Не бойся, мама ! - Нодар Думбадзе

Председатель умолк, извлек из сумки бутылку коньяку "Варцихе" и поставил его на столик.

- Дальше? - поинтересовался я.

- Выпьем по одной! - предложил он, откупоривая бутылку.

Мы выпили.

- На чем я остановился? - спросил председатель.

- Ясень в ус не дул, - напомнил я.

- Да. Весной, как положено, распускались на нем листья, осенью, как положено, опадали. А плетень огораживал его то с одной, то с другой стороны... Выпьем еще по одной.

Дама встала и направилась к двери.

- Идете менять халат? - спросил председатель.

- Слушайте, как это вы успеваете следить за всеми? - взорвалась вышедшая из терпения дама. - И халат, и туфли мои, и дед Геронтий, и плетень какой-то!

- Что же мне делать, уважаемая! Председатель обязан все знать, все успеть, иначе кто выполнит план, который висит на моей шее? Вы, что ли?

- Вы бы лучше додумались выйти и дать мне возможность переодеться! Должна же я заснуть?

Еле сдерживая смех, я быстро вышел. За мной последовал председатель.

- Кажись, переборщил, а? - спросил он.

- Ничего, сойдет. А как кончилась та история?

- Какая?

- С ясенем.

- О, кончилась она смешно. Утром скончался Георгий Горджомеладзе, а вечером отдал богу душу дед Геронтий.

В один и тот же день! Отец мой, Титико, был тогда молодым. За ночь он и срубил, и обтесал, и выстрогал тот ясень и с помощью соседских парней сколотил два отличных гроба - для деда Геронтия и для Георгия. Похоронили их в один день на одном кладбище, рядом друг с другом.

С тех пор вдовушки жили душа в душу и преставились обе в один год...

- А сыновья?

- Ничего. Жили в мире и согласии. Из остатков ясеня отец смастерил два пандури [Пандури - грузинский национальный музыкальный инструмент]. Один оставил себе, другой подарил сыну Георгия - Луке... А здоровый был ясень! Не каждый ясень даст два гроба и два пандури.

- Как же сыновья разрешили пограничный конфликт?

- Как будто мирно. Ясень-то, представьте, прижился на старом корню и вымахал во-он такой толщины, не обхватишь! Плетень мы подвели к дереву точно посередке. Так что ясень нам не мешает... А граница, дорогой мой, дело сложное, ох и сложное!.. Ну хватит, пора спать!..

Я осторожно приоткрыл дверь в купе и чуть не задохнулся от смеха: на верхней полке, свесив голые ноги и повязав голову полотенцем, сидел человек. Лицо его выражало страдание и изумление. Купе дрожало. Колыхался абажур ночника.

- Вы видели когда-нибудь, чтобы так храпела женщина? - простонал верхний пассажир. Это были первые и последние слова.. произнесенные им за все время нашего путешествия.

Было за полночь, когда меня кто-то разбудил:

- Проснитесь, проснитесь, уважаемый Владимир!

Я вскочил. Надо мной склонился радостно возбужденный председатель.

- Дождь! Дождь пошел, дорогой Владимир!

- Поздравляю! Но стоило ли из-за этого будить меня?

- Извините, дорогой! Такая это для меня радость!..

Думал, вам также будет приятно... Спите, пожалуйста.

- Как же, заснешь теперь!

Атанасэ понял, что я шучу, весело хмыкнул и разлил оставшийся коньяк.

- За дождь, дорогой Владимир! За дождь, который поит землю, дарит жизнь траве, моет черепицу, растит кукурузу - одним словом, за живительный дождь! - сказал председатель и, чокнувшись со мной, выпил.

- Мне казалось, что в ваших краях скорее следует радоваться солнцу, чем дождю.

- Это как когда. Прошлым летом я только и мечтал что о солнце... Сгнило все от постоянных дождей...

- Ну спасибо, разбудили меня, иначе где бы я увидел такой ливень! поблагодарил я председателя. И действительно, дождь лил как из ведра. По оконному стеклу струились потоки воды.

- Был случай... Послушайте: дожди в прошлое лето сыграли с нами злую шутку, таких дождей, наверно, не бывало даже при Ное, начнете затопило, снесло все наши посевы и пашни!.. Иду я как-то утром в контору под проливным дождем, навстречу - колхозник наш с мотыгой на плече. "Куда тебя несет, спрашиваю, в такой ливень?" - "Иду, говорит, в Кобулети". - "Что ты там потерял?" - спрашиваю. "Пашню, говорит, мою дождем смыло и в Кобулети, говорит, занесло, иду, говорит, туда на прополку!"

Шутит, сукин сын, а мне не до шуток... Чуть-чуть дождь перестал, пошел я в горы - пчел мы там на лето держали. Пришел - не дай бог увидеть такое: из ста ульев семидесяти как не бывало! Залило водой! К полночи вернулся в село, набатом поднял всех на ноги, собрал собрание.

"В чем дело, председатель?" - спрашивают крестьяне.

"А дело в том, дорогие мои, что погибло семьдесят наших ульев!" отвечаю.

Встает тогда Папино Иремадзе - известный во всей округе сквернослов - и говорит:

"Тут семьсот семей человеческих погибает, председателю на это наплевать, а из-за семидесяти паршивых ульев он нас в полночь с постелей согнал!"

Я расхохотался. Атанасэ продолжал:

- Смешно, конечно. Сболтнул глупость вредный мужик, наврал все! Богаче нашего села, пожалуй, и не сыщете в этом крае. Чего только у нас нет: цитрусы, чай, кукуруза, фасоль, вино!..

- Чем же ваш Папино был недоволен?

- А черт его знает! Не мог человек прожить дня так, чтобы не съязвить! Поверите, я даже боялся выступать на собраниях. Все село его ненавидело. Доносчик, завистник, интриган. Многих он погубил, многих перессорил... Люди сторонились и боялись его...

- Как же народ встретил его слова? Насчет пчел.

- Как? Поднялся смех, шум, гам... Знали ведь его паршивый характер... Одним словом, провалилось собрание...

- Что было дальше?

- Да ничего... Два месяца тому назад умер он. Вздохнули мы свободно... А все же жаль человека - глупой смертью погиб... Повел он в Махарадзе [Город Махарадзе - районный центр] лошадь подковать.

Может, слышали, знатные кузнецы там живут, братья Керкадзе. И вот взял несчастный за ногу коня, а тот лягнул его так, что кишки вывернул наизнанку. Не успели донести бедного до больницы - кончился по дороге... Что ж, не оставлять же покойника без присмотра, родни-то у него никакой... Послал я за трупом колхозный грузовик...

Переезжая по броду Бжужисцкали, чуть было не уронили выводу гроб ударило волной, с трудом его удержали...

Хоронили покойника в воскресенье. С утра зарядил дождь, к вечеру село походило на затопленный остров... Еле добрались до кладбища. Стали опускать в могилу гроб - лопнула веревка. Гроб провалился в яму вверх дном... Плюнули тут мужики, махнули рукой и разошлись... Пришлось мне одному под проливным дождем засыпать могилу...

Не дай бог восстановить против себя народ!.. Жалко ведь, как-никак человек умер... Но народ тоже по-своему прав...

- Мда-а, - согласился я, - ничего не скажешь...

- Эх, многое еще можно вспомнить, да поздно уже...

А вам вот что я скажу: граница хороша, а наше село не хуже! Приезжайте к нам, поглядите на людей, на жизнь нашу. Авось и про нас захотите написать...

- Обязательно приеду!

Председатель выглянул в окно. Дождь лил не переставая.

- Да хватит тебе, я же о дожде просил, не о потопе! - проворчал председатель.

С верхних полок доносился стройный храп в два голоса...

- Спокойной ночи! - сказал председатель и погасил свет.

На вокзале меня встретил сам подполковник Розарииов.

Спустя полчаса я уже сидел в его кабинете. Подполковнику на вид было лет пятьдесят. Энергичный, живой и очень симпатичный, он за пятнадцать минут успел рассказать несколько детективных сюжетов, кучу анекдотов, набросать краткий план моей будущей книги и даже определить, сколько в ней ориентировочно будет страниц. Несколько затруднили его поиски заглавия книги, но он обещал подумать об этом дома. Потом подполковник куда-то позвонил.

- Сейчас принесут полный комплект ХБ, - объяснил он и стал внимательно разглядывать меня.

Минут через пять в кабинет внесли несколько ящиков.

- Раздевайтесь!

- Может, закроем дверь? - попросил я.

- К чему? Женщин здесь нет, а если вы меня стесняетесь, могу выйти, улыбнулся подполковник.

- Ради бога, не беспокойтесь!

Я сконфуженно стал раздеваться. Но настоящий позор я испытал, когда начал примерять брюки! Проклятое мое пузо! На трех брюках отлетели крючки, четвертые разошлись по швам... Наконец мне все же удалось кое-как втиснуться в них. Розаринов вздохнул с облегчением.

- Вот вам хромовые сапоги, две пары белья, фуражка, погоны, пояс... что еще? Да, шинель будет дней через десять, а пока вот телогрейка... Подпишитесь, пожалуйста, здесь...

Мне была уготовлена еще одна мука - надевание сапог.

Выдержав и эту пытку, я предстал пред очи подполковника в новом своем облике.

- Вот это я понимаю! - воскликнул он. - Я на вашем месте никогда бы не расставался с военной формой.

- Так оно, наверно, и будет, товарищ подполковник, - ответил я. Сапог, по крайней мере, мне снять никогда не удастся!

- Ерунда, батенька! Через два дня они сами снимутся! - успокоил меня подполковник и дружески хлопнул по плечу. - Решено, едете на заставу!

Он поднял телефонную трубку и назвал номер.