Большевики - Михаил Алексеев

Сад посветлел. Свет струился между деревьями от санаторского дома. Стали видны дорожки, усыпанные песком. Коля вынул наган и уже на коленях пополз по высокой траве дальше. Крики, шум, хохот стали слышны вокруг. Наконец, Коля остановился. Дальше продвигаться было нельзя. Сквозь просветы деревьев и кустарников видел Коля знакомую ему санаторскую лужайку, наполненную народом. В толпе преобладали офицеры в блестящих новых мундирах в полном вооружении. Не меньше их на лужайке было женщин, одетых и просто и крикливо. Среди этой женской в офицерской гущи Коля заметил несколько черных сюртуков, фраков, и пару студенческих фуражек. Толпа потоком прогуливалась вдоль зеленой стены лужайки. Звенели офицерские шпоры, раздавались звонкие трели женского смеха.

По середине лужайки торчал большой столб. На нем раскачивалась громадная электрическая лампа. Вокруг столба стояло несколько десятков больших столов, окруженных десятками стульев и диванов. На столах, разукрашенных цветами, стояли бутылки, вазы с фруктами, обеденные приборы, разные закуски в коробках, в тарелках и на тарелочках. В раскрытые настежь окна санатория неслись звуки шумного вальса. Некоторые офицеры и женщины раскачивались на ходу в такт музыке. Курили. «Человек 150–200 будет», — решил Коля. Посмотрел на часы. Часы показали 25 мин. одиннадцатого. «Так-с, будем ждать».

Коля уселся поудобнее, прислонившись спиною к стволу огромного дуба. Вложил капсюль в бомбу. Стал наблюдать за лужайкой.

Видит он, как один офицер с большой белой перевязью на рукаве мундира вскочил на стул. Грациозно помахал платочком над лужайкой.

— Господа, внимание. Господа, прошу минуточку… Их высокопревосходительство приглашает вас, господа, за стол. Пожалуйте, господа — Офицер соскочил с кресла. Потом опять вскочил на него, еще раз помахал платочком над лужайкой.

— Еще, господа. За стол нужно садиться так, чтобы не было дамы без кавалера. Господа офицеры, вашим заботам его превосходительство поручает наших прекрасных дам. Господа, его превосходительство надеется…

Ему не дали кончить.

— Ура генералу, — закричал высокий, картавый женский голос.

— Ура! — подхватила сотня офицерских голосов. Офицер с белым бантом вновь сошел со стула.

Музыканты заиграли марш «Под двуглавым орлом». Гости стали усаживаться за столы. Зазвенела посуда.

В центре лужайка сидело два офицера, 4 женщины и несколько штатских. Между ними Коля местного старого судью и санаторскую фельдшерицу.

Опять на стул поднялся офицер с белой перевязью и помахал платочком.

— Господа офицеры, наполните бокалы ваших дам и свои. Его высокопревосходительство будет говорить тост.

Зазвенели бокалы и рюмки. Послышались протестующие женские голоса.

— Послушайте, поручик, послушайте, ведь мне же столько нельзя… Я опьянею.

Из-за стола поднялся худой, высокий офицер. В правой руке у него дрожал бокал. «Генерал встал» — шептали за столом.

Генерал откашлялся и начал говорить тост.

— Господа! — генерал указал левой рукою вверх. — Там бьются беззаветные храбрые солдаты нашей дорогой, многострадальной родины. Там они приносят в жертву свои драгоценные жизни. За посрамленную религию отцов, за насилие над миллионами честных тружеников земли бьются они с врагами справедливости и народного счастия не покладая рук и не жалея живота. Но враг уже сломлен. Уже в панике бежит он. Еще удар — усилие и вся страна вздохнет свободно грудью. Господа! Я пью за скорейшую победу наших героев над врагом религии и народа, над врагом семьи и порядка, над врагом личности и счастья. Я пью за наше победоносное храброе войско. Да здравствует наша победа над кремлевскими бандитами! Ура!

— У-р-р-ра! — закричали все гости. Встали со стульев, держа в руках бокалы. Музыка заиграла бурный туш. Генерал выпил вино и разбил бокал о землю. Все гости последовали его примеру. Когда шум затих, генерал присел, а вместо него встал его сосед, полный бритый офицер.

— Господа, наполните ваши бокалы. Я скажу тост, — произнес он звонким тенором.

Новые бокалы были поспешно наполнены.

— Князь! Князь будет говорить, — раздавались офицерские голоса в толпе гостей.

— Господа! Прошу встать. — Все гости с шумом поднялись с мест. — Господа, я не буду долго говорить, — продолжал князь. — Я предлагаю тост за здоровье царской семьи. Ура! — Музыка заиграла царский гимн. Сотня голосов его подхватила.

«Боже царя храни, сильный державный царствуй на страх врагам…».

Коля с нетерпением смотрел на часы. Стрелка показывала половину двенадцатого. «Скорей бы».

После исполнения царского гимна гости вновь расселись, занялись едою и разговорами. Все шумнее и веселее становилось на лужайке. Один усатый офицер попросил у распорядителя слова. Тот ему милостиво разрешил. Все головы повернулись в сторону усатого офицера. Офицер встал, покрутил усы и улыбаясь, сказал:

— Господа! Давайте отрешимся от треволнений дня. Это важно. Это велико. Не смею спорить. Но, господа, я пью за наших божественных дам. Ура!

— Уррра! — заревели офицеры. Опять музыка заиграла шумный туш. Офицеры пили целыми бутылками за здоровье своих дам. Заставляли непьющих женщин пить насильно. Женщины визжали. Жеманились. Пили и много смеялись. Уже некоторые из них сидели на коленях у офицеров.

За генеральским столом встала фигура в черном сюртуке. Коля внимательно всмотрелся и узнал в ней главного врача больницы.

— Господин распорядитель, я прошу слова, — сказал он. — Дайте, пожалуйста, слово.

Распорядитель грациозно наклонил голову в знак согласия. Доктор попросил внимания. Лужайка постепенно затихла.

— Господа, — начал доктор. Голос у него звенел и дрожал. — Позвольте и мне предложить тост.

Генерал милостиво похлопал. Многие из гостей сказали: «Просим, просим».

— Я предлагаю тост за великий человеческий дух, который стоит выше всего — является первоисточником всего, которому не страшны ни страдания тела, ни голод и жажда. Дух, торжествующий над грубой материей. Я предлагаю тост за дух великого русского народа, за его великую духовную самобытность. — Доктор вздернул головою. — Но кто же, господа, является выразителем этой великой народной духовной самобытности? — Доктор широко развел левой рукою и продолжал. — Мы — русская интеллигенция. Мы — носители этого великого народного духа. За русскую интеллигенцию, носительницу духовных идей великого русского народа я предлагаю тост, господа. Но где же скрыты эти великие борцы бессмертных духовных идей? — В народе, господа. В великом, многострадальном крестьянстве. И за него, господа, я предлагаю выпить этот тост. Вы все, господа, знаете. — Тут голос доктора особенно зазвенел. — Вы знаете, что нужно этому великому, стомиллионному великому крестьянскому народу. Ему нужна справедливость. Кто даст ему эту великую справедливость — спрашиваю я, — и отвечаю — Всероссийское учредительное собрание…

— Долой учредилку! — оборвал речь целый десяток пьяных голосов. — К чорту говорильню, жидовскую синагогу! — слышались бешеные выкрики. — Усадите его. Доктор пьян. Царь созовет учредительное собрание. Х-ха-ха.

На лужайке поднялся шум.

Коля посмотрел на часы. Было без 3-х минут двенадцать. Он привстал и насторожился.

«Куда же я брошу бомбу? В толпу нельзя. Здесь много женщин… Если бы не было женщин… Брошу назад к реке».

Мышцы напряглись. Натянулись нервы.

«Вот сейчас без двух минут двенадцать — только раздастся выстрел и я бросаю». Рука Коли судорожно сжимала кольцо на бойке бомбы.

Над лужайкой шум поутих. Поднялся генерал и убедительным тоном сказал:

— Господа, успокойтесь — успокойтесь, господа. Доктор вовсе не против царя — священного помазанника. Не так ли, доктор?

Доктор утвердительно кивнул головой.

— Итак, господа, — продолжал генерал, — мы не поняли доктора, мы выпьем тост, предложенный нашим уважа…

В этот миг в местечке раздался взрыв бомбы. Генерал остался с раскрытым ртом. Точно выстрел орудия загремел другой взрыв. Затрещала частая дробь ружейной и пулеметной стрельбы.

— Господа, спокойствие! Господа офицеры, по своим мест…

Но уже заметались гости. В это время оглушительно взорвалась брошенная Колею бомба. Наступила полная паника. Опрокидывались столы и стулья. Звенела дробящаяся посуда, истерически кричали женщины. Гости бежали массой, давя друг друга.

«Надо погасить свет — темнота усилит панику» — решил Коля и пустил из нагана 3 пули в большую электрическую лампу, висевшую по середине лужайки. Последняя пуля разбила лампу и на лужайке стало темно. Только слабо мерцали цветные китайские фонарики.

В потемках Коля стал отступать к реке — все время на ходу продолжая расстреливать патроны. Вот он уже у реки. Плещется о берег вода. От реки тянет свежестью.