Ворг. Успеть до полуночи - Марго Генер

– А то сам бы не догадался, – буркнул я.

Всполох не среагировал на мою иронию, только сильнее сверкать стал.

Ноги потяжелели от усталости, из‑за постоянного дерганья из воды даже щиколотки заныли. Наверное, пальцы и пятки разбухли и покрылись водянистыми морщинами. Всему виной проклятый голод.

Стараюсь держаться там, где летит сияющий ежик, потому что другой край тропы затоплен, а вода выглядит совсем не дружелюбно.

Несколько раз из глубины высовывались круглые глаза на тонких ножках и провожали нас печальными взглядами. Шерсть на загривке непроизвольно поднимается, даже клыки чуть вытягиваются, несмотря на слабость. Думать не хочу, что это за существа и какие челюсти может скрывать водная гладь.

Послышалось тихое плескание, как если бы волна осторожно накатывалась на берег. Я всмотрелся в топь. Из самой середины озерца торчат высокие палки, сверху насажены то ли чучела, то ли мешки. Когда приблизились, смог рассмотреть.

Оказалось, и правда чучела, только вместо тряпок – головы каких‑то болотных тварей с огромными ртами в сотню острых зубов.

Я глухо зарычал, лицо оскалилось – головы огромные, страшно представить, какими должны быть тела. И эти гады, вероятно, плавают прямо тут.

– Давай‑ка ускоримся, приятель, – предложил я ежику, опасливо косясь на чучел.

Всполох радостно сверкнул и полетел резвее. Пришлось поспевать. Ему хорошо, летит себе по воздуху, а у меня ноги топнут, тропа – без слез не взглянешь.

Наконец жуткое место осталось позади, дорожка немного поднялась, пошла суше. Во всяком случае, я перестал вязнуть и проседать при каждом шаге.

Впереди показалось что‑то массивное и темное, даже сквозь туман видно. Огонек полетел еще быстрее, пришлось перейти на бег.

Сжав зубы, я бежал, пока чуть не напоролся на застывший всполох. Едва сдержался, чтобы не выругаться, хотя тут принцесс нет – можно браниться сколько влезет. Но почему‑то не захотел. Наверное, огонек выглядит слишком благочестивым.

Его лучи переползли в одну сторону и указывают в туман. Я с сомнением посмотрел на ежика. С тех пор как оказался в той злосчастной таверне, спутники у меня один другого страннее. Думал, что гоблин на козлах – самое необычное, что видел. Но этот огонек всех победил. Даже человеческую женщину.

– Ты тащил меня по трясине, чтобы отправить туда? – спросил я.

Ежик закивал всеми лучами.

– Чудесно, – сказал я недовольно. – И что там? Новая тварь в темноте поджидает. С чего вообще помогаешь?

Этот вопрос следовало задать раньше, но когда сухая тропа превратилась в черную топь, стало как‑то не до вопросов, да и чучела не добавили энтузиазма.

Ежик моментально оказался перед носом и возмущенно засверкал синими прожилками. То, что он возмущен, стало очевидно по тому, как лучики из ровных превратились в кривые, похожие на зубья старой пилы.

– Ладно, ладно тебе, – произнес я, махая руками. – Ты пойми, я ворг, мне некому доверять.

К ежику вернулись ровные шипики, он отлетел назад и понимающе качнулся. Затем снова вытянул лучи в сторону массива.

– Хорошо, – согласился я. – Один раз ты мне уже помог. Надеюсь, и в этот раз не обдуришь.

Я пошел, туман двинулся на меня непроглядной стеной, но через десяток шагов стал редким, видимость открылась на полверсты.

Передо мной выросла роща, если такое слово можно применить к болоту. Невероятной толщины деревья стоят прямо в воде. Кора покрыта густым слоем мха и трутовиков. Кое‑где сине‑зеленым светятся гнилушки, в воде отражается их мистический свет. Кроны уходят далеко вверх, теряясь в тумане, а из белой дымки свисают мочалкобразные растения с длинными зелеными жгутами. Остается лишь догадываться, каких размеров шапки прячутся в тумане.

Вокруг стволов кружатся светляки, над водой порхают серебристые стрекозы с огромными глазами.

Одна, особо смелая, подлетела ко мне и опустилась на плечо. Я замер, боясь спугнуть хрупкое создание. Конечно, раньше видел стрекоз, но эта – настоящее произведение искусства. Мало того что размером с ладонь, так еще и выглядит, будто сделана из серебра и драгоценных камней. Крылышки сверкают даже без солнца, глаза, как рубины, а тельце… Ну точно – серебряное!

– Ничего себе, – проговорил я под нос. – Это что за магия такая?

Стрекоза дернула крылышками и упорхнула к сестрам. Все‑таки испугалась.

Поверхность воды подернута легким маревом, совсем не таким, какое висит над топями. Здесь оно похоже, скорее, на пар от праздничного гуся – манящее и уютное. Под деревьями скопления кувшинок, таких крупных, что, может, и не кувшинки, а что‑то другое. Розовые лепестки торчат прямо из воды, без зеленой подложки, сердцевины светятся желтоватым. Вот уж действительно – удивительны и необычны Абергудские топи.

Между стволами прямо по воде вперед убегает узенькая лента тропы. Не знаю, на кого рассчитана, потому что вмещает ровно две мои стопы, не больше.

Пришлось передвигаться осторожно, чтобы ненароком не соскользнуть в спокойную, но темную воду.

Тропинка крошечная, сухая и твердая земля покрыта сочной травой, будто ее нарочно сюда перенесли из других мест. Я посмотрел по сторонам – не вяжется такая красота с Абергудом. Ну вот никак.

Сияющий ежик остался на краю трясины. Почему не полетел следом, только ему известно. А я напряг мышцы, гадая: помощь он оказал или отправил на верную смерть.

Хотя порхающие вокруг драгоценные стрекозы, светящиеся цветы и гнилушки враждебными не кажутся. Чутье молчит. Только оно и на тропе с мороком молчало, так что сейчас на него не стоит надеяться.

Из кувшинки‑некувшинки прямо у тропы высунулась крошечная мордочка, похожая на барсучью, но такая маленькая, что поместится у меня в ладони. Затем показалось остальное тельце с крылышками, засветилось и выпорхнуло из цветка.

– Боги мои, – выдохнул я изумленно. – Ты кто, малявочка?

Козявка с жужжанием пронеслась над ухом, посыпав меня какой‑то блестящей гадостью. Я быстро смахнул, мало ли – ядовитая. Погрозил кулаком, чтоб не выделывалась.

Зверек, или что это такое, недовольно запищал тоненьким голоском и упер ручки в бока, зависнув в воздухе.

– Отстань, – сказал я серьезно. – Я не разбираю, что ты там стрекочешь.

Из других цветов повылезали такие же козявки и с тревожным гудением поднялись в воздух.

Я быстро окинул армию насекомых оценивающим взглядом. Они, конечно, маленькие – можно в ладонях раздавить. Но вдруг кусаются, заразу разносят? Знаем мы этих мелких, одни слепни чего стоят.

– Послушайте, – начал я, стараясь быть как можно убедительней, хотя не знаю, как можно верить голому воргу в болоте. – У меня срочное дело в Мертвой степи. Попасть туда могу только через топи. Не сердитесь, чем бы ни обидел.

Козявки, что поодиночке выглядят милыми феями, сейчас похожи на полчище ос, а я – нерадивый путник, который посмел потревожить.

Вперед вылетела первая козявка и сурово уставилась на меня глазками‑маковками. Острый носик плавно перетекает в рот. Таким, наверное, удобно нектар собирать. Затылок вытянутый, как гвардейский шлем, за спиной трепещут две пары слюдяных крыльев.

Я терпеливо продолжил:

– Ну серьезно. Чего смотришь, как на врага народа? Я вам не враг. Честное ворговское слово. Есть вас нельзя – маленькие слишком.

– Чип‑чип‑чви! – гневно затрещала козявка.

Остальные загудели, поддерживая вожака, и застыли в наклоне, готовые в любую секунду ринуться в атаку на непрошеного гостя.

– Да не собирался я никого есть, – поспешно заверил я, выставляя перед собой ладони. – У меня особый рацион. Лучше помогите добраться до Мертвой степи, ну или хотя бы направление укажите, а то огонек завел меня, а сам остался на топях.

Услышав про огонек, козявка потерла маленькой ладошкой подбородок и задумчиво пропищала:

– Чиви‑чип?

Я пожал плечами и отмахнулся от светляка, который почему‑то норовит сесть на лоб.

– Не знаю, что это значит, – сказал я. – Но болотный всполох тащил по полузатопленной тропе, помог избежать морока и привел сюда.

Несколько секунд козявка чесала сияющую макушку крохотными пальчиками. На безупречной мордочке отразилась глубокая задумчивость, аж лоб сморщился. Затем, что‑то решив, она развернулась к собратьям и повелительно пропищала:

– Фив‑чифив! Чпи‑фиф‑чи!

Видимо, это был приказ отправляться по своим делам, потому что сияющие осы моментально потеряли ко мне интерес и разлетелись кто куда. Оставшись со мной один на один, козявка подлетела к лицу. Она пропищала что‑то на своем козявочьем и жестом указала следовать за ней.

Я повиновался. Особо выбора нет, болот не знаю, а это место – вообще какая‑то обитель чужеродной магии. Может, какая‑то эльфийская. Это у них все помешаны на светляках, сиянии и белизне. Или это какие‑то другие эльфы?