Княжна (СИ) - Кристина Дубравина

— Тёть, ты как это всё придумала? — спросил Белый, встречая сестру матери объятьями.

Катя чмокнула племянника в щёку, быстрым, почти небрежным жестом потрепала его по спине, и с другими целоваться пошла, даже умудрившись Киру, которую впервые видела, обнять так, словно всю жизнь её знала.

— Секрет производства Берматовых, племяш!

Мама скинула мешок прямо под ёлку, даже не вытаскивая упаковок и пакетов наружу. До боя курантов остались минуты, последние, самые-самые волнительные. Аня встрепенулась, поймав взглядом циферблат Витиных «Rado» и увидев на них без двух минут полночь.

Так перепугалась, словно этот бой курантов мог стать для неё — и всех присутвующих — последним, если бы они ровно в полночь не выпили по бокалу.

— Сашка, быстрее! — воскликнула она и принялась пульт высматривать. Макс быстро подключился к поиску, приподняв с лица пластиковую маску, от которой физиономия потела, толком не дыша.

— Чего такое?

— Куранты скоро будут!

— Ой, я тебя умоляю, — махнул рукой Белов, но после того, как Ольга, только что выпустившая Катю из объятий, выразительно локтём его пихнула, Саша всё-таки нажал на красную кнопку. — У нас из окна видно эти куранты. Точно не пропустим.

Аня почти усмехнулась, что за царившим в гостиной балаганом можно было и Новый Год пропустить, но мама вдруг оказалась за их с Витей спинами. Подбородок она уложила на плечи Пчёлкиных, ровнехонько между их головами:

— Привет молодым!

— Екатерина Андреевна, вы супер, — сказал Витя так, что Анна сама не заметила, как широко-широко улыбнулась мужу и, извернувшись, даже чмокнула маму в красную щёку, которая, кажется, ещё ярче стала от комплимента Пчёлы. Она чуть помолчала, хлопая тонкими ресницами, и только под конец речи Ельцина, которого так хорошо передразнивал Саша Белов, задала мужу дочери явно риторический вопрос:

— Куда ж нам без изюминки, зятёк?

— Только на страшный суд, — с серьёзностью кивнул ей Витя, и мать выразительно фыркнула. Она ещё что-то хотела сказать, но вот лицо, кажется, уже хорошо подвыпившего Бориса Николаевича сменилось изображением Спасской башни, давшей первый удар из двенадцати.

Мама поспешила взять бокал, который ей передал Карельский, и с благодарностью осушила его так, словно в фужере не было ничего крепче минералки. Тома взвизгнула от взрыва хлопушки, её мужем припрятанной под столом; конфетти и серпантин, взмыв под потолок, с переливанием стали опускаться в тарелки и бокалы, какие снова зазвенели — и то, едва слышно за почти что общим, синхронным:

— С Новым Годом! С Новым Годом!

— С новым счастьем!

Аня чувствовала, как сердце из груди поднялось к горлу, встало комом в трахее, отчего шампанское отказывалось спускаться в желудок, кололо пузырьками стенки горла и рта. Она допила бокал на седьмом ударе, почти натурально боясь до двенадцатого боя курантов не успеть, так и остаться с полным бокалом из-под шампанского.

Под восьмой удар Пчёлкина, кажется, за миг опьянев, с каким-то испугом — а точнее, смущением — посмотрела на супруга.

Он опрокинул в себя шампанское так же резко, как на их свадьбе, на пороге ЗАГСа, и, наверное бы, бокал бросил, если бы они чете Беловых не принадлежали. А потом Витя обернулся и по правилу, ставшему их общей — уже семейной — традицией, потянул Анну к своим губам.

Она прикрыла глаза, замечая, как под полуопущенными ресницами играли отблески высокой люстры гостиной. Кожа нервными окончаниями вспыхивала под ладонями супруга, легшими на талию и под лопатки, а сама первой потянулась к лицу Витиному, целуя его в последние секунды уходящего и первые мгновения приходящего годов.

Под последний, двенадцатый удар, сопроводившийся очередным поздравлением, скандируемым почти толпой, Пчёлкин супругу жарко целовал, словно один из лучших моментов прошлого года пытался утянуть в новый, девяносто четвертый.

Аня запрокинула голову, позволяя Вите любую дерзость с нею совершить на глазах у чужих людей, и чуть не всхлипнула от мысли, как была тогда счастлива.

Как Новый Год встретишь, так его и проведешь — помнится, так говорила поговорка? Анна бы хотела верить, чтобы так всё и было. Тогда бы это стало первой вещью, в которую бы Пчёлкина уверила с искренностью, не знакомой ни одному волюнтаристу.

За окном раскрылся салют — ни то общегородской, ни то купленный кем-то из соседей Саши и Оли Беловых, которых они в глаза толком не знали.

Комментарий к 1993. Глава 14.

Надеюсь, у всех теперь есть новогоднее настроение

Буду рада вашим зимним комментариям — и что, что на улице ещё сентябрь?))

Отзывы ваши я жду в любое время года ❤️

1993. Эпилог

Комментарий к 1993. Эпилог.

Я понимаю ваше удивление. Но дочитайте, пожалуйста, до конца; после него будет небольшое объяснение, по какой причине стоит такой статус.

Январь 1994

Первый час девяносто четвёртого года Ане более, чем понравился. Она вкусно ела, много смеялась, не думая одновременно лёгкой и тяжелой головой, как могла выглядеть со стороны, и много с супругом переглядывалась, «случайно» гладя его по руке, груди, колену, волосам…

Она догадывалась, что потом, дома — или даже в машине, которую Вите, будучи пьяным, не позволит вести, — Пчёлкин ей припомнит эти секундные ласки. И не словами, а тягучими поцелуями, полоса которых быстро скользнет с губ на шею, оттуда — за линию декольте.

Но, если бы на пальцах Аниных оказался детектор лжи, она не пыталась бы умную машину обмануть.

Пчёлкина приблизительно того и добивалась, едва сдерживая нехарактерную игривость, что разбужена была алкоголем, хорошим настроением и близостью супруга. Витя на её взгляды отвечал поцелуями «украдкой», что значило в щеку и быстро.

И лёгкие касания никак уж не могли потушить огонька внутри, вспыхнувшего внезапно — пока что терпящего, но обещающего укусить, если станет уж слишком невтерпёж.

За окном была утренняя тьма, которая обещала не отступить даже в ближайшие пять часов. Циферблат Витиных часов показывал начало второго часа. Никто ещё не собирался спать, — время-то поистине детское!.. — и только плач Ваньки, раздавшийся около двадцати минут назад, вынудил чуточку уменьшить громкость празднования. Радио заиграло немногим тише, уже по второму кругу пуская кассету «Миража».

Кира высказала ярое своё «фи»:

— Можно что-нибудь другое? Уже тошнит от этого «Нового героя»!

Анна сидела на стуле, щекой удобно прижавшись к плечу мужа, цепляющего яблочную дольку, и перевела взгляд на барышню Холмогорова. К её удивлению, Ильиной серьёзно потакали — в особенности Космос, но это было в какой-то степени ясно, и, надо же, Карельский.

Хотя, казалось бы, ему какое дело?

У Космоса язык потихоньку стал заплетаться, отчего говорить он начал