Бельчонок, Медведь и охапка приключений - Андреас Х. Шмахтл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ещё у тебя есть я, а у меня — ты, — добавил Бельчонок и придвинулся поближе к Медведю. И всё сразу стало как будто не так уж и плохо.
Перерыв на дождь
Глава пятнадцатая, в которой Бельчонок пытается взять правильную ноту
Наверное, не все об этом знают, но с пением у Бельчонка никак не ладилось. То есть петь-то он очень любил. Просто не умел.
А вот кролики и любили, и умели. Поэтому они каждую неделю собирались на репетицию хора. Бельчонок давно мечтал к ним присоединиться. Однажды он даже набрался смелости и, стесняясь, спросил, не примут ли они его к себе в хор. В глубине души он боялся, что его просто поднимут на смех. Ведь его попытки петь частенько этим и заканчивались. К большому удивлению Бельчонка, кролики не стали над ним смеяться. И даже не прогнали прочь. Но каждому желающему вступить к ним в хор, будь то кролик или не кролик, полагалось пройти так называемое прослушивание. Вот как оно проходило: все хоровые кролики собирались вместе, слушали пение новичков и потом решали, кто из них впишется в общее звучание, а кто нет. И вот на следующее такое прослушивание и предстояло явиться Бельчонку.
Он репетировал и репетировал. Даже на рыбалке всё время мычал себе под нос: «Ми-ми-ми…»
Медведь вздохнул — всего разочек и очень тихо. Такое уж это дело — репетиции. Нужно пробовать снова и снова, пока не получится.
Бельчонок перепел все свои песни. А к прослушиванию он, конечно, непременно хотел сочинить новенькую, специально по случаю. Для этого он уселся на ветку ближе к самой макушке дерева. Тут, наверху, ему как-то особенно хорошо музицировалось. Наверное, дело было в том, что прямо над этой веткой начиналось небо, звуки ничего не сдерживало и мелодия лилась совершенно свободно.
Бельчонок мурлыкал себе под нос и что-то царапал на листочке. Сочинял он так: записывал строчку песни, потом зачёркивал её, записывал вторую строчку, третью, потом всё перечёркивал и начинал заново. Так обычно песни и пишутся. К тому же это была не простая песня, а очень важная. Как-никак, он собирался её исполнить перед хоровыми кроликами. А уж они-то знали в этом толк. Наконец он не просто довёл дело до конца, но даже остался вполне доволен своим новейшим произведением. Вот что у него получилось:
Когда Бельчонка примут в хор,
Пум-пурум, тирлинь-динь-дон,
Он будет прыгать выше гор,
Пум-пурум, тирлинь-динь-дон,
А если очень повезёт,
Пум-пурум, тирлинь-динь-дон,
То даже Генделя споёт.
«А что, звучит неплохо», — решил Бельчонок. Итак, с тем, что петь, он определился. Оставалось лишь понять, как ему это спеть. Ведь если посмотреть правде в глаза — а Бельчонку пришлось так и поступить, — его голос звучал немного смешно. Как-то чересчур высоко и местами даже слегка пискляво. Над этим непременно нужно было поработать, а иначе вообще не стоило соваться на прослушивание. Поэтому он решил взять парочку уроков пения. Желательно у того, кто по-настоящему умеет петь — заливисто щебетать, тихонько насвистывать и выводить нежные трели. А также точно знает, как попадать в ноты. В общем, Бельчонок сразу подумал о Хетти.
Хетти, как и все крапивники, была очень маленькой птичкой, но, несмотря на свой размер, обладала сильным голосом. Когда Бельчонок обратился к ней за помощью, она очень воодушевилась:
— Ты хочешь научиться петь? Прекрасно. Можем начать прямо сейчас.
— Уи-и-и, я настоящий певец, — обрадовался Бельчонок.
— Пока нет, — заметила Хетти. — Но мы сделаем из тебя певца, обещаю. Просто в точности следуй моим инструкциям.
— Ладненько, — ответил Бельчонок. — Давай приступим.
И Хетти приступила. И ещё как! Она объяснила, что главное в пении — правильное дыхание. Это альфа и омега! Бельчонок понятия не имел, что это значит. К счастью, она показывала всё на собственном примере, так что ему оставалось лишь повторять за ней. Она быстро-быстро задышала с высунутым языком — и он тоже. Она представила, что у неё внутри воздушный столб, — и Бельчонок представил. Петь нужно было так, чтобы звуки лились плавно, но не забывать об опоре. Это уже далось Бельчонку сложнее, но он старался изо всех сил. Он так старался, что высовывал язык и тяжело сопел даже тогда, когда Хетти об этом не просила. И если бы под деревом в тот момент кто-то прогуливался, он мог бы нахмуриться и задаться вопросом: «Что это за странная птичка там поёт? У неё, кажется, насморк. Причём серьёзный».
Но разве стоит принимать во внимание досужие разговоры, когда дело касается высокого искусства? Хетти, во всяком случае, была очень
