, а эта задача не под силу ни одному народу, тем более нашему. СОЛДАТ. Сказочная ситуация: либо все головы разом руби, либо лучше в бой не ввязывайся. И все-таки? ОГОНЬ. Империи не только рушаться, они еще и разваливаются. СОЛДАТ. Да в том-то и беда, что как раз на развалинах коммунисты чувствуют себя, как рыба в воде, это их стихия. Любой развал, любая разруха им только на руку. ОГОНЬ. Ты не учитываешь то, что партия тоже разваливается. И если она будет распадаться быстрей, чем сама империя, то есть шанс на успех. СОЛДАТ. Что-то я не замечаю распада государственной партии. По прежнему очереди на прием, по-прежнему рост ее рядов. ОГОНЬ. Сегодня в партию идут только для того, чтобы обеспечить льготные условия для личного существования. А чем больше членов, при нашей бедности, тем меньше льгот. Рост партии съедает основы ее же существования. Это, собственно, уже и не партия, а что-то вроде клуба любителей игры в жмурки. Любой ее член может исповедовать любую идеологию от фашизма до анархизма. Единственное, что от него требуется, это сохранять инстинкт повиновения, то есть готовность выполнить любую бессмысленную работу по указанию вышестоящего органа. И тогда, когда рост объема такой работы начинает отставать от роста численности желающих ее выполнять, развал становится неминуем. СОЛДАТ. Но это неуправляемый прцес. Получается, что опять надо сидеть и ждать у моря погоды. ОГОНЬ. Зачем ждать. Надо действовать. Развал государственной коммунистической партии можно ускорить созданием негосударственных коммунистических партий. Приче легальных партий. СОЛДАТ. Это утопия. Государство в корне пресечет любую попытку создания других партий. ОГОНЬ. Других, да! Но запретить коммунистические партии им будет не так-то просто. Сейчас складывается такая ситуация, когда некоторые коммунисты выходят из партии, разочаровавшись в ее политике. Вот этим и следует воспользоваться. СОЛДАТ. Но таких людей единицы. ОГОНЬ. Их будет намного больше, если будет куда уходить. Что сейчас пугает тех, кто не считает эту партию своей? Пугает судьба изгоя. А вы дайте ему такую организацию, куда он бы мог перейти не меняя формально свою окраску. И он пойдет в нее. СОЛДАТ. Но ведь от этого реакция государства на его поступок не изменится, даже станет более жесткой. ОГОНЬ. Государственной коммунистической партии очень трудно будет воевать с негосударственными коммунистическими партиями. Трудно хотя бы потому, что Программа и Устав их будут совпадать за исключением некоторых организационных нюансов. СОЛДАТ. А может быть, проще пойти по пути польской "Солидарности"? ОГОНЬ. Это совершенно разные вещи. Одно не может заменить другого. Русскую "Солидарность", равно как и украинскую и грузинскую и.т.п. созавать придется в любом случае. Образование же параллельных коммунистических партий может значительно облегчить процес возрождения профсоюзного движения. СОЛДАТ. А почему сразу не выступить в качестве самостоятельной некоммунистической партии, социалистической, например? ОГОНЬ. Силенок не хватит. Сразу сомнут. Да и народ наш не готов к открытой борьбе. Максимум на что его сегодня хватит, так это на поддержку неформальных коммунистов. Стихийно люди делают это и сейчас. Предвыборная кампания Бориса Ельцина - яркое свидетельство этому. Этот стихийный процесс и надо организовывать. СОЛДАТ. Хорошо, а к чему это приведет? ОГОНЬ. Простые коммунисты, которые не связаны напрямую с преступлениями партии против народа, получают возможность мирно уйти с политической арены, где они вынуждены были играть роль буфера между трудящимися и государственным аппаратом. В государственной партии остануться только те, для которых членство в ней неразрывно связано с иих местом на государственной службе, в основном так называемая интеллигенция. СОЛДАТ. Но этого тоже достаточно много, чтобы сделать вид, что ничего особенного не произошло. Обзовут этот процесс обновлением партии и все дела. ОГОНЬ. Правильно. Но параллельные компартии уже со счета не сбросишь. За ними будет большинство страны. СОЛДАТ. Большинство играет роль только в демократическом государстве. У на же большинство это не политическое, а чисто арифметическое понятие. ОГОНЬ. Согласен. Реальная демократия может быть основана только на реальной собственности и на реальной борьбе масс за свою собственность. Здесь у нас самое тонкое место. Пройдет мнрго лет, прежде чем наши трудящиеся научатся защищать себя от своего государства. Ноучить этому надо уже сейчас. Это самая трудная, но и самая благородная работа. СОЛДАТ. Что же конкретно нужно делать? ОГОНЬ. Во-первых, необходимо государство кооперировать значительную часть государственной собственности. Здесь все средства хороши: и политические, и экономические. Рабочим же надо доказать, что без своей, хотя и полуформально своей собственности их экономическая борьба обречена на провал. Государство предвидит опасность кооперирования и старается всеми средствами дискредитировать кооперативное движение, превратив кооператоров в легальных спекулянтов, и вызывая на них таким образом, гнев населения, чтобы потом по просьбе трудящихся прикрыть кооперацию вообще. Трудно, очень трудно будет доказывать, но надо убедить рабочих в том, что действительная кооперация начинается только тогда, когда начинается конкуренция. Надо не дать им попасться на государственную удочку, надо показать им, что действительная кооперация начинается только тогда, когда рабочие берут ее под свою защиту, берут ее в свои руки. СОЛДАТ. Но в любом случае государство оставит за собой решающее слово: быть или не быть кооперации, быть или не быть конкуренту государственной собственности. ОГОНЬ. С потерей части своей собственности государство попытается чисто политическими средствами сохранить свою долю в общественной кормушке, но сделать это ему будет гораздо труднее, чем раньше, когда владело всей собственностью. На базе крупной кооперативной собственности неизбежно будут создаваться политические структуры, организующие борьбу трудящихся как за свою кооперативную собственность так и за то, чтобы государство не объедало общество. СОЛДАТ. Слишком неравная борьба. ОГОНЬ. Надо учесть, что само государство под действием этого общественного давления начнет постепенно приспосабливаться к новым условиям. Среди гигантского госаппарата начнется конкуренция в рамках этого аппарата. Для того, чтобы справится со своей новой ролью, он вынужден будет сокращатся. СОЛДАТ. Сами себя они никогда сокращать не будут. ОГОНЬ. Да, но тогда оно будет вынуждено само себя кормить. А этого государство никогда не умело. Да и никогда этому не научится. А потом, нельзя смотреть на наше государство, как на какого-то монстра, свалившегося к нам с Луны. Нет. Породило его то самое общество, которое само позволило ему из мальчика на побегушках превратиться в прожорливого тирана. Любое нормальное государство стремится поработить общество, которое его породило. Это - закон развития любого государства. В свою очередь, любое здоровое общество стремится подчинить себе государственный аппарат, сделать его своим послушным орудием. Это тоже закон! И только в непрерывной борьбе между этими противоположными стремлениями рождается и процветает цивилизованная жизнь. Если же общество лишается экономических средств и основанных на них политических структур, которые делали бы государство управляемым со стороны общества, то возникает специфическая общественная болезнь называемая фашизмом. СОЛДАТ. От того, что диагноз поставлен, легче не становится. ОГОНЬ. Легче нет, но яснее. Лечение не из легких. Все взаимосвязано, миллион факторов. На нашей стороне один могучий союзник - национальное движение в союзных республиках и других регионах Империи. Большевики использовали интернационализм, чтобы сколотить гроб для России, а сегодня эти национальные "гвозди" превращаются в мощные пружины освобождения. Фашизм нетерпелив, он будет стремится заткнуть сразу все образовавшиеся бреши, а от этого он сам будет расползаться на куски. Если удастся растащить его по национальным квартирам, он задохнется. Задохнется от своих жертв.