Все люди – братья?! - Александр Ольшанский

Меня этот случай буквально потряс. После него я знал, что производительность труда в стране можно повысить сразу в разы, а не на несколько процентов за год. Чудовищная система, когда рабочий не мог делать столько, сколько мог, поскольку он тут же проигрывал в заработке, тормозила развитие страны, в конце концов, привела к застою и экономическому краху. Не менее чудовищна система так называемого социалистического соревнования, рассчитанная на то, что кто-то, предав интересы своих товарищей, рванет вперед и получит грамоту, премию, квартиру, орден, а то и звание Героя Социалистического Труда. Но за награду следовало всегда «маячить» впереди, пока не случится «разруха в сраци»…

Еще один жестокий урок преподал мастер с фамилией пушкинского героя. Нам начальство без устали обещало выплатить зарплату. Мы вкалывали в три смены и зарплату, безусловно, заслужили. Но в последний день, когда пришла пора расчета, мастер Гринев куда-то пропал. Начальство, к которому мы обращались, неизменно ссылалось на него. Так его и не дождавшись, мы решили прийти за расчетом на следующий день. Но у нас на проходной отобрали временные пропуска – видимо, система эксплуатации и грабежа «студентов-практикантов» на ХТЗ отличалась совершенством. За месяц работы нам не заплатили ни копейки. Так что у ХТЗ передо мной должок – минимум целая месячная зарплата.

Здесь нельзя не добавить, что в СССР существовала целая система рабского труда. Десятки лет безвозмездно, усеивая своими трупами одну шестую суши, трудились заключенные. На тех же условиях трудились и военнопленные, но они отрабатывали грехи своих правителей. В конце концов, заключенным стали платить, пусть и гроши, и за четверть века набегала какая-то сумма.

Колхозники десятилетиями трудились за трудодни, так называемые «палочки». Оплачивались они мизерно. Но студенты, школьники, всевозможного пошиба служащие вкалывали на полях и на овощебазах совершенно бесплатно. Поразительно, однако рабский труд назывался шефством. Изобретатели понятия отличались не меньшим коварством, чем Сталин, который министром просвещения как-то назначил Потемкина. Слово «шеф» пришло к нам из французского языка. Там chef – начальник, глава предприятия, босс. Составители «Словаря иностранных слов» советских времен показали себя изворотливыми и верными учениками товарища Сталина. Приведу их толкование слова: «2) лицо, учреждение или организация, оказывающие регулярную помощь другому лицу, учреждению или организации (гл. образом в культурно-политической работе), напр. в подшефной школе». Сколько же здесь иезуитского вранья! Увы, ничуть не меньше, чем в приговорах советских, как известно, самых справедливых судов. Они долгое время приговаривали к «лишению свободы», стало быть, косвенно утверждая, что наша страна и в целом соцлагерь – территория, где люди пользуются благами свободы. Полстраны без паспортов, но зато как «свободно»! И «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!» – самое поразительное, что мы, фактически невольники, крепостные или рабы, с гордостью распевали эти слова. Поистине, пипл все схавает…

Думается, что бесчисленные «праздники коммунистического труда» – субботники и воскресники – отвращали людей от «светлого будущего» больше, чем тучи бездарных платных пропагандистов и бесплатных, по призванию или принуждению, агитаторов. Стоило только даже мало-мальски вдумчивому человеку представить «праздник» в качестве эталона своего грядущего будущего, как он становился до конца дней своих антикоммунистом. Большевистские привычки к рабскому труду значительно «продвинули» вперед «реформаторы»-ельциноиды. Эти необольшевики вообще годами не платили людям заработанное.

Мировоззренческие ловушки

И все-таки сталинское рабство дало трещину. Состоялся XX съезд партии. Нас собрали в конференц-зале техникума и зачитали закрытый доклад Хрущева. На наши головы обрушилось столько неожиданных и невероятных сведений, что я, к примеру, очень слабо представлял связь хрущевского доклада с жизнью, которую знал. Жили мы плохо, но когда Сталин умер, всем казалось, что будем жить еще хуже. Вначале его тело поместили в ленинском мавзолее, а в 1956 году посмертно развенчивали. Разве можно было даже представить, что, всего несколько лет спустя, опять будут хоронить – из мавзолея под кремлевскую стену. Что появится Горбачев, и Сталина опять будут развенчивать, хороня как бы в четвертый раз. Захватит Кремль Ельцин – и Сталина станут хоронить по новой… А поскольку эти деятели разочаровали народ, который их возненавидел, то уважение к Сталину среди россиян стало лишь возрастать. Даже очернить мертвого тигра не смогли – вот до какой степени они бездарны! Наконец, уже в XXI, веке вспухнет в президентской администрации защитник «правов» некто Михаил Федотов, из отъявленных «демократов», и объявит своей целью борьбу со сталинизмом. Семь футов под киль – и на долгие года!

У меня после доклада Хрущева оживилась какая-то внутренняя работа. Всё еще не мог в сознании соединить воедино репрессии и моего родного дядю Николая Дмитриевича, младшего брата отца, который отсидел на Колыме девятнадцать лет. Однажды появился в родительском дворе высокий черноволосый человек, молчаливый и с уставшими глазами. Мне сказали, что это мой родной дядя Коля. Была еще и родная тетя Настя, если не ошибаюсь, в юности идейная анархистка. Отсидела всего лишь десять лет и уехала жить в теплые края – в Сухуми. Потом они станут горячими, и до меня дойдет глухое известие о гибели какого-то моего родственника, якобы работника прокуратуры, во время грузино-абхазской войны.

С детства помню двоюродную сестру Риту, примерно сверстницу старшей моей сестры Раисы. Наша мать к Рите относилась с особой нежностью – ведь та была дочерью заключенного. Мне, конечно, не рассказывали, где находится ее отец. Пожалуй, никто и не знал, жив ли он, – многие зэки, если им даже и разрешалось писать родным, предпочитали не писать писем, чтобы не вредить семье.

Через много лет я узнал, что Николай Дмитриевич работал слесарем на паровозоремонтном заводе и возглавлял парторганизацию одного из цехов. Однажды кто-то срезал кусок шланга с какой-то системы, а нашли его в верстаке дяди. Подлая подстава. Однажды мне этим «подвигом» своего отца хвастался один мерзавец, которому я даже не набил морду, – не хотелось пачкаться. После заключения Николай Дмитриевич жил в Тамбове – пройдет много лет, и там появится художник и график Борис Ольшанский. Но отчество у него не Николаевич…

Вообще-то большевизм и революция крепко прошлись по нашему роду По линии матери гибель деда Егора в революцию 1905 года и преждевременная смерть бабушки, круглое сиротство матери, не знающей родительской ласки, сказалось и на нас. По линии отца – двадцать девять лет лагерей. И еще голодная смерть в артиллерийском училище брата Дмитрия в Пензе. И это только среди самых близких родственников. Кого не посадили, того уродовали морально, мордовали жизнью. Вся страна напоминала зону. Потом, когда ее расконвоировали, она и пошла бузить…

В 1956-м и позже преступления режима казались мне случайностью, поскольку расценивались как отступления от ленинских норм партийной и государственной жизни. Как ни странно, мать и отец к Ленину относились хорошо, уважали его и считали, что, проживи он еще немного, жизнь бы пошла совсем по-другому. В лучшую сторону…

Они глубоко ошибались. Я был «идейным» комсомольцем и даже таким же коммунистом. Но год за годом, анализируя прочитанное, увиденное и услышанное, я всё больше и больше приходил к убеждению, что Ленин – фанатик и авантюрист, совершенно бессердечный и крайне мстительный субъект.

Однажды, уже в Литинституте, мой однокурсник Анатолий Жуков, который старше меня на девять лет, рассказал о том, как по телеграмме Ленина в Симбирске отловили несколько сотен девушек и молодых женщин, а потом утопили их вместе с баржой в Волге. В городе находился отряд краснофлотцев, так вот чтобы «железняки» не разлагались, Ильич, сифилитик, и дал такую команду… Потом поэт Александр Черевченко показывал мне ксерокопию письма, где самый «человечный человек» высказывал готовность скосить пулеметами хоть миллион человек за смерть любимого братца Сашеньки…

Всё больше и больше Ленин в представлении думающей части общества обретал черты Антихриста. Попытки огромного партийно-политического аппарата отмыть зловещего черного кобеля добела ни к чему не привели. Даже Сталин, который отстрелял так называемую ленинскую гвардию, именно за это в какой-то степени достоин понимания и снисхождения, поскольку воздал ей, кровожадной, по заслугам.

Сколько же раз я оказывался в мировоззренческом тупике, выбирался из него и попадал в новую ловушку! Сколько же сил потребовалось для того, чтобы примерно к пятидесяти годам расставить всё по своим местам и обрести, наконец, окончательно собственные убеждения. Если представить их в виде позвоночника, то на каждом позвонке будет перелом и костная мозоль.