Расплата по счетам (СИ) - Романов Герман Иванович

— Для них Дальний с перешейком кровь из носа нужны, Владимир Александрович, — спокойно произнес Фок, посмотрев на стоявшего рядом с ним Ирмана. Лицо полковника было грязноватым, как и мундир, обсыпанный землей, но спокойным — держал себя в руках, не давал нервам шалить. А ведь смерть совсем рядом — две сотни шагов всего, взбирается по склону.

— Вот потому нам позиции держать надобно, чтобы неприятель не мог свои войска в Маньчжурии снабжать. Выстоим — через месяц-другой война здесь и закончится. Хотя в корейских землях повоевать придется — японцы их так просто не отдадут, им войска снабжать там будет легче, по крайней мере, до Чемульпо. Хотя если наша эскадра нынче победу одержит, то японцам хана полная вскоре настанет — Матусевич им весь привоз порушит, это не Витгефт, он спуска неприятелю не даст…

Фок недоговорил — японцы набежала вторая волна японцев, и солдаты стали куда резвее взбираться по склону. По ним стреляли из всего что было — из винтовок и пулеметов, картечниц и митральез, звонко хлопали морские патронные 47 мм и 37 мм пушки, громко рявкали 87 мм орудия. Из-за гребня, с обратных скатов продолжали бить трехдюймовые пушки и шестидюймовые мортиры — но шрапнель и гранаты разрывались далеко впереди, уже по аръергарду, авангард же вражеской инфантерии, уже почти вскарабкался, даже десятки брошенных бомбочек японцев не остановили.

— Да что же это такое братцы! Пошли в штыки!

Фок машинально отметил что команда отдана кем-то из офицеров защищавшего высоту батальона. И вовремя — лучше ударить всем вместе сверху и опрокинуть японцев вниз, чем принимать японцев в окопах, где численный перевес будет на стороне противника.

— Вперед, братцы, покажем нехристям как лаптем щи хлебают!

На бруствере стоял размахивая шашкой Ирман, при этом добавил исключительно матерные слова. Последние служили в русской армии чем-то вроде многовекового заклинания — ими подбадривали оробевших, и взбадривали не струсивших. Ведь каждому умирать страшно, а тут в штыки идти, вот для куража, для храбрости матерились, поминая на все лады «япону мать». И Фок потянул свою шашку из ножен, достал из кобуры револьвер — его взял в левую руку, десницей сподручней рубить. И сейчас словно вторая молодость пришла — генерал вспомнил, как ходил на турок врукопашную.

— Побьем супостата! Вперед, дети мои!

Александр Викторович, несмотря на свои шестьдесят лет быстро вскарабкался на бруствер, и несколько картинно встал, размахивая шашкой. Его моментально узнали стрелки, и повалили из окопов — Фок сейчас не посылал солдат в бой, он их вел, и это сразу оценили. Раздались громкие призывы, причем они стали быстро раскатываться по всем нангалинским позициям, от залива до залива — и русские солдаты устремились в драку.

— «Папаша» с нами! В штыки берем ворога!

— В штыки, нас «Фокушка» ведет!

И хотя генерал побежал навстречу японцам, его уже обогнали — все же в дивизии был собран отборный состав, кадровые стрелки и призванные из запаса не старше тридцати лет, все недавно отслужившие, а потому службу не забывшие — многих он знавал по китайскому походу. Физически крепкие, силушкой не обделенные солдаты бросились на японцев, и тут генерал воочию увидел, что в штыковом бою сибиряки превосходят низкорослых японцев, к тому же уставших и сбивших дыхание во время долгой перебежки. И началось страшное — рукопашный бой не знает жалости, тут дерутся всем что есть, напрягая духовные и телесные силы.

— Тенно хейко банзай!

— Да вашу мать!

Призывы и жуткая ругань смешались воедино, и выплеснулась человеческая ярость в самом зверином оскале. Русские и японцы убивали друг друга, стреляли, резали, кололи, а потеряв оружие, били, чем попало — камнями и палками, да просто кулаками, а свалив противника с ног, старались приколоть или задушить. Предсмертное хрипение, яростные крики, мольба и вопли — сейчас все сплелось воедино в чудовищную партитуру, придуманную языческими богами войны.

И запах смерти мог ужаснуть кого угодно — сгоревшего пороха, пролитой крови, дымящихся потрохов, вывалившихся из распоротых животов — если и есть ад на земле, то его филиал сейчас находился здесь, на поросших кустарником, выгоревших под жарким летним солнцем невысоких сопках. Здесь на китайской земле русские и японцы сошлись в смертном бою, том самом, в котором победителю достается все…

— Ваше превосходительство! Наш бронепоезд!

Фок повернулся — из-за склонов появились угловатые вагоны, похожие друг на друга. Два впереди паровоза, причем последний шел тендером вперед, и два вагона позади. На каждом вагоне впереди трехдюймовая пушка на тумбе, прикрытая щитом, затем каземат с пулеметными амбразурами, причем на крышах двух вагонов, переднего и концевого, чуть возвышались пяти ствольные флотские пушки в полтора дюйма.

Дымя трубою, паровоз медленно подходил к полуразрушенной станции, занятой японской пехотой, которая там накапливалась для следующей атаки. И как только бронепоезд оказался в «чистом поле», на нем заговорили пушки, открыв убийственный фланкирующий огонь над склонами сопок, под которыми укрылись японцы, сброшенные штыковой атакой с гребня. Но вот выбить врага от подножия было невозможно, для русской артиллерии вражеская инфантерия находилась в «мертвой зоне». И потому появление бронепоезда моментально поставило японскую пехоту под вспухающие белые облачка шрапнели и плотный картечный и пулеметный обстрел. То, что происходило, можно было назвать бойней — уцелевшие в атаке японцы попали под убийственный обстрел. Солдаты стреляли по блиндированному поезду из винтовок, но было видно, что пули не причиняют стальному исполину никакого ущерба — крепость на колесах оказалась неуязвимой.

— Японцы бегут, ваше превосходительство…

Ирман был потрясен, как и другие русские офицеры и солдаты — они увидели то, что казалось невозможным. По усыпанному убитыми и ранеными полю оставшиеся в живых японцы поспешно отходили назад…

Русские укрепления, возводимые китайцами на горе Наньшань, закрывавшей путь через Цзиньчжоуский перешеек к Дальнему и Порт-Артуру. Хорошо видны линии траншей, опоясывавшие гору, за которыми спешно возводились позиции второй линии, которые должны были занимать полки из дивизии генерала Фока, с приданной артиллерией. Вот только приказ командующего маньчжурской армией был категоричен — боя не давать, войскам отступить…

Глава 20

— «Асама» торпедирована, ваше превосходительство!

Командир «Севастополя» капитан 2-го ранга Бахметьев, недавно при Эссене бывший старшим офицером броненосца, а после ухода Николая Оттовича на крейсера принявший командование кораблем, утирал платком кровь со лба и поморщился — всех приложило крепко об стенки и палубу после разрыва двенадцатидюймового фугаса прямо на броне близь амбразуры. Все живыми остались благодаря чуду и предусмотрительности на заводе — проем сталью заделали и закрепили, сузив до трех дюймов, и убрав «грибок» на броневой крыше, чтобы не было опасных рикошетов.

— Уже хоть что-то знаковое, — негромко произнес контр-адмирал Щенснович, разглядывая в бинокль агонию броненосного крейсера и совершенно не обращая внимания на попадания вражеских снарядов, от которых его флагманский «Севастополь» сотрясался всем корпусом. Бой шел уже несколько часов, японцы то сближались, то расходились, держа дистанцию, старались оттянуть русские броненосцы от острова Санчандао — мимо него и шел широкий проход в Талиенванскую бухту, ограниченный выставленными минными заграждениями. В том что штурмана на японских кораблях уже набросали курс вышедший на внешний рейд русской эскадры, Эдуард Николаевич не сомневался, уж слишком демонстративно вел Объединенный Флот обстрел Дальнего, штурм которого уже начался. Так что сражение между эскадрами было неизбежно — позволить продолжать бомбардировку города русские никак не могли, так как это неизбежно бы привело к захвату важнейшего порта. Но в тоже время самим японцам настоятельно требовалась победа, тем более против четырех русских броненосцев они вывели три своих, включая «Касугу», и четверку броненосных крейсеров Камимуры. Превосходство в три вымпела вполне достаточное для достижения успеха, вот только появление «Пересвета» самураи явно не ожидали.