Поединщик - Савенков Роман

Действительно, в поведении молодого охотника произошла разительная перемена. Если вчера это был одиночка, чуждающийся остальных, то сегодня он превратился в вожака группы. Говорят, что настоящий лидер не учреждает свою власть, его призывают. Вот и сейчас Риордан не задавал тон, не руководил всеми действиями, а лишь краткими фразами отдавал распоряжения, которые без промедления выполнялись. Он не являлся фигурой, которая приковывала к себе внимание, но словно постоянно был центре, даже когда шагал сбоку, а его взгляд стал повелительным настолько, что сам Скиндар почувствовал на себе его жесткость. «Да, товар штучный, – с удивлением подумал капрал. – Парень далеко пойдет, если не сломают. Вождь никогда не стремится в центр, центр формируется вокруг вождя. Нужно будет отметить его перед Мастером войны. Хотя Биккарт, эта старая опытная жаба, сам разберется. Глазастый!»

После обеда сразу тронулись в путь. Около часу они проходили мимо королевского стада кормовых ящеров. Рептилий по осени выгоняют на отдаленные пастбища, потому что за лето они начисто сводят траву на полях в окрестностях Овергора. Пастухи пасли ящеров верхом на бойцовых приземистых лошадях. Эти хищные твари не переносили общества себе подобных, поэтому между ними всегда сохраняли приличную дистанцию. Зато бойцовая лошадь обладает бесстрашным нравом и в одиночку способна выйти против равнинной пумы. Пастухи признали Виннигара и капрала и проводили маленькую процессию долгими приветственными возгласами.

Дневные переходы и ночевки обошлись без происшествий. Разве что немного похолодало. Хоракт давал Риордану запасную нательную рубаху на ночь – обматывать щеку, чтобы не застудить рану. Спали по очереди, кто-то поддерживал костер, остальные дремали, привалившись друг к другу. На ночлег останавливались загодя, потому что на равнине всегда тяжело обеспечить себя дровами. В ход шли ветви кустарников и даже сухие лепешки сарганьего навоза. Более всего от отсутствия комфорта страдал капрал. Каждое утро Скиндар ворчал, что походная жизнь не по нему, и клялся, что в последний раз дал себя уговорить на сбор рекрутской команды. Но потом выглядывало солнце, на костре закипала похлебка из сала пополам с мукой и тертыми лесными орехами, и, закусив, а также отхлебнув немного из фляжки, капрал смягчался.

На марше он и вовсе приходил в прекрасное расположение духа. Все-таки с каждым шагом он приближались к столице, где его ждали комфорт, теплая постель и заботливо натопленный слугами камин. Во время переходов капрал на время отбрасывал свой высокий статус и непринужденно шутил с новобранцами, травил им столичные анекдоты и просвещал на предмет обычаев и нравов вельмож.

Виннигар же, напротив, казалось, мрачнел с каждой минутой. Его зверская физиономия будто поникла и осунулась, воинственный взгляд поблек, уголки рта горестно опустились. Какой-то тяжкий камень лежал на сердце героя Меркийской войны и перекрывал тому дыхание. Виннигар слегка подотстал от группы и теперь шагал в одиночестве, кидая по сторонам отрешенные и унылые взгляды. Роканд вновь и вновь мыслями возвращался к своей возлюбленной Вальде и ее детям. Их детям. Каково им будет, когда его прикончат на ближайшей войне? Колея славы отсвечена золотом, но выбраться из нее очень сложно. Герой меркийской кампании примет вызов и выйдет на Парапет Доблести во главе десятки поединщиков, потому что отказ будет сопряжен с уничижительным позором. Виннигар был Зверем, но не был глупцом. Он растерял форму во время пиров и светских раутов, он упивался почетом и благами, которые лились на него через это всеобщее поклонение. Внутри него еще зиждилась надежда на технику и опыт, но поединок с этим сопляком, Риорданом, смел начисто последние иллюзии. Если ему чиркает мечом по горлу новичок, то каковы его шансы с профессиональным бойцом, что поставил на решающий бой месяцы и годы изнурительных тренировок? Когда-то Виннигар сам был таким, поэтому он понимал, как изо дня в день оттачиваются приемы и сколько за этим стоит пота, труда и самоотречения. Он уже не мог противопоставить в ответ ничего. Не мог и отказаться от бремени первого бойца десятки Овергора. А значит, Вальда останется вдовой, а их дети – сиротами.

Отряд перевалил через очередной пологий бугор, после чего Скиндар скомандовал всем остановиться.

– Знаете, что это за место, молокососы? Это Королевский холм. Сам Вертрон любит отсюда любоваться окрестностями и столицей. Смотрите, парни, смотрите хорошенько. Теперь вы видите, почему Овергор называют городом лазурного порфира.

С Королевского холма открывался потрясающий вид на равнину. По ней мягкими волнами ходили высокие травы, а затем дикие луга сменялись очерченными вспаханными полями, на которых колосились всходы. Вдалеке виднелись коричневые крыши Зомердага, города вольных мастеров, а еще дальше равнина плавно поднималась к Овергору, словно желала подобострастно припасть к его ногам. Величественный замок нависал над пологой степью. В его лазурные стены отвесно били солнечные лучи, отражаясь от них тысячами бирюзовых стрел. Овергор царствовал, манил и притягивал. Его стены из порфира парили над человеческой тщетой, утверждая – здесь и только здесь кипит настоящая жизнь. Тут поселилась красота, тут буйствуют страсти и подлинные краски мира. Здесь процветают любовь и блеск, здесь бурлят чувства, здесь властвует интрига, здесь жизнь настолько ярка, что все остальное пространство находится в ее бледной тени. У новобранцев перехватило дыхание.

– Видите ослепительное пятно на стене замка? – спросил Скиндар. – Это Серебряные ворота. Они сияют так, что отсюда не видно ничего, кроме сверкающих бликов. В городе четверо ворот. Медные, самые просторные, для простолюдинов. Через Бронзовые заходит торговое и купеческое сословие. Серебряные, более узкие, предназначены для служивых людей. Мы войдем прямо через них.

– Осмелюсь побеспокоить, господин капрал, – спросил Хоракт. – Стало быть, есть и Золотые?

– Золотые ворота ведут на Парапет Доблести, – хмуро бросил подошедший Виннигар. – Через них мы, поединщики, перешагиваем в вечность.

Скиндар с недовольной миной посмотрел на роканда, но ничего не сказал, а сделал жест снова трогаться в путь.

Когда через пару часов они подошли к воротам, Риордана поразила их филигранная чеканка. По контуру они были разукрашены различными видами вооружений, а ближе к створкам художник изобразил несколько батальных сцен. В центре, золотом поверх серебра был выгравирован герб Овергора – морда синего барса, яростно сжимающего клыками короткий меч с крестообразной гардой и круглым навершием. Именно герб давал барсу некий символ государственности, в том числе поэтому его мех так ценился вельможами. Несмотря на то, что до полной темноты оставалось несколько часов, ворота были наглухо затворены.

– Налюбовались на красавца? – ухмыльнулся Скиндар. – Вот поэтому противники иногда называют нас хвостатыми. Или ушастыми. Когда хотят оскорбить. Если услышите подобный эпитет, вы должны будете увидеть кровь того, кто посмел это заявить.

С этими словами капрал кашлянул, прочищая глотку, и рявкнул:

– Эй, стража! Почему закрыт Серебряный вход?

С другой стороны послышался шум торопливой возни, забряцало оружие. Через минуту челюсти барса разжались, и меч, который оказался засовом, повернулся из горизонтального положения в вертикальное. Створки ворот медленно, но абсолютно беззвучно растворились. Внутри по обе стороны от входа замер караул из четырех стражников с алебардами и в конических шлемах, а между ними, скрестив руки на груди, стоял еще один стражник с мечом на поясе. Мундиры всех караульных были украшены серебряным шитьем, на начальнике караула была парадная портупея с круглой серебряной бляхой. На некотором отдалении от ворот толпилась стайка ребятни и несколько зевак из числа горожан.

– Отдать честь героям Овергора! – гаркнул стражник с мечом? и остальные звонко стукнули древками алебард по камням мостовой.

Позднее Риордан узнал, что у них на древках имеются специальные резонирующие заклепки именно для подобных случаев.