Карл Великий - Дитер Хэгерманн

Общей основой отличаются все тексты, через которые красной нитью проходит стремление подчинить действия сословий империй созиданию мира и согласия. Существование всех должно основываться исключительно на христианских критериях. Заповеди индивидуального образа жизни дополняются молитвой во имя благополучия императора. Существенное значение в христианской практике придается символу веры, молитве «Отче наш», отвержению дьявола и дьявольского дела, которое, к примеру, в Туре раскрывается в деталях, чтобы в легкодоступной форме донести до каждого сатанинские происки и суть их разрушительного наваждения.

Если следовать принципу систематического распределения материала, то, согласно Вилфриду Гартману, четко выстраиваются четыре круга тем. Прежде всего это догматы, таинства и литургия, к которым относятся также праздники, освящение Воскресения и эмбарго на рыночную торговлю. Сюда же относится проповедь на народном языке, именуемом «rustica Romana lingua» или «thiotisca», как звучит это характерное название в соборном декрете Тура. Речь идет о так называемой вульгарной, то есть народной, латыни, на основе которой сформировался романский язык, а также о нероманском, в данном случае «франкском» языке, которые ни в коем случае нельзя воспринимать как «язык верноподданных»; что до «thiotisc», то он не имеет ничего общего с «господским» или даже «военным языком». При этом имеются в виду лишь идиомы, употребляемые романскими и германскими народами империи Карла. Характерно при этом, что данные идиомы противопоставляются латинским уже в качестве употребляемой в церкви lingua franca, языка ученых клириков, монахов и не столь образованных мирян, к которым, безусловно, принадлежал и сам Карл.

Второй пункт касается сферы, увязанной с духовенством; здесь же подчеркивается важность образцового поведения епископов и безукоризненного исполнения возложенного на них служения — упоминается запрет на сожительство с женщинами, на посещение трактиров, а также на вовлеченность в сомнительные сделки («Лаонский ростовщик»). Присутствуют указаний на строгое соблюдение устава святого Бенедикта и важность недопущения переполнения монастырей, однако прежде всего подчеркивается необходимость строгого порядка в женских монастырях. Третья рубрика посвящается охране церквей и церковного имущества, связанного по своему происхождению с дарением. Так, подчеркивается общепризнанное обязательство по несению расходов, связанных со строительством церковных зданий, а также уважение права на церковное убежище. В четвертом пункте делается акцент на ответственности духовенства за праведный образ жизни мирян; этому противопоставляется целый набор пороков, бичующий безобразия в системе правосудия, клятвопреступления, распри, кровосмешение и пьянство.

На всех соборах обсуждались вопросы об уплате десятины, о важности проповеди в целях разъяснения заповедей с главным акцентом на освещении воскресного дня.

В том же «народно-педагогическом» духе были выдержаны указанные, недавно обнаруженные капитулярии, не менее двадцати шести отдельных глав которых отражают попытку с помощью широко известных и нередко повторяющихся требований и назиданий направить рорulus christianus на путь спасения, преисполненный состоянием мира и согласия. Людовику Благочестивому было суждено вновь с удвоенной энергией поддержать эти усилия на Ахенских реформаторских соборах 816–817 годов, которые следует рассматривать в тесной связи с трудами его отца.

Обращенное к епископам и священнослужителям требование следовать образцовому христианскому поведению, а также усилия по достижению справедливости являются существенными прагматическими целями этого «законодательства»: «Мы желаем и повелеваем словом Божьим и нашим собственным (!), чтобы каждый, благородный и неблагородный, сильный и несильный, бедный и богатый, чтобы каждый в полной мере обладал своими правами!» К этому призыву вновь добавляется забота о должном осознании и понимании символа веры и молитвы «Отче наш»; отвержение дьявольского дела должно привести к формированию соответствующего образа жизни. «Нет такой сферы жизни, которой не коснулся бы правитель. Происходящее — суть христианизированного монаршего сознания. Правитель Каролингов ответствен не только за укрепление мира и спокойствия, за соблюдение судопроизводства, но и за личный образ жизни и за индивидуальное душеспасение всех сознающих его правление» (Губерт Мордек и Герхард Шмитц). Вновь призыв к эмиссарам предпринять все, что в их силах, во имя успеха реформы и чтобы донести до сознания всех тех, «кто принес нам присягу» и «если они желают ощутить нашу милость», смысл отдельных глав указов и важность их исполнения.

Эти обширные декреты, фактически охватывающие все области публичного и частного бытия, подготовленные и принятые на провинциальных соборах и общем имперском собрании, вовсе не производят впечатления статичности, отчаяния и тем более «разложения» заключительного этапа правления. Карла. Как никогда прежде император был полон желания через соборы и рейхстаги побудить высшее духовенство, архиепископов и епископов, аббатов и, наконец, графов и судей к исполнению долга, чтобы во имя общего блага и блага своего правителя с большей строгостью отнестись к собственному поведению и исполнению служебных обязанностей, руководствуясь прежде всего принципом справедливости. Видимо, предчувствуя надвигающееся окончание жизненного пути и неизбежность держать в потустороннем мире ответ за свои деяния в качестве короля и императора, Карл еще раз выступил с инициативой направить народ на праведный путь к миру, согласию и любви (саritas), то есть к такому состоянию, при котором можно ликвидировать социальные и политические очаги напряженности и споров в условиях расколотого общества, в то время как насилие, неподчинение, коррупция, вынесение несправедливых приговоров и отказы суда от возложенных на него обязанностей грозили подорвать сами основы королевского правления. Такие планы в итоге оказались утопией.

Как свидетельствует одно новейшее исследование, трудно с определенностью сказать, требовался ли этот всплеск активности Карла во имя мира, единения и справедливости, дабы запустить в действие механизм преемства. Однако не вызывает сомнения, что стремление к миру и согласию создавало благоприятную атмосферу для достижения поставленной цели. Вместе с тем следует заметить, что сориентированная только на эту цель «инсценировка» действительно не позволяет видеть в ней какое-то подобие «движения в защиту мира».

ОЗАБОЧЕННОСТЬ О ПРЕЕМСТВЕ ПРАВЛЕНИЯ