Эмбер - Бетти Шарп

— Это очень грубо с твоей стороны, — сказала я ведьме.

— О, — ее голос был мелодичен, как отдаленный звук церковных колоколов. Затем она добавила: — Извини. — И на этот раз ее голос звучал слабо и устало, как у пожилого человека.

Я открыла глаза и увидела перед опрятным домиком сгорбленную старушку. Щеки ее были перепачканы, а в длинных белых волосах застряли веточки. Она была ведьмой Земли. Как я скормила свой палец языкам пламени, так она отдала свой земле, чтобы его пожрали черви.

— Прошло много времени с тех пор, как меня навещал кто-то кроме суеверных крестьян. Заходи и выпей чашку чая.

— Это не визит вежливости, — сказала я, ныряя под низкий дверной косяк. — Я оказалась в твоем доме случайно.

— О нет, — заявила ведьма, наполняя заварочный чайник водой из большой бочки. — Боюсь, это абсолютно невозможно. Единственный способ найти мой дом — искать его. Ты отправилась на поиски, чтобы исправить какую-то вопиющую несправедливость? Ты тоскуешь о чем-то, чего не можешь иметь?

Я подумала о Риане и о том, как хотела его, но не принца, хотя эти двое были единым целым.

— Ты Гаэтана.

— Вот это да! — Старушка захихикала, словно девчонка, и прикрыла рот левой рукой. — Должно быть, ты здесь из-за принца, — она замолчала и взглянула на чайник. — Не возражаешь?

Она поставила чайник на плиту, а я вызвала огонь, чтобы нагреть его. Вода вскипела в мгновение ока.

— Какое полезное умение, — вздохнула Гаэтана, заливая водой чайные листья. — Я никогда не жалею о том, что связана обещанием с землей, разве только когда хочу чашечку чая.

— Как ты узнала, что я здесь из-за принца?

— Твоя искривленная нога подсказала. Когда я в последний раз проверяла свое магическое зеркало, солдаты принца сновали по всему городу, заставляя людей примерять туфельку калеки.

Она разлила чай, который пах розами, а на вкус был как грязь. Я вежливо улыбалась, потягивая его.

— Ты можешь отменить его проклятие?

— О небеса, нет! Мне такое и в голову не приходило.

— Он страдает! — я почти выкрикнула эти слова.

— Не так сильно, как будет страдать весь остальной мир, если он освободится от проклятия.

— В смысле?

Гаэтана склонилась над столом и почти прошептала:

— Ты наверняка почувствовала его силу? Если бы не мое благословение, он стал бы великим волшебником.

— Стал бы, — я и не пыталась скрыть язвительность в голосе, — если бы не твое проклятие.

— Что случилось бы с Землей Морей, займи ее трон король-чародей? Он возглавил бы армию и создал империю.

— А чем плоха империя?

— Когда он был малышом, воздух вокруг него звенел от неизбежности предначертанного судьбой. Она шептала, что он станет величайшим королем в истории нашей земли. Он стал бы нашей погибелью. После смерти короля империя рухнула бы, а все его враги растащили бы ее по кусочкам, как стервятники коровью тушу.

Все несчастья, причиненные принцу — это лишь малый грех в сравнении с величайшим благом спасения королевства.

— Почему же ты создала проклятие, заставляющее людей его любить?

— Завоеватели и императоры требуют обожания. Они хотят, чтобы каждая женщина их желала, а каждый мужчина уважал. Хотят, чтобы толпы горожан воспевали их имена. Все это я и дала ему. Теперь нет нужды поднимать меч, чтобы это завоевать.

Благодаря мне человек, который провел бы жизнь в погоне за любовью и уважением, захватывая земли и сея страх, научился ненавидеть вынужденное обожание незнакомцев. Он не желает завоевывать земли или слушать приветствия толпы. Для счастья ему нужен кто-то, способный увидеть его настоящего. Кто-то, кто полюбит принца таким, как он есть. — Она замолчала и улыбнулась мне. Пересохшие губы разошлись и обнажили кривые пожелтевшие зубы. — Ты важнее империи, дорогая. Стоило бы гордиться.

— Гордиться, потому что сумасшедший принц одержим мной и играет в свои жестокие игры?

— Пф-ф! — Старуха отмахнулась от моих слов скрюченной рукой. — Он любит тебя. Он обманул тебя не из жестокости, а чтобы увериться, что ты ответишь на его любовь.

Я уставилась в мутный осадок своего чая.

— Ты не знаешь, какие муки вины я перенесла, когда думала, что предала моего Риана.

— А сейчас тебя мучает гнев. Однако ни вина, ни гнев не уменьшили твоей любви к нему. — Она потянулась через стол и накрыла мою руку своей скрюченной рукой. — Да ладно. Разве не проще и куда как приятнее простить мужчину, которого любишь, и провести вместе всю жизнь, чем разочароваться в нем и пытаться прожить без него?

Я подумала о Сильви и ее давно потерянном любовнике. О том, как она предпочла простить, а не провести еще один день без него. В отличие от нее, мне хотелось быть верной своему гневу. Не хотелось думать, что любовь может сделать меня такой слабой.

— Мне нелегко прощать.

— Конечно, нет, ты же ведьма. Ты считаешь, что должна муками воздать за боль.

— Скажи, ты сделаешь его маленькую куклу, как сделала для лорда Кампуса? Будешь пытать его призрачной болью, холодом и огнем?

Я отвернулась, мое лицо пылало от стыда. А беспощадная Гаэтана продолжала:

— Или накажешь принца, а вместе с ним и себя, отказавшись от его общества и отвергнув любовь?

Ее скрюченная рука сжимала мою, словно тиски, пока я не забеспокоилась, что она может сломать мне кости.

— Как ты накажешь мужчину, если твое сердце бьется в его груди? Как причинишь боль своему возлюбленному, не причинив ее и себе?

Я вырвала руку и посмотрела в свою чашку. Мне не хотелось думать над вопросами Гаэтаны, потому что стоило начать, и я наверняка решила бы простить Риану обман. Я сбежала от него, но бросать его не хотела.

— Ты вернешься к нему, — прошептала ведьма. — Ты не смотришь на меня, но я вижу это в твоих глазах.

— Я могу простить Риану обман, но не собираюсь провести всю жизнь в борьбе с его проклятием. Я требую, чтобы ты его освободила.

Гаэтана сложила руки на впалой груди.

— Нет.

Я положила руку тыльной стороной на стол. Над ладонью взметнулся язычок пламени.

— Ты на все отвечаешь угрозами? Я не сниму благословения, но это не значит, что ты не можешь его изменить. Несмотря на твое недавнее поведение, ты кажешься умной девочкой. На сей раз используй вместо магии свою голову. Попробуй огонь заменить светом.

Мое зрение затуманилось, веки опустились, а усталость нахлынула на меня как штормовая волна. Мне стало трудно контролировать свои действия, язычок пламени на ладони обжег меня прежде, чем Гаэтана потушила его кухонным полотенцем.

— Ты отравила мой чай.