Мой-мой - Владимир Яременко-Толстой

Гадаски – хитрая лиса. У него хороший нюх и интуиция. Вот и теперь он ориентируется мгновенно, решив, что его нынешний образ на образ английского фотографа Тима Гадаски не дотягивает, а на образ Александра – ассистента Владимира Яременко-Толстого тянет вполне. Поэтому он в мгновение ока превращается в Александра. Наверное, я никогда не перестану удивляться хамелеонству и ловкости этого человека.

Гадаски – авантюрист высокого класса, класса Остапа Бендера – сына турецкого подданного и двух русских писателей Ильфа и Петрова. Но Гадаски – не выдуманный персонаж, а живой человек и в этом его преимущество перед Остапом Бендером. Остап Бендер уже ничего не сможет придумать, а Гадаски сможет.

Бабушка уходит. Девушки не соглашаются сказу же фотографироваться голыми, а только полураздетыми. Поэтому мы их фотографируем в шубках, под шубками они все равно голые. Хорошо, что их две, это позволяет выстраивать из них интересные композиции. Теперь на звонки отвечаю я.

Очевидно, объявление, данное Гадаски, настолько невнятно, что нам звонят по любым поводам. Вот звонит девушка, которая хочет, чтобы мы написали портрет ее мамы на холсте маслом с фотографии, причем недорого.

– Что значит – недорого? – любопытствую я, хотя писать маслом портрет ее мамы я не согласен ни за какие деньги.

– Ну, рублей за пятьсот! Я хочу сделать ей подарок на день рождения!

И тут меня осеняет:

– Знаете, я за это сам браться не стану, а вот мой друг художник

Будилов вам такой портрет напишет! Давайте мне ваш номер телефона, я с ним поговорю, и он вам перезвонит.

Заказ на портрет – это подходящий повод, чтобы позвонить Будилову.

– Мне как раз деньги нужны, – говорит он, – хотя пятьсот рублей за портрет маслом это не так уж и много, но что делать, если семью кормить нечем? Я ж как-никак, а все-таки художник!

Я диктую ему номер телефона, а затем сообщаю о наших планах на субботу.

– А соседей мы куда денем? – скептически спрашивает он.

– Об этом я уже подумал. Мы спонсируем детям поход в закусочную

"Кошкин дом" на мороженое, а женщинам и мужчинам – в рюмочную на Белинского.

– Ну, в таком случае их долго упрашивать не придется! А мне-то самому можно будет остаться?

– Тебе, конечно, можно. А чтобы тебя по поводу рюмочной сомнения не мучили, мы тебе после нальем.

– Считай, что уговорил! Можешь полностью на меня положиться! С соседями я уже прямо сегодня переговорю. Они теперь этой субботы как евреи ждать будут!

С Будиловым я договорился. Теперь важно все тщательно подготовить и правильно организовать. Очевидно, придется подключать Веру, ведь ее девочки привыкли позировать перед камерами голенькими. Надеяться на "авось" нам нельзя. Во всем должна быть четкая режиссура. Мы с Гадаски начинаем подробное обсуждение деталей.

Тут раздается очередной звонок. Звонит "профессиональная", как она утверждает, натурщица по имени Юля. Она сама из Новгорода, сейчас здесь в гостях, но хочет подзаработать. Я объясняю, что вообще-то мы девушкам не платим, так как платить нам не из чего – наш проект некоммерческий и Русский музей нам для него ничего, кроме голых стен, выделить не обещает. "А ведь мог бы!" – думаю я про себя – "Ведь мог бы! Ведь речь идет о престиже русского искусства и всей России!" Однако телефон Юли я на всякий случай записываю, предварительно справившись о том, сколько она хочет в час. Хочет она 100 рублей в час. Это нормально.

– Может нам посмотреть на эту Юлю? – говорю я Гадаски. – Сто рублей в час – это копейки, но зато она сделает и скажет все, что нам будет нужно. За эти несчастные сто рублей она будет надежна на все сто процентов. С ней нам не придется рассчитывать на сюрпризы и неожиданности, которых всегда можно ожидать от остальных девушек.

– Что за вопрос, тогда пригласи ее на пробы!

Я звоню Юле и приглашаю ее на пробы на следующий день в два.

Тут звонят девушки, которым Гадаски дал наш номер в кафе

"Лаборатория". Они желают прийти в среду в пять. Звонки, звонки, звонки. Некоторым я сразу назначаю на четверг на шесть вечера. Пусть создают толпу на лестнице из желающих раздеться. Чем больше народу, тем лучше. Здоровая конкуренция. Звоню Вере. Она обещает привести кого-нибудь поэффектней. Как-никак – НТВ!

К вечеру термометр опускается ниже тридцати. Сильный ветер и пурга с мелким, колючим, почти ледяным снегом. Я высовываюсь на балкон, но тут же заскакиваю назад в квартиру.

– Мы сегодня куда-нибудь пойдем? Или же будем сидеть дома?

– Надо куда-нибудь сходить, только не далеко. Ты знаешь поблизости какое-нибудь хорошее кафе, где народ интересный собирается?

– Здесь есть одно новое, недавно открылось. Называется "Hard Rock

CafИ". Мы были там один раз с Маленьким Мишей. Но народу там мало. Сегодня, вообще-то, понедельник и, наверное, все равно нигде никого нет. Если хочешь, можем сходить туда – посмотреть. Только надо потеплей одеться.

– Мне кажется, "Hard Rock CafИ" – это такой международный чейн, то есть сеть кафе. Я, например, знаю "Hard Rock CafИ" в Лондоне.

Я напяливаю на себя три свитера, а сверху серое пальто на лисьей подбивке. На голову – собачью якутскую шапку, привезенную мной из Сибири. Шапка эта остроконечная, мохнатая, серая, с двумя длинными хвостами по бокам. В этой шапке у меня очень смешной вид. Но при такой погоде надо думать, прежде всего, о тепле, чтобы мозги на морозе не выхолодить.

Гадаски одевается во все, что имеет. На голову он надевает цветастую вязаную шапочку, купленную им у старушек-носочниц возле метро в подарок своей супруге. Мы смотрим друг на друга и хохочем – мы похожи на двух пришельцев неизвестно откуда. В России, по крайней мере, так не одеваются.

"Hard Rock CafИ" находится на проспекте Чернышевского. Мы доходим до "Колобка" и поворачиваем направо. Впереди сразу за "Магазином квартир" видим его желтую вывеску. Мы входим в кафе и нерешительно останавливаемся. Посетителей практически нет. Только за одним столиком вдалеке два мужчины и две женщины. Нам здесь ждать нечего. Но Гадаски любопытен и ему хочется рассмотреть интерьер. Пользуясь нашим замешательством, к нам подходит официантка.

– Проходите, пожалуйста! Раздевайтесь, все свободные столики к вашим услугам.

Официантка молодая и симпатичная, поэтому Гадаски начинает с не кокетничать и расспрашивать у нее всякие мелочи – как работает кафе и бывает ли у них живая музыка? Раздеваться же и проходить ни ему, ни мне не хочется. За дальним столиком нас тоже замечают и начинают на нас оборачиваться. Затем одна из женщин встает и приближается к нам.

– Ой, какая шапка! – говорит она улыбаясь. – Откуда такая?

– Из Сибири! – отвечаю я.

– А можно померить? – лицо у нее добродушное и круглое, в глазах бегают игривые огоньки, и видно, что ей действительно хочется поскорее померить шапку. Она даже с ноги на ногу от нетерпения переминается.

– Можно, – соглашаюсь я, снимаю шапку и протягиваю ей.

– А можно к зеркалу? – она кивает головой в сторону туалета.

– Можно, можно.

Она скрывается в туалете и нам слышно, как она там хохочет.

– Ой, какая смешная шапка! – говорит она, с некоторым сожалением отдавая мне шапку назад.

Тут я обращаю внимание на ее акцент и спрашиваю:

– Ты откуда?

– Я из Финляндии.

– Ты хорошо говоришь по-русски. А я живу на улице Чайковского как раз напротив финского консульства.

– А я там работаю!

– Неужели?

– Да, хочешь, я тебе мой телефон запишу?

– Давай!

Официантка тут же услужливо сует ей бумагу и ручку.

– Вот телефон консульства. Меня зовут Пия Линдгрен.

– Запиши, а то я так не запомню.

– Позвонишь в консульство и попросишь меня. Меня позовут. А ты что, живешь в доме, где химчистка?

– Нет, я живу в доме с круглыми балкончиками. Я позвоню тебе по телефону, а потом выйду на балкон, чтобы ты увидела, где я живу.

– Только не забудь надеть шапку, чтобы я могла тебя узнать!

– Хорошо. Это я обещаю!

– А может, вы хотите посидеть сейчас с нами? Со мной здесь еще одна женщина из консульства.

Пока мы общаемся, один из мужчин выходит из-за стола и двигается в нашу сторону. Он именно двигается, а не идет, не побоюсь этого слова, потому что он весьма пьян и заметно покачивается. Другой мужчина к тому времени уже спит, положив на стол голову. Женщина-финка средних лет или даже ближе к пятидесяти с коротко стриженными светлыми волосами приветливо улыбается нам издали.

– Я вас сейчас всех урою! – грозно шипит на нас приблизившийся человек.

Я смотрю на него с изумлением. Судя по его виду, подобных слов он не должен был бы себе позволять даже в самом нетрезвом виде. Он не выглядит ни крутым, ни бандитом, ни новым русским, а вообще непонятно кем. Какая-то омерзительная жалкая личность маленького росточка, лет тридцати пяти, облаченная в светлый совдеповский костюмчик.