Одна против зомби - Виктор Гламаздин

— Так ведь в жизни по-разному бывает, Пал-Никодимыч, — я быстро вернула портрет на место. — Сегодня густо, а завтра пусто. Тьфу! То есть, наоборот: завтра груды золота и брильянтов на платиновом блюде и фонтан из шампанского в «Савое», а пока — ни шиша.

— У тебя за все лето — только «ни шиша», — Пал-Никодимыч ткнул пальцем в дату моей последней удачной сделки.

— Это у меня-то?! — на всякий случай возмутилась я.

— У тебя-то! — Пал-Никодимыч встал и ударил папкой по столешнице.

— У меня-то?

— У тебя, у тебя, Лодзеева, не сомневайся.

Глава 3. Правильный мужик Парето

Помню, задумалась я тогда над словами шефа.

Да, он, конечно, засранец и придира, но сейчас, откровенно говоря, он был абсолютно прав. Летом я и в самом деле не смогла продать ни одного серьезного полиса, несмотря на то, что моталась по столице, как оглашенная.

Моталась, моталась и замоталась так, что нервы все сожгла.

И тут попалась мне брошюрка, где рассказывалось о Принципе успеха экономиста и социолога Вильфредо Парето. И как только оную прочитала, я поняла, что все это про меня и для меня.

Парето был правильный мужик и не тратил время на впаривание публике разной гештальт-пурги и фрейдизма-бихевиоризма и прочего структурализма. «Други мои, — говорил старина Парето, — не надо надрывать пупок выше собственной крыши, иначе она поедет, шурша шифером и хрустя черепицей.

Запомните на всю оставшуюся жизнь, сестрицы, лишь 20 % усилий приносят нам, как тормозам, так и торопыгам, 80 % результата, а остальные 80 % усилий — полный отстой и с трудом натянутые на уши 20 %».

То есть, ежели сосредоточится не на том, как и что делать, а на вопросе: «А на фига делать?», то можно будет подобрать для себя такой набор действий, которые сократят объем лишней суеты и шаманских плясок на пустом месте до минимума, увеличив до максимума навар и пользу для душевного здоровья.

При этом (согласно графической Кривой успешности все того же Парето) из каждой ситуации можно снять сливки только до определенного уровня. А дальше сколько не вкладывайся, эффекта не будет, хоть тресни.

Эх, если бы я знала про все это, то ни за что бы не стала постоянно цапаться с Толиком. Ибо поначалу он поддавался на мои скромные требования, а потом — бац! — и мы с ним расплевались. Видать, я выжала из ситуации все, что она могла дать, и дальнейшее повышение ставок было совершенно бессмысленно.

Ну ладно я, человечек контуженный кинематографом и обремененный сверхчувствительностью натуры. Пропащий, одним словом, человечек. Вычеркнутый из списка получателей сладких пряников от небесной инстанции.

Так ведь не во мне дело, сестрицы, а в вас. Вечно вам неймется довести ситуацию до предела.

Дали вам зарплату в тысячу долларов в месяц — пищите: «Мало! Дай пять!» А потом, мыкаясь по коридорам биржи труда, думаете: «Блин, надо было сначала новую работу присмотреть, а потом уже наезжать на начальство насчет прибавки жалования.

Дали вам мужика, так радуйтесь, а не гундите, мол, он для вас слишком небрутальный. А вот когда он по пьяни даст вашем милой мордочкой о стену, тогда только поймете, что лучше быть живой и здоровой с небруталом, чем мертвой и покалеченной с отморозком.

Поймите, все ваши стервозные заморочки — не ваши нутряные чувства, а навязанный с детства поведенческий стереотип. С ним вы — полуфабрикат для обработки повелителями зомби.

Ведь ясно и пьяному ежику, что захват повелителями зомби мозга человека успешнее всего идет тогда, когда у человека слишком много нерешенных проблем, большая часть из которых надумана, а остальная появляется из-за того, что человек тратит слишком много времени и сил на эти надуманные проблемы.

Будущие жертвы повелителей живут не по своей воле, хотя им-то как раз кажется, будто самостоятельней их нет никого на свете. Увы, они вечные исполнители чужой воли.

Их видно среди толпы: бредут, сутулясь, заискивающе глядя на встречных — рабы повелителей зомби.

А вот других, тех, кто идут весело и бодро, скользя оценивающим взглядом по окружающим их пиплам, фиг прозомбируешь. И именно за их души и идет постоянная война в подлунном мире.

«Столько Толик одних только баблосов на меня потратил, — вздохнула я. — А сколько я на него времени и чувств!? И что? Неужто все зря!? Неужто я себя будущее счастье поломала? И из-за чего? Из-за работы. Так на фига мне такая работа? Гм… А на фига мне такое увольнение?

Вдруг, появилось у меня, сестрицы, внутри организм ощущение неминуемого приближения к катастрофе, к чему-то до ужаса страшному. У меня аж испарина на лбу выступила от дрожи в правом колене.

Кстати, о работе и увольнении. Давайте, сестрицы, вернемся в кабинет Пал-Никодимыча.

Ибо, не зная моего с ним разговора, вам ни за что не понять, ради чего я приперлась в столь жуткое место, как «ИNФЕRNО», в эту таинственную шарагу, где резвятся, делая огромные бабки на мертвецах, мастера замогильных искусств…

Глава 4. Не очкуй, Лодзеева!

Заметив, что портрет основателя ОВО «ЛАДИК» перевернут и П.П. Прушкин висит вверх ногами, словно Бенито Муссолини в 1945-м на площади Милана, Пал-Никодимыч с подозрением посмотрел на меня.

«Блин!» — мысленно выругался я. — Интересно, как же это я так в легкую ухитрилась повесить Прушкина вниз башкой? Получается, рамка у портрета заточена под вешание как сверху верхом — снизу низом, так и низом сверху — сверху низом. Не исключаю, что нашего босса можно вешать даже левым боком к правому и правым боком к левому.

Я с наигранной задумчивостью на лице развернулась и села на прежнее место, делая вид, что не имею к наглому надругательству над священным обликом П.П. Прушкина никакого отношения.

— А ведь мы, к твоему сведению, Лодзеева, не просто с-страховщики, а еще и с-сотрудники особого маневренного отдела, — проговорил Пал-Никодимыч, пытаясь вернуть портрету нормальное положение. — А что в нем должны делать с-сотрудники?

Попытка Пал-Никодимыча придать изображению П.П. Прушкина соответствующее его рангу положение на стене привела к тому, что из нее вывалился вместе с дюбелем шуруп, на котором должен был висеть портрет главы ОВО «ЛАДИК».

— Любить своего начальника по три раза в день, — ответила я шефу и тут же уточнила: — В хорошем смысле любить. Платонически. Мои британские коллеги доказали.

— Не угадала.

Пал-Никодимыч положил портрет П.П. Прушкина на стол. Полез в нижний ящик стола. Вытащил оттуда молоток и жестяную банку с гвоздями. Достал из нее самый крупный из них. И приготовился вбить его в стену.