Цельное чувство - Михаил Цетлин (Амари)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. Бегство
Бежали…Дул сырой, морскойВетер с такой тоской…Стреляли.Неслась картечь,Как порывы сырого ветра,И пушек извергали черные недраСмерти смерч…
Чрез полыньи и крови лужиВел по Неве свой нестройный взводБестужев.Ядра ломали лед.
Рылеев,В серой толпе затерявшись, бежал,Звал, рукой безнадежно махал:«Смелее!..»
И Кюхельбекер, бедная Кюхля,Рыхлая рохля, шлепал по снегуНогами, обутыми в слишком широкие туфли,И еще верил в победу.
Юный ОдоевскийТоже кричал и тоже бежал.Боже, не праздник, не светлый бал…Где скроешься?!
На перекрестке БулатовДумал: «не с ними ли светлая смерть,Близкое небо, ясная твердь,Твердая смерть солдата?..»
И слыша, как бухают пушки,Князь ТрубецкойС смертной тоскойЗарылся лицом в подушки.И ежась от болиИ нервно смеясь,Бедный Князь,Вождь поневоле,Как будто попавши во фраке в грязь,Морщился, корчился, весь виясь,Брезгливо, бессильно и думал: «доколе, доколе, доколе?..»
И серые, сирые,Пошедшие вслед командирам,Вслед офицерам,С слепою веройСолдатыБежали, как стадо,Ибо не знали,Что делать им надо,За что умирать?Они, прогнавшие Наполеона,Бежали с воем, визгом и стоном,Русской свободы бессильная рать.«Эй, Фадеич,Дай тебе подсоблю,У тебя колено в крови!»Нет, не избегнуть смерти иль плена…Кто там, — враги иль свои?..
Искупление
1. Утро ареста
Эта утренне хмураяНепроглядная тьма —Полуосень понураяИль двойная зима?
Утро бедное, бледное,Утро робких калек(Душ их радость победнаяНе коснется вовек!).
Город встал без желанияДля ненужного зла,Как игрок, состояниеПроигравший дотла,
На мгновенье забывшийсяИ проснувшийся вновь,Чтобы вспомнить приснившийсяСон про свет и любовь,
С неушедшей дремотоюВ воспаленных глазахИ с унылой ломотоюВ омертвевших костях!
Был я проданный, преданныйПривезен во дворецНа конец неизведанный,На бесславный конец.
Без шинели, как ветка яНе от страха дрожал,Когда руки салфеткоюАдъютант мне вязал.
По паркету блестящемуТихо вел он меняК офицеру, стоящемуУ стола близ огня.
Перед мутные, жесткие,Перед очи ЦаряКак на плахи подмостки яШел, молитву творя.
И в мундире расстегнутомОн, казалось, во мглеПредо мной, полусогнутым,Был один на земле.
Весь прямой (Боже, смилуйся),Тихо пальцем грозя…И тогда измениласяБедной жизни стезя…
2. Ночное посещение
Тесная камера.Часовой у двери как столбЗамер.Узник, опершись рукою о стол,Медленно пишет.Вдруг он зябко шеей повелИ чувствует весь, что кто-то вошел,Стоит за спиною, сердито дышит.Чувствует и не может встать, перестать!И сердитое слышит:«Встань, здесь твой царь!Что ты писал там? дай, достань!»— Вот, Государь!Прочитал, наморщил лоб,Оглядел камеру — тесный гроб.«Не жалуешься, не плохо?Нужно, чтоб ты искупил свой грехПеред царем и Богом,Или не знал ты их всех?!Им захотелосьПравить наместо меня.Им не терпелосьОдеться в красивую тогу,Речи парламентские говорить.Но не угодно было БогуЭтот позор допустить!Английские завести палаты,В лорды угодить…А не угодно ли будетПогодить?!И ты с ними шел,С мальчишками в мерзких фрачишках!Или забыл ты пушки Бородина?Иль побрякушкиТвои ордена?Ведь в волосах твоих — видишь нити? —Седина видна!Что ж ты молчишь?!» — Государь, простите!«Простить тебя!В душе давно уж простилКак человек человека.Знаю, что ты из малых сих,Пойманных сетью умных и злыхИсчадий гнусного века!За себя не трудно простить,Но за Россию простить нельзя!Что наделали!На кого вы подняли руку,Бесстыдно-смелую?На меня, потомка великих царей.С дерзостью мерзкой преступных детей……Ну не плачь, не нужно, зачем?Я говорил с тобой строго,Но хочу не страха — доверья.Не отходи, я тебя не съем!»Подошел, поцеловал в лоб,Оглядел камеру — тесный гробИ ушел, наклонившись слегка у порога,Слишком высокий для тюремной двери.
3. Письмо Каховского императору
Не о себе хочу говорить я, но о моем отечестве.Пока не остановится биение сердца, оно будет мне дороже всех благ мира и самого себя.Я за первое благо считал не только жизнью — честью жертвовать пользе моего отечества. Умереть на плахе, быть растерзану и умереть в самую минуту наслаждения — не всё ли равно.Но что может быть слаще, как умереть принеся пользу?Человек, исполненный чистотой, жертвует собой не с тем, чтобы заслужить славу, строчку в истории,Но творить добро для добра без возмездия.Так думал я, так и поступал.
Увлеченный пламенной любовью к родине, страстью к свободе,Я не видал преступления для блага общего,Согрет пламенной любовью к отечеству:Одна мысль о пользе оного питает мою душу.Я прихожу в раздражение, когда воображаю себе все беды,Терзающие мое отечество.
Конституция — жена Константина… забавная выдумка!О, мы очень бы знали заменить конституцию законом!И имели слово, потрясающее сердца всех сословий: «Свобода».
Мы не можем жить, подобно предкам, ни варварами, ни рабами:Ведь чувство свободы прирождено человеку.Во имя чего звать к восстанию? Во имя свободы.Свобода — вот лозунг, который подхватят все.Свобода, сей светоч ума, теплотвор жизни.Свобода обольстительна, и я, распаленный ею, увлек других.
Жить и умереть для меня — одно и то же.Мы все на земле не вечны — на престоле и в цепях.Человек с возвышенной душою живет не роскошью, а мыслями —Их отнять никто не в силах.Тот силен, кто познал в себе силу человечества.Я и в цепях буду вечно свободен.О, свобода, светоч ума, теплотвор жизни!..
4. Сперанский
«Лишь дерево непрочное барьера,Теперь я здесь, а мог быть там!Их движет политическая вера,Которую я разделял и сам.
Да, та же вера, но другие людиИ дух другой. И ближе мнеВот эти в золоте и лентах грудиВсех тех голов в горячечном огне.
Дозирую с умом несчастных вины,Как конституции точил бы параграф.Но не на мне ли вин их половина?Иль перед Богом и людьми я прав?
Я не рожден для доли страстотерпца,Когда б фортуна улыбнулась им,Я от всего бы поздравлял их сердца,Служил бы им так, как служу другим.
Но не могло быть, не бывает чуда,И я сужу их, справедлив, но строг.Что ж! Верен я себе, я не Иуда.Так хочет Рок: им — казнь, тюрьма, острог,
А я — домой, на кресла! Славный поварСготовит завтрак. Высплюсь. А потомНа именины, на раут, на сговорПоеду… Вечером же толстый том
Открою Монтескье иль Филанджера —Забвение и отдых от забот»…И пухлою рукой с фуляром у барьераС блестящей лысины Сперанский вытер пот.
5. Наташа Рылеева