Эмбер - Бетти Шарп

Я ненавидела его желание заполучить меня настолько же, насколько понимала. Риан был прав, когда несколько месяцев назад рассуждал о том, до чего это, вероятно, жестокая судьба — быть в окружении людей, которые любят тебя, практически ничего о тебе не зная. Принц хотел лишь того, что другие получали как данность. Друга. Любовницу.

Он выбрал неверный путь, чтобы достичь желаемого. И не ту женщину. Угрозы и высокомерие принца совершенно не внушали мне любовь, но ему за всю жизнь ни разу не приходилось ничего просить. Стоило ли удивляться, что решив добиться женщины, которая сопротивляется его чарам, он напортачил?

— Что ж, — продолжила Сильви, расплываясь в улыбке, — я хотела бы познакомиться с твоим Рианом, прежде чем уехать, но только если он достаточно хорош для тебя.

— Если я достаточно хороша для него, — поправила я. — И если он простит мне, что я его предала.

Я почувствовала, что по щекам струятся слезы, и отвернулась от Сильви, чтобы скрыть их.

— Эмбер, ты плачешь! — Сильви обняла меня и погладила по спине. — Ты не должна терять надежду. Судя по всему, что ты рассказывала мне о Риане, я уверена, он все поймет и простит тебя, если только ты сама себя простишь.

Простить себя. Интересно, смогу ли я когда-нибудь. Со временем я смогу простить слабость, которая подтолкнула меня уступить принцу и раздвинуть для него ноги тем утром в спальне. Я никогда не предполагала, что предам Риана. Однако план пойти к принцу был преднамеренным предательством. Даже если бы это и помогло мне избавиться от проклятия принца, все равно предательство было осознанным. И этого я простить не могла.

Я позволила сестрам одеть меня для бала куртизанок, для ночи, когда я уступлю принцу. Я поднялась из ванны голой, как новорожденная, и они преобразили меня от пальцев ног до диадемы на голове, используя не магию, а лишь свою изобретательность. Иногда изобретательность куда действеннее.

Сильви начесала и уложила мои волосы. Майнетт намазала мне лицо, руки и зону декольте белилами, чтобы скрыть веснушки, а потом напудрила всю меня белой пудрой. Дульси обернула вокруг моей шеи ожерелья из бриллиантов, жемчуга и стекла.

Она потянула за цепочку моего талисмана с лунным светом:

— Уверена, что хочешь надеть это?

— Я никогда его не сниму.

Дульси добавила еще нитку стеклянных бус, чтобы прикрыть фиал, и улыбнулась, удовлетворенная своей работой.

Затем Сильви выдала мне пару белых шелковых чулок с красными лентами-подвязками, а Майнетт приготовила пару туфель из белого атласа, усыпанных по всей длине стеклянными кристаллами в оловянных оправах.

— В свете свечей они будут выглядеть бриллиантами. — Майнетт держала обувь, чтобы я могла ее рассмотреть. — А вот самое главное. — Она перевернула правую туфлю, показывая внутренний изгиб, который сгладит кривизну моей ноги. Снаружи обе туфли выглядели одинаково.

Умница Майнетт приготовила также пару кружевных перчаток. К левой был приделан деревянный палец, чтобы скрыть мой недостающий мизинец. Он был прекрасно вырезан и окрашен, так что смотрелся сквозь кружево как напудренная кожа.

— Как мило!

— Я заказала его у плотника, — пояснила Майнетт. — Полагаю, он это делал не впервые. А сейчас давай принесем твою одежду.

Одевая, сестры сначала облачили меня в льняную сорочку, такую же тонкую, как обещания лжеца. Поверх сорочки меня затянули в легчайшие фижмы, за ними последовали льняная нижняя юбка и верхняя юбка из тончайшего атласа очень светлого прелестнейшего розового цвета, какой мне когда-либо приходилось видеть.

— Такую ткань называют последним румянцем, — заметила Майнетт. Она рассказала о прекрасном цвете, который добывают из ягоды, растущей в Высокозвучье. Ягода эта — коварный яд. Даже с тщательной подготовкой при перемешивании краски в чанах красильщики сходят с ума. Вот почему часто можно услышать, как жители Золотой Земли говорят о ком-нибудь: «безумен, как красильщик с красными пальцами». Они также говорят: «богат, как красильщик с красными пальцами», ведь окрашенная последним румянцем ткань довольно дорога.

Затем на меня надели корсет из китового уса и плотной саржи, верхнюю юбку и лиф из белой шелковой парчи с золотыми и розовыми узорами в популярном на родине моих сестер стиле. Корсет сделал мою талию тонкой, как ножка бокала, и поднял грудь куда-то под подбородок, заманчиво выставив ее, как свежие булочки на витрине пекаря.

Сильви и Майнетт закрепили подол верхней юбки по бокам стеклянными брошками, гармонирующими с кристаллами на туфлях. Сильви принесла легкий маленький воротничок из накрахмаленного розового шелка, тоже окрашенного последним румянцем, и приколола его к плечам еще двумя брошками. Воротник обрамил мое лицо и шею, но совершенно не прикрыл напудренную зону декольте, сильно открытую низким вырезом лифа.

— Ослабьте шнуровку, тогда я смогу подтянуть лиф повыше, — недовольно произнесла я. — Иначе видны мои соски.

— Их помадой надо подвести, моя дорогая. — Майнетт протянула небольшой тюбик из стекла и золота. — Последний румянец — розовый, как и твоя юбка. Щеки и губы тоже подкрась. Этот цвет распаляет мужскую страсть.

— Это же яд! — запротестовала я.

— Лишь отчасти, — отозвалась Сильви. — Для красоты. Как белладонна. Ты ведь слышала про шлюхино средство?

— Это как магический договор?

— Ты всегда думаешь о колдовстве, — рассмеялась Дульси. — Шлюхино средство вот. — Она продемонстрировала тюбик и пояснила: — Щепотка, чтобы ты стала красавицей, две чайные ложки, чтобы он заснул, а одна чашка решит твои проблемы и заставит его вдову рыдать.

— А я-то думала, что ведьмы жестоки! — рассмеялась я.

— Мы все делаем то, что должны для выживания. — Майнетт повернула мою голову за подбородок. — Не закрывай глаза, дорогая, пока я не закапаю белладонну.

После того как она закапала капли мне в глаза, свет свечей показался очень ярким, но, к счастью, сестры закончили все приготовления, и оставалось лишь взглянуть на свое отражение. Дульси сняла шарф с зеркала в серебряной оправе.

Я не знала смотревшую на меня женщину. Ее волосы напудрили до цвета очень бледной розы и уложили на макушке мягкими волнами. Лицо тоже было бледным, за исключением ясных черных глаз, красного штриха помады поверх губ и кругов фальшивого розового девичьего румянца на щеках. Ее напудренная до белизны грудь с выглядывающими верхушками подкрашенных сосков обличала лживое девичество, а белые шелковые юбки, спадающие по фижмам от тонкой талии, словно заставляли ее плыть над землей, как привидение.