Жестокий маскарад (сборник) - Павел Виноградов

— Цветок зла…

— Бог и зло способен обратить в добро.

— Аминь.

Отделённый[76]

Я счастлив. Огромные ели держат тяжёлые пласты снега покорно и самозабвенно, как Атлант небо. Бесшумно мелькает между тёмных стволов лиса — огненный зигзаг на белом ковре. Жемчужное небо беременно обильным ласковым снегопадом. Мне тепло и уютно под этим грандиозным пологом снега и хвои. Тёплые меховые унты оставляют за мной белоснежную вспаханную борозду, но уже кружатся в воздухе первые снежинки, и скоро мой пройденный путь станет таким же гладким и чистым, как и моя прошлая жизнь.

А я продолжу углубляться в лес, пока моя медвежья доха и норковый треух не станут похожи на обсыпанный сахарной пудрой праздничный торт — таким меня угостила недавно милая на мой пятидесятилетний юбилей. Честно говоря, это было открытием — что мне уже пятьдесят, но она так сказала и даже принесла из каких-то своих анналов мой биопаспорт. Когда я приложил к нему палец, высветилась дата рождения — 6 февраля 2039 года. Тут уж не поспоришь. А торт был восхитителен. Я съел два куска, хотя мне это вредно, и запил рюмочкой прекрасного армянского коньяка — редкость в наше время.

Снег пошёл чаще и огромными хлопьями. Дорожка моих следов исчезала на глазах. Но я не боялся никаких инцидентов — скоро я дойду до ограды из колючей проволоки под током, которой огорожен мой обширный лесной участок. А неожиданно прорвавшийся из-за сплошного покрова туч солнечный лучик отразился от объектива видеокамеры, искусно спрятанной в лапах ели.

Снег бесшумно валился огромными хлопьями, словно облака рассыпались на небе в прах. Сразу потеплело, я снял замшевые варежки и сунул их в карман дохи. Видимо, я шёл быстрее, чем думал — я часто замечал, что, пока пытаюсь что-то осмыслить, вспомнить, найти разгадку смутных образов, возникающих у меня на границе сознания, в реальности проходит гораздо больше времени, чем я предполагал. Наш друг Анвар — доктор Гасанов — говорит, что это должно со временем выправиться. Но, честно говоря, до сих пор это меня не очень беспокоило.

До сих пор. Потому что на сей раз мои раздумчивые размышлизмы завели меня вплотную к белой от пушистого инея перегородке, отделявшей мои владения от остальной тайги. Машинально я вытянул руку перед препятствием, на мгновение ощутив режущий холод металла, и в глазах моих полыхнуло.

— Миномёт! — прокричал кто-то, кто живёт в моём мозгу и иногда неожиданно выскакивает наружу.

Да, это был управляемый снаряд из ручного миномёта Colibri — любимого оружия Death Rangers. Смертельная штучка, между прочим — и в городе, и в пустыне. И здесь, в зимнем лесу, где не видно ни своих, ни противника, лишь белёсые тени изредка мелькнут среди облепленных тяжёлым февральским снегом елей, да слышится потрескивание выстрелов. Тихая, неброская, можно сказать, гуманитарная бойня Третьей мировой в заваленной снегом сибирской тайге…

А вот наш заслуженный, прошедший не одну кампанию РПГ-52 давно замолк…

Мина свалила роскошную ель, и под ней извивалось что-то грязно-белое. Я подползаю ближе. ЯЯ. Яша Явглевский, маленький, щуплый, быстрый и смертельно опасный в ножевом бою. Был быстрым и смертельно опасным… Из-под зелёных хвойных лап — только бледное лицо, на котором серым выделяется огромный нос. По снегу медленно расползается красное. Прощай Яков, приложившийся к народу своему…

Рейнджеры круты, но и наше спецподразделение «Барсы» делалось отнюдь не пальцем, а натаскивалось инструкторами личной Гвардии Императора. Занимаю позицию в лапах рухнувшей ели, недалеко от мёртвого Яши. Кажется, я знаю, где миномётчик. Даю несколько очередей в сторону от того места — чтобы сбить с толку. Под зимним маскировочным костюмом нащупываю в разгрузке снайперский модуль и затверженным движениям укрепляю его на автомате.

Да, вижу его в прицел. Вернее, не его, а некое необычное колыхание снега метрах в ста пятидесяти. Надо дождаться ещё одного выстрела. Неожиданно вижу белую миномётную трубу, поворачивающуюся в мою сторону. Тоже засёк, мать его! Делаю почти не прицельный выстрел, пока смертоносная штука не принялась искать среди снегов моё бренное тело. Сквозь прицел наблюдаю брызнувшие в разные стороны осколки микросхем. Андроид, ити его…

Я горд: завалить один на один андра — это очень круто.

Господи помилуй, из трубы рвётся клок белого пламени! Он-таки выстрелил!! Я даже успеваю услышать шмелиный гул снаряда.

Тьма.

Холодно.

— Милый… Ну как тебя угораздило наткнуться на ограду? Ты же знаешь, что она под током!

Под дохой мокро, мокро и в унтах. Всюду забилось это вездесущее белое вещество.

Разлепляю веки. Надо мной реет розовое от мороза лицо любимой. Почти ангел. Почти в раю.

— Осторожно поднимите его и несите в дом, — приказывает Илона двум молчаливым андрам с оснащёнными всякими полезными аппаратами носилками. Пока меня, совершенно бесшумно и без малейшего толчка, эвакуируют домой, хитрые приборы сами измеряют мне давление, уровень кислорода в крови и не знаю что ещё.

Любимая уже ускакала вперёд — готовить мужу тёплое гнёздышко.

Бледно-зеленые стены, сероватый потолок, светло-кремовый пододеяльник и такая же простынь… Тихо. Покой. Хорошо.

Встаю, причём умная кровать деликатно помогает мне в этом, сую ноги в мягкие, отделанные горностаем, тапочки, подхожу к окну. Роскошные тёмные ели кутаются в белые тоги. Снег уже не валит, лишь слетают с фактурного жемчужного неба последние снежники. Но снег лежит кругом. Ни следа на нём, ни души, ни моих воспоминаний.

Я ведь не знаю, кто я. Впрочем, меня это не очень беспокоит.

— Согласно распоряжению доктора Гасанова вам не разрешено покидать постель, — вещает стационарный искин в изголовье кровати.

— Заткнись, — коротко отвечаю я, продолжая впитывать разверзшуюся передо мной траурную бездну.

Искин принимается тихо скулить, как обиженный щенок. Зовёт хозяйку.

Тёплые ладони ложатся мне на плечи, мягкие тёплые губы слегка прикусывают мочку уха.

— Ну что ты вредничаешь, поросёнок? — шепчет она, и моё сердце тает, а глаза уже не воспринимают мертвенный пейзаж. — Анвар сказал — лежать, так лежи. Ты получил порядочный электрошок, а твоей голове это вредно. Иди, ложись.

Илона нежно подталкивает меня к кровати, которая гостеприимно проседает, готовясь принять моё тело. Но я не ложусь, а сажусь. При этом кровать сразу принимает наиболее удобное мне положение. Я гляжу на жену.

Палевое домашнее платье, лёгкий румянец на щеках, каштановые кудри — глаза отдыхают на этом после траура за окном.

— Я был на войне, — говорю я деревянным голосом.

Она хмурится и горестно кивает.

— Опять твои видения. Теперь уже не только во сне.

— Был бой, — упрямо продолжаю я, — мы наткнулись в лесу на группу натовского спецназа. Яшу придавило елью, а я снял боевого андра…

Её губы слегка кривятся, словно она изо всех сил старается не заплакать. Обнимает меня за плечи, целует в глаза и мягко, но настойчиво принуждает лечь.

— Милый, сколько раз тебе говорить: ты никогда не служил в спецназе, во время войны ты был при штабе в Подмосковье — тебя нефтяной папаша пристроил. Рядом упала боеголовка, и ваш бункер тряхнуло взрывной волной. Ты был ранен и получил тяжелейшую контузию, от неё у тебя повредилось в голове немного, и все твои видения этим объясняются. После войны, когда мы уже были знакомы, ты получил наследство от папаши, погибшего, когда накрыло Москву. Война закончилось, мы уже несколько лет жили в Сибири, в столице, и вдруг ты куда-то пропал на несколько дней. Тебя еле нашли, и ты вообще ничего не помнил. Даже меня…

Слёзы всё ж таки беззвучно покатились по её лицу.

— Тебя случайно встретил на улице Анвар, и еле узнал — ты был на бродягу похож. Это чудо, что именно он тебя нашёл — он же лучший психиатр в стране, наверное! Он говорит, что память твоя может вернуться внезапно, сразу всё вспомнишь. А пока все эти твои сны и видения — это ложная память. Вроде как замена настоящей, понимаешь?.. Анвар говорит, что тебе надо жить в тихом месте, вдали от людей. И всё со временем должно прийти в норму. Вот мы и построили этот особняк в тайге. И я с тобой. Потому что мы любили друг друга ещё до того случая.

Её голос обладает на меня слегка гипнотическим действием. Я согласно киваю в полусне, но всё же спрашиваю, тысячный раз, наверное:

— А кто я?

— Я много раз тебе говорила: просто обеспеченный человек. Тебе не надо работать, хотя ты несколько раз пытался что-то делать. Но ты ведь болен, пойми. Ты даже читать разучился.

Она всхлипывает.

— А ты кто? — говорю я, как ребёнок, требующий сотый раз рассказать ту же самую сказку.

— Я литературный агент. У меня в клиентах несколько авторов, некоторые очень известны. Мы с тобой познакомились в ресторане. Ты сразу подошёл ко мне и предложил пожениться.