Луи Вутон - Армин Кыомяги

План вышел очень простым. По малой нужде – за центр, в дальний угол парковки, по большому – в рядом расположенный Ülemiste Hotell. В гостинице 128 номеров, плюс общественные туалеты в фойе и ресторане, всего 132 ослепительно белых унитаза. Для разового использования. Начну с четвертого этажа и самого дальнего по коридору номера. После того, как схожу в клозет, повешу на ручку двери номера своего рода закладку, красную табличку с просьбой не беспокоить. При нормальной работе пищеварения на заполнение этого четырехзвездночного отеля у меня уйдет около четырех месяцев. Таким образом, до Рождества фекальное хозяйство распределено, и я могу заняться другими насущными вопросами.

Гигиена. То, насколько я привержен гигиене, выяснилось лишь теперь, когда ранее столь обыкновенные и незаметные действия вдруг стали большой проблемой. Опишу это обстоятельно, ну и пусть, что самому себе. Я научился наслаждаться каждой буквой, словом и предложением, что выходят из-под моей шариковой ручки и каллиграфически ложатся на бумагу. Пишу я медленно, без спешки, с высунутым в уголке рта языком, как навечно обреченный на летние задания безграмотный мазохист. По буквам: душ не работает. На каждую буковку в этом предложении самозабвенно трачу как можно больше времени и энергии. Сверхъестественное старание выдавливает из напряженных пор каплю за каплей, постепенно окутывая меня облаком смрадного пота. Вдыхая его, уже заранее испытываю блаженство от трудоемкой перспективы, сопряженной с санитарным пророчеством моей коротенькой фразы. Душа нет. Есть озеро, куда я хожу каждое утро, взяв с собой корзинку с полотенцем, шампунем, бальзамом для волос, мылом, мочалкой, гелем для бритья и безопасной бритвой, небольшим зеркальцем, зубной щеткой, пастой, зубной нитью и бутылкой воды, чтобы сполоснуть рот. Мало того. В течение дня, если чувствую, что рубашка в ходе пахоты начинает прилипать к коже, я вновь отправляюсь к озеру. Да, эта фыркающая фигура в белой пене – это я, Луи Вутон собственной персоной, чемпион мира по чистоте и аккуратности в мире со сдохшей канализацией.

У меня длинные рабочие дни. Как и у моего единственного коллеги. Он появляется по утрам раньше шести, ласково, но решительно будит и заряжает до девяти или полдесятого вечера без перерывов. И не сводит с меня на протяжении дня внимательного взгляда. Он словно мой начальник, вышестоящий субъект, призванный вдохновлять своей, похоже, неистощимой теплоэнергией. С приближением сумерек мы расстаемся. Обессиленный, я машу ему на прощание рукой, а в душе – одна благодарность за страшную усталость. Он удаляется на запад, неспешно заваливаясь за горизонт, где его ждет вторая смена на другой стороне шарика. Такой вот неуемный герой, небесный передовик производства.

До чего все-таки красивое и точное понятие – рабочий день. Ни минутки на тревожные мысли, страхи, душевные терзания, один лишь пролетарский катарсис в чистом виде.

Привел себя у озера в порядок и можно снова впрягаться – я готов к новому рабочему дню. В приподнятом настроении ноги сами несут меня на трудовую вахту. Прихожу в центр нагишом, с собой только корзинка с описанным выше содержимым. Вешаю полотенце на перила лестницы для просушки, выкладываю гигиенические средства и принадлежности на ночной столик моего спального уголка. Затем отправляюсь в бутик (каждый день – разный) и облачаюсь в рабочую одежду. Сегодня выбор пал на Hugo Boss’а. Одеваюсь с головы до ног, от нижнего белья до костюма (499 евро, с учетом скидок). К счастью, могу себе это позволить, ведь у меня приличное место работы. Галстук, манжеты, остроносые лакированные туфли, обязательно духи. На всякий пожарный сую в нагрудный карман и солнечные очки. Стою перед зеркалом с мой рост. Поправляю галстук. «Слава труду!» – работа неизвестного художника 21 века, коллаж из высококачественного материала, изображающий последнего человека и его отражение. Начальная цена – ноль. Она же и окончательная, раз и навсегда. Прошу дать знак поднятием руки. Ну? Нет предложений? Чего же так, нолика жалко? Боитесь, что его отстегнут от ряда нолей ваших миллионов? Ну и катитесь тогда куда подальше, математики хреновы.

Желтые перчатки натягиваю уже на посту. Шикарно до опупения. Оо, если б покойный господин Хуго сейчас увидел меня, он бы выскочил из гроба как ужаленный замогильной змеей. Элегантный, темный костюм модного приталенного фасона вкупе с прочными латексными перчатками Vileda – комбинация, которую он, увы, проморгал. Эти желтые, такие веселые и жизнеутверждающие перчатки могли бы стать поистине гениальным аксессуаром к эффектной парадной форме эсэсовцев. Не говоря уже о практичности. Ведь кровь как кетчуп, в белые матерчатые перчатки впитывается сразу, а резиновые прополощешь в воде с мылом – и вновь ты чистый и непорочный словно беззубый младенец.

Сегодня я на сортировке. Работа важная, требующая точности и внимания, ну и, само собой, хорошего зрения. Полка за полкой достаю и обследую каждую упаковку, зорко сканирую все – от уцененных пачек печенья до банок с тресковой печенью. Приступая к очередной полке, рассматриваю армию товаров по категории «рекомендовано до…». Просроченные продукты летят в тележку, позже отправляю их в еще имеющихся чемоданах в аэропорт и присоединяю к компании креветок. Остальные аккуратно перекладываю, как Наполеон, переставляющий оловянных солдатиков на карте боевых действий, развернутой на штабном столе. У кого срок годности истекает через считанные дни или недели, те выстраиваются пехотой на передовой. Их судьба предрешена, она незамысловатая и честная. Выбирать они могут одно из двух: или пройти по моему кишечнику, чтобы затем окаменеть в одном из ароматных унитазов соседнего отеля, или собирать чемоданы и дезертировать на готовом к бегству самолете. Затем я выстраиваю в ряд батальоны упакованных продуктов, виды на жизнь у которых несколько веселее – срок их годности еще месяца три. Но в перспективе и их богатая калориями жизнь, увы, закончится в отеле или в аэропорту. «Такова жизнь, ничего не попишешь», – это все, что с лицемерно сочувствующей улыбкой армейского генерала я могу сказать им в утешение.

А вот тылы у нас мощные. Сотни метров консервированных трусов. Полные банки крупных и самодовольных деятелей, что в надежде прожить дольше не побрезговали вакцинированием разными ядовитыми консервантами. Смотрю я на них и ухмыляюсь как хищная акула, которой известна страшная правда, но по причине набитого брюха ей пока неохота признавать ее. Чудаки. На них этикетки с четко обозначенными датами смерти, а все выпендриваются, грудь колесом в полной готовности принять орден или медаль за отвагу, проявленную на самом дальнем от врага участке. Герои блиндажей и окопов.

Прервавшись на минуту, выпрямляюсь. Стою как крестьянин среди созревающих хлебов в рекламном клипе овсяных хлопьев. На усталом лице мир и покой. Бесконечное поле деятельности заманчиво теряется за горизонтом.

С какой целью ты пришел сюда, в торговый центр Ülemiste? Хотел получить работу. Получил? Получил. А зачем тебе работа? Чтобы окружить себя нужными вещами. Вещи получил? Получил. А зачем тебе вещи? Чтобы чувствовать себя по сравнению с другими хотя бы равным, а то и обрести чувство достоинства, хорошо выглядеть, быть притягательным для лучших представительниц противоположного пола. Получил женщину? Получил. Все хорошо, Луи. У тебя есть все, чего ты хотел. Ты – воплощение удачи в земной жизни, иллюзорный типичный образчик для тренинга по мотивации. Будь счастлив и продолжай вкалывать. Старайся, покажи себя с наилучшей стороны. Твой четырехмесячный испытательный срок заканчивается только в начале ноября. Таков закон.

20 августа

Сегодняшняя пасмурная погода подарила передышку. Наконец-то плотная облачность затянула небо, убрала с усталых глаз солнце, этого отпетого рабовладельца, чей обжигающий кнут тысячелетиями отплясывает на потных спинах человечества. Я доработался до отупения, все тело ноет, обескровленные мышцы и вены натужно скрипят, как несмазанные, заклинивающиеся конечности робота. Но даже роботам нужны воскресенья. Пусть не для осмысления жизни, но тем не менее. Устроиться перед теликом и дать ТВ-пастору кинуть на бесплодную почву души пару телег навоза. Или, если телик барахлит, залезть на крышу, привалиться усталой спиной к трубе вентиляционной шахты и позволить чайкам обгадить себя с ног до головы. То и получится. Удобрение и есть удобрение.

Вымылся в озере. Мылся тщательно, не считаясь со временем. Вернувшись, повесил на перила полотенце, с механической точностью разложил принадлежности на столике и пошел в магазин одежды. Но рука не поднялась ни на одну из тряпок. Все это модное барахло – от изысканных и строгих вещей до якобы небрежной пестроты – показалось мне не более чем тюремной робой. Ему надлежит поднимать настроение рабочего скота, когда он случайно проходит мимо зеркала или с остальными себе подобными выстраивается для фирменного фото. Модно упакованное единение во имя общей цели. Но что такое цель? Какова цель труда? Созидание? Создавать что-то, что улучшит жизнь людей, уменьшит их страдания? А моя работа… Создаю я что– нибудь? Нет. Я ничего не создаю, я ликвидирую.