Как я ловил диких зверей - Чарльз Майер

И для охотника, и для зверя настали скверные часы. Тигр с ревом упал как раз так, что длинный нож не доставал до него. Тай не смел выйти из клетки, чтобы покончить с ним, так как воображал, что мой талисман охраняет тигра. Когда утром пришли его друзья, он все еще сидел в клетке, закрыв голову саронгом, а тигр валялся при последнем издыхании и страшно выл. Они сразу добили его. Все вместе ободрали его шкуру и вынули его драгоценные внутренности. Я встретил их, когда они возвращались со своей добычей. Моих часов никто не посмел снять с клетки; мне пришлось пойти за ними самому.

Решив больше не рисковать своей репутацией мага и волшебника, я расхвалил Тая и сказал ему, что прошу его работать у меня все время, пока я останусь тут. Тигровую шкуру я у него купил на месте за двадцать долларов. Она не стоила больше десяти и была мне не нужна, но мой успех зависел от общего доброжелательства.

Самым серьезным моим предприятием в этой экспедиции были клинообразные западни для ловли носорогов и тапиров. В этих ямах были покатые внутренние стены, чтобы животные не ломали себе ног, что было бы неизбежно в ямах с прямыми стенками. Замаскировать эти огромные ямы было делом, требовавшим огромного уменья — почти искусства. Кроме ямы, приходилось сделать нечто вроде решетки из ветвей, положенных накрест; решетка замазывалась глиной или землей. Потом вырывали траву с корнями и буквально сажали ее туда, да еще рассыпали листья. Когда эту решетку совершенно невозможно было отличить от обычной почвы джунглей, ее поднимали и помещали над ямой. Люди работали, как будто устраивали декорацию для театра или играли, — только делали все очень тихо и спокойно, в то время как обезьяны смотрели на них с деревьев и, не умолкая, болтали. Мы взяли с собой козла и привязали его по ветру, чтобы его запах заглушил неприятный запах человека, отпугивающий животных.

Целую неделю мы проработали над устройством ям. Мы сделали целых шесть. Уходили мы из кампонга в восемь часов утра, когда роса уже высохнет. В одиннадцать мы уже были в разгаре работы. Около трех мы шли домой. Сумерек не было. Как только заходило солнце — словно кто-то спускал темный занавес — и в джунглях человеку уже нельзя было оставаться. Кроме ям и сетей, я еще устраивал временные западни для тигров и ставил силки, а для маленьких животных размещал тонкие сетки на деревьях, так что они почти касались земли. Животные попадались в них и запутывались, очевидно не умея высвободиться. Некоторые, впрочем, освобождались, перегрызая сетку. Западни, ямы и ловушки я расставлял по пути к тем местам, где животные пили воду; дальше чем на расстоянии радиуса в милю я их не помещал, так что всю нашу «военную зону» можно было обойти в один день.

Дикие кабаны и лани доставляли мне много хлопот. Они запутывались в сетях, разрывали плетение. Если только это были не какие-нибудь особенно хорошие экземпляры, я их пристреливал.

Поймал я множество так называемых мышиных ланей[7] — прелестных маленьких созданьиц, ростом от девяти до двенадцати дюймов. Они очень похожи на больших ланей в миниатюре, только ни у самцов, ни у самок нет рогов; они идут на очень вкусное и тонкое жаркое.

Поймал я еще четырех тапиров. У одного из них был теленок — прехорошенькое маленькое животное, которое на первый взгляд не имело ни малейшего сходства со своими родителями. Тапир-мамаша, принадлежавшая к породе, которую малайцы называют «с седлом на спине», была почти вся черная: морда, шея, ноги, бока, только брюхо было серое. А детеныш был карий с белыми пятнышками, полосатый. Мать имела пять футов в длину и четыре с половиной в высоту, весила фунтов двести. Но, несмотря на внушительные размеры, защищаться она не могла. Лучшее, что тапир может сделать, — это спрятаться или убежать.

Мой успех превзошел все мои надежды. Правда, случилось со мной одно несчастье при начале перевозки животных: плот наткнулся на скалу, разбился, и четыре клетки затонули. Несколько маленьких ланей, цивет, обезьян, дымчатый тигровый кот, которого мне было очень жаль, и прекрасный экземпляр бинтуронга[8] погибли при этом. Люди влезли по грудь в воду, и им удалось спасти остальных животных. Кроме этой неудачи, все обстояло отлично. Дело шло полным ходом, я посылал плот за плотом в четырехдневный путь к старому моему другу хаджи, в Палембанг.

Когда я, наконец, решил, что с меня довольно, я отправился с десятком людей в последний обход той части джунглей, которая доставила мне такую обильную добычу. Когда мы приближались к одной из ям, устроенной около мутной лужи в прогалине джунглей, я вдруг услыхал что-то странное: целый хор звериных криков. Различить можно было только рев буйвола и рычание и кашель тигра. Абдул Рахман дал мне мое ружье, и я пошел вперед. Люди теснились за мной. Я двигался медленно, очень осторожно и наконец завидел вдалеке водяного буйвола. Он кружил, нагнув голову, около чего-то, но я не мог сперва разобрать, около чего именно. Но вдруг я увидел большого полосатого тигра, полускрытого густой травой. Из черной, гладкой кожи буйвола текла кровь: красные пятна виднелись на его боках и затылке. Тигр вспрыгнул с земли. Буйвол наклонился на один бок и боднул своим рогом тигра так, что тот отскочил.

— Хотите видеть битву? — закричал я людям.

— Иа, иа!

— Тогда на деревья!

Малайцы из джунглей лазают по деревьям как кошки. Они обыкновенно надрубают своим ножом небольшую зарубку в коре, которая позволяет им придерживаться пальцами ног. Затем взбираются и протягивают руки вниз, чтобы помочь взобраться приятелю. Абдул Рахман, взобравшись на сук над моей головой, схватил у меня ружье, потом быстро сбросил свой саронг и протянул мне его конец. Я ухватился за него и наполовину влез, наполовину был поднят на дерево. Мне очень мешали мои башмаки.

Я устроился на ветке и мог наблюдать за поединком. Оба противника выжидали. Тигр приседал, рычал, а буйвол все кружил. Так прошло несколько минут, вдруг буйвол кинулся и пронзил тигра своими рогами. Тигр отпрянул, потом прыгнул на буйвола и вцепился клыками ему в бок. Потом он вихрем откатился, и я видел только пестроту травы и полос его шкуры.

Малайцы наблюдали за битвой так же страстно, как они обыкновенно смотрят на петушиные бои. Они переговаривались и бились об заклад, чья возьмет.

Тигр собрал все силы, испустил свой кашляющий рев и кинулся на голову буйвола. Буйвол встретил это нападение, наклонив свою толстую шею. Но сила удара заставила его присесть на задние ноги. Он потрясал рогами, но тигр так вцепился в его голову, словно составлял с ней одно целое. Пока огромная кошка кусалась и царапалась, буйвол старался опять найти равновесие. Наконец, качая на рогах свой ужасный головной убор, он умудрился встать на ноги. С минуту он держал тигра в воздухе, потом, нагнув голову, сбросил его наземь. Медленно, согнув колени, он прижал тигра всей своей тяжестью к земле. Рев… рык… и протяжный кошачий вопль… Буйвол тряс освободившейся головой, фыркая и мыча. Ноги его дрожали, но, так как тигр лежал ничком, он опять кинулся на него с такой силой, что, очевидно, сломал ему спинной хребет. Вой тигра становился все слабее и слабее. Вид его безжизненного тела словно придал буйволу новые силы. С фырканьем, гневным и торжествующим, он топтал его копытами.