Совсем другая тень - Анатолий Ромов

– Все. Не волнуйтесь, Андрей Викторович, все выполню. До встречи.

– До встречи. К концу дня я еще позвоню с уточнением. – Рахманов положил трубку и спустился вниз.

На свалке

«Газик» городского УВД, в котором, кроме водителя, сидели Рахманов, Саенко, Жильцов и Азизов, проехал минут пятнадцать по загородному шоссе и затормозил у городской промышленной свалки. Едущий следом служебный «рафик» с понятыми, представителем ГАИ и экспертом-криминалистом встал рядом. Сидящий впереди Рахманов обернулся. Посмотрел на Азизова:

– Роберт Арутюнович, здесь?

Зажатый между Саенко и Жильцовым Азизов цокнул языком:

– Гражданин следователь, я ведь не проверял. Я только слышал. Мне сказали: дело было на этой свалке. Ищите сами.

Выйдя из машины, Рахманов сразу увидел внизу, под откосом, перевернутый серебристый прицеп. Колес на нем не было. С одного бока прицеп был завален проржавевшими металлическими конструкциями. Метрах в тридцати лежала кабина, тоже перевернутая и тоже без колес. Вдоль борта тянулась надпись: «Мострансагентство». Остановившийся рядом Жильцов сказал:

– Похоже, оно самое.

– В любом случае спускаться придется, – добавил Саенко. – Так ведь, Андрей Викторович?

– Придется… – согласился Рахманов. – Понятые пока не нужны. Ну, а остальные… Давайте как-то пробираться.

Путь до прицепа занял примерно столько же, сколько проезд от города до свалки. И все же пятерка добралась до перевернутого кузова, как-то ухитрившись при этом сохранить костюмы в целости.

Остановившись, Рахманов увидел: место на задней стенке, где обычно пишется номер, тщательно замазано белой нитрокраской. Саенко постучал по белой поверхности:

– Нитрокраска… Если скрести, работы часа на два.

– Нитрокраску можно снять растворителем, – заметил Жильцов. – Шестьсот сорок шестым или шестьсот сорок седьмым. В крайнем случае, ацетоном.

Инспектор ГАИ, обернувшись, крикнул водителю «рафика»:

– Сандро! У тебя есть растворитель? Или ацетон?

– Есть ацетон! – крикнул водитель. – Нести?

– Неси! И прихвати какой-нибудь инструмент! Молоток, отвертку! Если есть стамеска, стамеску! И веди понятых!

Пока водитель добирался с ацетоном и инструментом, эксперт сделал несколько снимков задней стенки. Пришли водитель и понятые. С помощью ацетона Жильцов и инспектор ГАИ начали постепенно снимать нитрокраску. Первая открывшаяся цифра оказалась шестеркой. Вторая тоже шестеркой. После того как открылся весь номер, стало ясно: трейлер тот самый. И все же для верности Рахманов попросил проверить номера шасси и двигателя. Сошлись и они. Теперь сомнений не было никаких. Именно этот трейлер преступники девятого и десятого июля перегнали из Смоленской области сюда, в Сухуми. Предварительно убив водителя…

Весь процесс осмотра и опознания трейлера от начала до конца был сфотографирован, занесен в протокол и заверен подписями понятых.

Выбравшись наверх, Рахманов подумал: если Клюев и Шитиков будут опознаны Аракеляном и Азизовым, выявление исполнителей можно считать делом решенным. Но до определения личности Вадима Павловича, судя по всему, главного организатора преступления, еще весьма далеко.

По дороге в город Рахманов попросил завезти его в республиканское МВД. Ему нужно было срочно поговорить с важными свидетелями: Люкой, к которому Вадим Павлович приходил за информацией об Азизове, и двумя проводниками вагона СВ поезда «Сухуми – Москва», на который сел или мог сесть вечером десятого июля Вадим Павлович.

Свидетели

Габелая, в кабинете которого сидел сейчас Рахманов, тяжело вздохнул:

– Люка… Он же Ларион Рогава. Что вам сказать… Кидала[17]. Балуется машинами. В ноябре прошлого года освобожден по амнистии – отсидел два года по сто пятьдесят третьей[18]. Сейчас как будто поутих. Но вообще парнишка приблатненный. Как говорят, набушмаченный.

– Какие у вас с ним отношения?

– Люку я хорошо знаю. Он меня тоже. Вызывать его повесткой бессмысленно – не придет. Или вообще уедет из Сухуми. Ищи потом его, свищи… Приводом тоже нежелательно. Люка на привод обидится. А если обидится, ничего не скажет.

– Что же остается?

– Звонить. Звонить по всем возможным телефонам. Если застану, постараюсь уговорить. Важно, чтобы он не очень испугался…

Габелая снял трубку городского телефона. Начал методично набирать номера. Видно, полковник хорошо знал места, где можно найти Рогаву. После нескольких безуспешных попыток выяснить, где сейчас «Люка», «товарищ Рогава», «Ларион» или «Ларион Гизоевич», Габелая, услышав очередной отзыв, вдруг сказал заговорщицки:

– Люка, никак ты? Угадай, генацвале… – Несколько секунд прислушивался. – Голос знакомый? Знакомый, знакомый… Габелая беспокоит. Помнишь такого?.. Точно, Заурбек Владимирович… Бандер, бандер[19], все правильно… Да нет, батоно Ларион, ничего не случилось… Послушай, какая «академия»[20]? Сейчас объясню, зачем звоню. Надо встретиться. Для короткого разговора. Совсем короткого… Объяснить не могу. Даже приблизительно. Разговор не телефонный… Знаю, не привык к нам приходить. Если хочешь, можем встретиться где-нибудь в городе. Но пойми сам: еще неизвестно, где мы спокойней поговорим, в городе или у меня. В городе нас тоже могут увидеть… Нужно. Причем прямо сейчас… Нет, на завтра нельзя… Только учти, Люка, об этом тебя прошу я – Заурбек Габелая… Это хорошо, что всегда готов. И никто на тебя не гонит шары[21]. Честное слово. Максимум минут на двадцать… Все правильно. Второй этаж, седьмая комната. Скажешь, ко мне, тебя пропустят… Минут через сорок? Хорошо, договорились. Жду.

Габелая положил трубку:

– Слышали разговор? Думаю, придет. Ссориться со мной ему невыгодно. Услышав гудок селектора, нажал кнопку: – Да?

Голос секретарши сказал:

– Заурбек Владимирович, Тариэл здесь.

– Пусть заходит. Мы ждем.

Почти тут же дверь открылась; вошел коренастый старший лейтенант.

– Товарищ полковник, три проводника сейчас в рейсе. Нашли только одного. Который вез пожилого. В синей куртке.

– Отлично. Где он?

– Уже здесь, в приемной. Ждет. Зовут Шарабидзе Родион Чолович. По предварительному разговору, этого человека Шарабидзе помнит.

– Как насчет Юры и Жени? Выяснил?

– Выяснил. Вот… – Старший лейтенант положил перед Габелая бумажку. Здесь все их данные.

Изучив бумажку, Габелая передвинул ее к Рахманову. Рахманов вгляделся: Воронецкий Юрий Петрович. Русский, тридцать четыре года, москвич, прописка постоянная. Работает на заводе «Станколит». Серов Евгений Всеволодович. Русский, двадцать восемь лет, москвич, прописка временная, по лимиту. Работает в тресте «Метрострой». Ясно, что места работы в гостиничные карточки вписаны постояльцами от фонаря. Да и почти наверняка оба паспорта липовые. Взяты же эти паспорта были совсем не для гостиницы. А для постов ГАИ.

– Запрос в паспортный отдел сделал? – спросил Габелая.

– Сделал, – сказал старший лейтенант. – Но сами знаете, ответ будет не скоро.

– С дежурной поговорил?

– Поговорил. Она этих людей помнит слабо. Оформились они ночью. Уехали рано утром. Давно все-таки было.

– Ну что ж, спасибо. И давай своего Шарабидзе.

– Сейчас.

Старший лейтенант вышел. Человек, вошедший после этого в кабинет, выглядел лет на тридцать. У него были карие миндалевидные глаза и редкие черные волосы. Одет он был в белый полотняный костюм и кремовые туфли. Как только он вошел, Габелая широко улыбнулся:

– Батоно, прошу. Вы Шарабидзе?

– Шарабидзе.

– Садитесь, вот стул. – Подождал, пока вошедший усядется. – Родион Чолович, познакомьтесь, это следователь, Андрей Викторович Рахманов.

– Очень приятно, – сказал Шарабидзе.

– Приглашены вы сюда в качестве свидетеля. Задавать вопросы будет Андрей Викторович. Если ваши ответы будут заноситься в протокол, вас это не смутит?

– Нет, батоно.

– Тогда, Андрей Викторович, прошу.

Рахманов начал задавать вопросы. Первые ответы Шарабидзе сводились примерно к следующему: он, Шарабидзе Родион, действительно вышел на работу вечером десятого июля. Вместе с напарником Майсуром Челия они должны были обслуживать в рейсе поезд сто двадцать второй «Сухуми – Москва», вагон номер семь СВ. Никаких особых происшествий в рейсе не было. В Москву прибыли почти по расписанию, опоздав всего лишь на двадцать или двадцать пять минут, точно он не помнит. То есть к перрону Курского вокзала состав подошел около одиннадцати утра, в понедельник, двенадцатого июля.

Наконец Рахманов задал вопрос по непосредственно интересующей его теме:

– Десятого июля в ваш вагон должен был сесть мужчина лет шестидесяти, одетый в синюю куртку с металлическими пуговицами и серые брюки. В руке этот пассажир должен был держать черный чемодан с ремнями. Вы помните этого пассажира?