Звезда моря - Памелла Джекел

— Говорят, она заколола своего любовника в Лондоне. Что ж, значит, она погибла от того же оружия.

Анна отважилась ответить, скорее, чтобы почувствовать близость отца, а не поддержать разговор, потому что не хотела больше ничего слышать:

— Возможно, это к лучшему, па. Может, на все это была причина.

Отец засмеялся, но его смех был больше похож на всхлипывание:

— Возможно. Возможно, если собака не остановилась бы, чтобы взять кость, она бы поймала зайца. Причины — проститутки, Анна. И никто не знает этого лучше, чем законник. Лучше забыть об этом.

Анна опустила голову, от жестокости отцовских слов ее глаза наполнились слезами.

— Я никогда не забуду это, отец. Все, что случилось, стоит у меня перед глазами. Я все еще чувствую, как нож входит в ее тело.

Кормак приподнял руку, как будто протестуя:

— Не говори мне об этом больше! Я не хочу слышать о твоих злоключениях, Анна. Мне впору самому лечь в могилу. — Он глубоко вздохнул и отвернулся от нее, его лицо и голос были безжизненными, и он продолжал низким шепотом:

— Мы живем, и внутри нас есть несколько комнат, девочка. Лучшая из них — гостиная, там мы демонстрируем самое замечательное в нас своим соседям и родственникам. Спальня, куда допускаются немногие. Мансарда, куда не заходит никто, кроме нас самих. И, наконец, — подвал, в котором спрятано все уродство наших душ, туда даже мы сами никогда не заходим. Там мы запираем все наши падения, боль и прегрешения, — он взглянул на свою дочь, его лицо было абсолютно беззащитным. — Теперь и в твоем подвале есть секрет, девочка.

Анна чувствовала, что не прощена. В ночь после смерти Клары Мэри вышла из своей комнаты: волосы растрепаны, ночная сорочка перепачкана. Она на ощупь пробиралась через холл, шаркая босыми ногами. Анна знала, зачем она пришла еще до того, как мать открыла дверь, ее комнаты. Женщина возникла на пороге неожиданно, свет луны струился сквозь закрытые ставни и ложился на се одежду таинственными дорожками. Голос ее дрожал:

— Значит, ты убила ее.

Девушка села в кровати, впервые она боялась своей матери — этого полусумасшедшего призрака. Анна не двигалась, она боялась приблизиться к этому безумному видению, в котором едва узнавала свою мать:

— Мама, это произошло случайно, — спокойно сказала она.

Неприятный смех Мэри растревожил тишину:

— Случайно? Значит, она сама упала на твой нож?

— Нет, но я не хотела ее убивать.

— Нет, конечно, нет. Так же, как ты не хотела разбивать мое сердце, но ты сделала это. У меня в доме — проститутка. Проститутка и, — ее голос сорвался на визг, — убийца!

Анна пыталась заговорить с матерью, чтобы отвлечь ее, успокоить, но Мэри не слышала ее. Она остановилась в ногах ее кровати, пристально глядя на дочь, которая съежилась под своим стеганным одеялом.

— Это грех твоего отца и твой тоже. Избалованная и испорченная, насквозь гнилая шлюха!

Вдруг она замолчала и снова заговорила, уже шепотом, вращая головой, как птичка с глазками-бусинками, когда старается расслышать жужжание комара:

— У тебя есть план?

— Какой план, мама?

— Да! План! Не прикидывайся дурочкой. У тебя должен быть план, или они обязательно повесят тебя!

При этих словах Анна застыла. Не успела она подумать, что бы такое ответить матери, чтобы та ушла из ее комнаты, как в дверях появилась Фулборн в своей широкой накидке. Она обвела комнату быстрым взглядом и сразу все поняла.

— Ах, миссис! Уже слишком поздно и холодно, чтобы гулять в темноте. И босиком, о, боже мой! — она кудахтала, как старая курица, изображая трогательную заботу и некоторую досаду. Фулборн отвела Мэри в ее комнату. Та не сопротивлялась. В ту ночь Фалли не возвратилась к Анне. Это был единственный знак ее осуждения, Анна знала это. Но и мать не беспокоила ее тоже. Девушка была рада передышке, так как не хотела снова ни говорить об этом, ни даже думать.

Новый год начался для Анны спокойно. Она все больше расцветала и выглядела более женственно, чем девочки ее возраста. Она была выше других, почти такого же роста, как отец, а ее грудь увеличилась чуть ли не вдвое. Анна часто стояла перед зеркалом, рассматривая свое отражение. На лобке и подмышками начинали расти густые волосы. Когда она приподнимала грудь руками и любовалась своим отражением, соски набухали, и она чувствовала, как тепло разливается по всему телу. Она находила эти ощущения приятными и предполагала, что это и есть тот грех, от которого предостерегают священники. Ей было удобно в своем теле, несмотря на его непредсказуемость, она начала доверять тому, что оно ей тайно нашептывало.

После смерти Клары Мэри редко покидала свои покои, по крайней мере, не тогда, когда Анна была дома. И девушка не искала компании своей матери.

Пытаясь исправиться, она охотно оставила доки и своих приятелей, стала носить юбку и дюжину нижних юбочек, позволяла зажимать себя в самые тугие корсеты, и все решили, что она образумилась и становится настоящей леди. Два часа в день она занималась на клавикордах, еще два — французским языком и шитьем и заявила, что в состоянии изучать еще что-нибудь, что сочтет нужным отец. Однажды она даже выступала в роли хозяйки с легкой руки Фалли. Некие Дарси, старые друзья родителей, были приглашены на чай. Все дамы в разное время учились в школе вдовы Варнод, но Анна считала, что они приятнее, чем остальные леди в этой школе. Она ловила себя на мысли, что с нетерпением ждет их визита, особенно, когда узнала, что с ними будут две кузины из Норфолка. Мать появилась ненадолго и ушла, сославшись на головную боль, оставив дочь с миссис Дарси, двумя ее дочерьми и двумя их кузинами. Только Фулборн поддерживала Анну, тихо сидя в углу комнаты.

Когда это испытание закончилось, Анна объективно проанализировала свой дебют и осталась довольна. Беседа прерывалась редко, девочки были очень разговорчивы. Анна заготовила дюжину вопросов для своих гостей. Казалось, никто кроме Фулборн не заметил, что их ответы совсем ее не интересовали. А Фалли время от времени слегка ей подмигивала.

— Фалли, неужели необходимо так изощряться, чтобы поддерживать дружбу с женщинами? Они говорят о таких глупостях!

— Они рассказывают о своей жизни, девочка, — нежно ворчала на нее Фулборн.

— Что ж, значит, их жизнь ничтожна! Когда я спросила, что они думают об угрозе ямазийцев на юге, они, как попугаи, повторили мнение взрослых, а миссис Дарси так на меня посмотрела, будто я подняла свои юбки выше головы. Словно убийства, война, жестокость не касаются юных леди. — Анну рассмешила собственная мысль, — хотела бы я посмотреть, как Рэчел Дарси будет принимать военных. Эти ее маленькие ручки в перчатках! «Скажите, сэр, не считаете ли Вы, что в этом месяце ужасно жарко. Как Вы думаете, скоро ли наступит период ураганов?» — О, черт! Какая чушь! — Анна не обращала внимания на хмурящуюся Фалли и ее многочисленные вздохи. — Я найду друзей в другом месте, Фалли. На балах и скачках. Хватит с меня домашнего чаепития, благодарю!