Неукротимая Анжелика - Голон Анн

– Я знаю, почему ты грустишь. С тех пор как я снова встретился с тобой, я со страхом жду, что ты заговоришь об этом. Ведь ты думаешь о своем сыне, не так ли, о мальчике, которого ты мне доверила и который пропал, утонул в бою…

Анжелика закрыла лицо руками и глухо проговорила:

– Да, это так. Мне горько смотреть на это море, такое красивое, поглотившее мое дитя.

– И этим несчастьем мы обязаны проклятому Рескатору. Мы обходили мыс Пассеро, когда он налетел на нас, как морской орел. Никто не заметил его приближения; в тот день волнение было сильным, и он шел только на нижних парусах, вот почему его долго не видели. А когда увидели, было уже поздно: первый его залп из двенадцати пушек потопил две наши галеры, и тут же Рескатор послал своих разбойников на абордаж «Фламандки», того судна, на котором находились все мои люди, а среди них и маленький Кантор… Может быть, он поддался панике от воплей гребцов, пытавшихся порвать свои цепи, или при виде мавров с огромными ятаганами… Мой оруженосец Жан Галле слышал, как мальчик закричал: «Отец, отец!» Один из солдат взял его на руки…

– А потом?

– Галера разломилась пополам и со страшной быстротой стала погружаться в волны. Даже мавры, поднявшиеся на абордаж, упали в море. Пираты стали вылавливать их, а мы спасали своих, цеплявшихся за обломки. Но почти все мои люди погибли: и священник, и певчие из моей капеллы, и четверо слуг… и этот милый мальчик, певший, как соловей.

Пробившийся в щель луч луны осветил Анжелику, на щеках ее сверкали слезы. Де Вивонн, охваченный страстью, подумал, как она хороша в слезах, она, так властно распоряжающаяся мужскими сердцами. Что у нее за тайна? Смутно вспоминалась какая-то давняя скандальная история, что-то о колдуне, которого сожгли на Гревской площади.

– А кто был его отец? Тот, кого звал твой сын? – спросил он вдруг.

– Человек, давно уже пропавший.

– Умерший?

– Конечно.

– Странно, что перед смертью люди догадываются, что наступил их последний час. Даже ребенок понимает, что смерть близка. – Он глубоко вздохнул. – Этот маленький паж мне нравился… Ты не слишком сердишься на меня из-за него?

Анжелика безнадежно махнула рукой:

– Что же мне сердиться на вас, господин де Вивонн? Это ведь не ваша вина. Виновата война, виновата жизнь… Жестокая и нелепая!

Глава XI

Перед выходом французской эскадры из Специи, где ее гостеприимно принимал родственник герцога Савойского, меры предосторожности были усилены. Взбалмошный адмирал де Вивонн умел, как убедилась Анжелика, действовать разумно и предусмотрительно, не упуская ничего в командовании своей эскадрой. Вторая галера уже выходила в море, он наблюдал за ней из «скинии» на «Ла-Рояли».

– Лаброссардьер, прикажите ей немедленно вернуться!

– Но, ваша светлость, это произведет дурное впечатление на итальянцев; они восхищались красотой наших маневров.

– Плевать мне на то, что подумают эти макаронники. Я вижу – а вы этого, кажется, не замечаете, – что у «Дофины» слишком перегружен левый борт и вообще груз уложен чересчур высоко. Ручаюсь, что трюмы у нее пусты. Достаточно небольшого шквала, и она перевернется…

Помощник объяснил, что на палубе уложены запасы еды. Если перенести их в трюм, они могут испортиться от сырости, в особенности мука.

– Пусть лучше мука промокнет, только бы галера не перевернулась. А у нас случалось такое, и совсем недавно, в марсельском порту.

Лаброссардьер передал приказание. В море стала выходить следующая галера, «Королевская лилия».

– Лаброссардьер, прикажите середке[3] сильнее грести.

– Это невозможно, адмирал. Ведь там сидят мавры, которых мы захватили в плен на том небольшом судне с грузом серебра.

– Опять эти сообщники Рескатора, от которых столько хлопот! Да еще и смутьяны. Передайте, чтобы надсмотрщики удвоили порцию плетей и посадили их на кислый хлеб и несвежую воду.

– Это уже сделано, ваша светлость, и врач говорит, что некоторые так ослабели, что их придется снять с корабля.

– Пусть врач занимается своими делами. Людей Рескатора я ни за что не сниму с корабля, и вы прекрасно знаете почему.

Лаброссардьер был вполне согласен с адмиралом. Стоило людям Рескатора оказаться на суше, даже совсем умирающим, как они сразу исчезали, словно по какому-то волшебству. Видимо, находились сообщники, конечно, потому, что их господин давал огромные награды тем, кто помогал его людям освободиться. Они все были первоклассные моряки, но в плену оказывали сопротивление, как никто другой из пленных.

– Вот теперь пойдем по каналу, – распорядился де Вивонн, когда все шесть галер вышли наконец из порта.

Анжелика спросила, как это понять. Оказалось, что это означало выйти в открытое море.

– Наконец-то! Мы плывем уже десять дней, и я решила было, что галеры только и могут, что держаться у берега.

– Поднять парус на грот-мачте! – приказал адмирал.

Это распоряжение передали с одной галеры на другую. Матросы забегали у снастей, поднимая реи со свернутыми парусами. Развернувшись, они быстро вздувались на ветру.

Анжелика впервые оказалась в открытом море. Побережье Тосканы уже исчезло вдали, и со всех сторон ее окружало только море. Лишь около полудня боцман закричал: «Земля!»

– Это остров Горгона, – объяснил герцог де Вивонн Анжелике. – Надо проверить, не прячутся ли там пираты.

Французская эскадра выстроилась полукругом и подошла к небольшому пустынному скалистому острову, который пересекала цепь холмов, резко выделявшихся на темно-синем небе.

Никаких следов морских разбойников не было заметно, да и вообще не было ничего, кроме нескольких рыбацких лодок, трех генуэзских и двух тосканских, ставивших сети для ловли тунца. Сам остров был почти гол. Тощие козы объедали жалкий кустарник. Де Вивонн хотел их купить, но старшина рыбаков отказался продать, заявив, что они тогда останутся без молока и сыра.

– Вели им принести нам хотя бы пресной воды, – приказал де Вивонн одному из офицеров, говорившему по-итальянски.

– Они говорят, что у них нет пресной воды.

– Тогда ловите коз.

Матросы полезли на скалы, стреляя в коз из пистолетов. Де Вивонн пытался договориться со старшиной рыбаков, но тот отказался от денег. У адмирала возникли подозрения, и он приказал вывернуть карманы старшины. Оттуда выпали золотые и серебряные монеты. В ярости де Вивонн велел бросить рыбака в море. Тот выплыл и добрался до своей лодки.

– Пусть они скажут, откуда у них эти деньги, тогда мы дадим за их коз несколько сыров и бутылей вина. Мы не воры. Переведите им это.

На лицах рыбаков нельзя было прочитать ни удивления, ни протеста. Они казались Анжелике старыми закопченными деревянными статуями, таинственными, как Черная Мадонна, которую она видела в крипте одной церкви в Марселе.

– Готов поклясться, эти рыбаки только притворяются, что ловят тунца; на самом деле они стоят у острова, чтобы сообщить врагу о нашем прибытии, а он уж сообразит, каков курс нашей эскадры.

– А вид у них совсем безобидный…

– Знаю я их, знаю я их, – твердил де Вивонн, грозя рыбакам, сохранявшим бесстрастное выражение лица. – Это сигнальщики, они на службе у пиратов и бандитов. Эти золотые и серебряные монеты говорят о том, что они помогают Рескатору.

– Вам повсюду мерещатся враги, – заметила Анжелика.

– А я и должен обнаруживать их всюду, ведь это моя служба – ловить пиратов.

Подошел де Лаброссардьер, указывая на заход солнца не для того, чтобы полюбоваться этой картиной, а потому, что пурпурное небо, по которому скользили длинные темно-лиловые облака с золотыми краями, казалось ему не предвещавшим ничего доброго.

– Через два дня может задуть сильный ветер с юга. Поплывем ближе к берегу – так будет безопаснее.

– Ни за что! – отвечал де Вивонн.

Это побережье принадлежало герцогу Тосканскому, который, хоть и клялся французам в дружбе, давал у себя в Ливорно приют и голландцам, и англичанам, как торговым, так и военным судам, но особенно берберам. В Ливорно находился большой рынок рабов, уступавший только кандийскому. Подходить туда следовало либо с большим флотом, либо закрывая глаза на все это. А его величество король Франции предпочитал поддерживать с тосканцами добрые отношения. Значит, оставалось плыть мимо островов.