Тревожная весна 45-го - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Офицеры молча смотрели на обрушенный угол здания, на кроваво-красный выщербленный кирпич кладки. Каждый вспоминал своих родственников, друзей, знакомых — всех, кого навсегда отняла проклятая война…
Тягостная пауза в кабине автомобиля затянулась. Желая разрядить обстановку, Старцев пихнул в плечо Кима.
— А что, Костя, раз уж мы застряли здесь, хочешь услышать историю о том, как лихо умеет стрелять Александр Иванович?
— Конечно!
— Тогда слушай.
* * *
Уходя за линию фронта, разведчики предпочитали брать с собой немецкое оружие. Вернее, так: в своем расположении таскали ППШ, чтобы исключить лишнее внимание и вопросы политруков. А собираясь в тыл врага, непременно меняли его на «немцев». На пистолет-пулемет MP‑40 или карабин «маузер» 98К.
Во-первых, что ни говори, а «немцы» были удобнее. К примеру, тот же MP со снаряженным магазином весил на полкило меньше нашего ППШ. А полкило на марше — это много!
Во-вторых, немецкий пистолет-пулемет не имел неудобного дискового магазина, снарядить который в полевых условиях — целая наука. И местечко надо ровное в окопчике отыскать, и тряпицу желательно расстелить, и пружину взвести да на стопор поставить, и крышку снять с диска, и патрончики ровной спиралькой расставить… За то же время можно спокойно снарядить десяток рожковых магазинов от немецкого MP.
В-третьих, из-за умопомрачительного темпа стрельбы даже наши бойцы называли ППШ «пожирателем патронов».
В-четвертых, «немцы» были надежнее.
И, наконец, в‑пятых, в неприятельском тылу разведка не испытывала проблем с пополнением боеприпасов к MP и «маузеру».
Васильков предпочитал таскать в тыл пару пистолетов, а на плечо вешал немецкий карабин. Любил он его за точность и безотказность. Максимальная дальность стрельбы из автомата составляла всего сто пятьдесят метров. А из «маузера» можно было уверенно достать цель и с шестисот.
Эта операция по добыче «языка» случилась в Калужской области. Штабу армии так сильно требовались сведения о численности немецкой группировки, что прибывший на передовую генерал брызгал слюной и обещал расстрелять разведчиков, если те не выполнят приказ и не добудут «языка».
Ночью группу разведчиков под командованием капитана Василькова переправили через реку под названием Жиздра. Пока переправлялись, сосредотачивались и ползли к оборонительному рубежу противника, стало светать. Пришлось останавливаться и выбирать небольшие приямки. Укрылись, кто чем мог, и лежали так до позднего вечера практически без движения, чтобы противник не обнаружил.
С наступлением темноты вновь поползли к немецким окопам.
Спустя полчаса осторожно приблизились к огневой точке, где копошились артиллеристы, устанавливая орудие для стрельбы прямой наводкой. Над бруствером ближнего края изредка показывалась голова часового.
Улучив момент, когда немец ненадолго отвлекся, разведчики перемахнули через бруствер, схватили гитлеровца, заткнули ему рот, скрутили руки веревкой и выволокли наружу.
Была дорога каждая секунда, и бойцы Василькова быстро поползли обратно в сторону своих позиций.
Хватившись пропажи, противник начал запускать в небо осветительные ракеты. Когда пространство вокруг группы светлело, приходилось вжиматься в землю и лежать неподвижно.
А потом заработали немецкие пулеметы. Два разведчика получили ранения, и группа была вынуждена прекратить движение.
— Плохо дело, Саня, — прошептал лежавший рядом Старцев.
— Да, ничего хорошего, — отозвался тот. — Они до утра могут поливать.
— Вот-вот! Или отправятся нам вдогонку. Что будем делать?
— Есть у меня одна мыслишка. — Васильков перехватил поудобнее немецкий карабин. — Ты вот что: бери людей и готовь группу к рывку.
— А ты?
— Попробую потрепать пулеметчикам нервишки. Как только заглохнут — дуйте к берегу и переправляйтесь.
Развернувшись, капитан пополз обратно.
— А как же ты? — забеспокоился Старцев. — Мы без тебя к своим не пойдем!
— Выполняй приказание! Нашим срочно нужен «язык»! — бросил командир и исчез в темноте.
Иван вернулся к группе. Ночную тишину по-прежнему разрывал дробный стук пулеметных очередей. Над головами бойцов свистели пули, заставляя все плотнее прижиматься к холодной земле.
Вдруг недалеко бухнул винтовочный выстрел. За ним второй, третий, четвертый, пятый. Одной обоймы Василькову не хватило. Перезарядив карабин, он снова принялся стрелять по огненным всполохам…
— Кажись, все, Иван Харитонович, — прошептал через минуту лежавший рядом со Старцевым Курочкин.
И верно: пулеметные очереди стихли, над равниной установилось безмолвие.
— За мной! — скомандовал Иван и первым поднялся из приямка.
Подхватив связанного немца и помогая своим раненым, разведчики направились к берегу Жиздры.
* * *
— Получилось выполнить задание? — обеспокоенно спросил Ким.
— Получилось, — закончил Старцев. — Дождались на берегу командира, переправились на наш берег и доставили командованию «языка».
— Выходит, вы расстреляли пулеметные расчеты? — обернулся лейтенант к Василькову.
— Выходит так, — усмехнулся тот.
— Здорово! В кромешной темноте, по всполохам. А какая была дистанция?
— Метров триста.
— Триста метров! Вот бы мне так! Но я не успел повоевать.
— В уголовном розыске, брат, иной раз куда труднее, — успокоил его Александр. — Погляди, сколько возимся мы из-за одной банды! На войне в этом смысле куда проще: увидел противника — уничтожил. А тут поди-ка сыщи этого противника.
— Это вы точно подметили.
Последний тягач автоколонны натужно протащил артиллерийское орудие и исчез за углом. Гул мощных двигателей постепенно стих, стоящие по сторонам улицы зеваки заспешили по своим делам.
— Поехали. — Шофер включил первую скорость.
Глава двенадцатая
Москва
13 июля 1945 года.
После дерзкого налета на трофейный поезд банда Квилецкого весь день тихо просидела на хате в Марьиной Роще. Носа на улицу не казали. Разве что до нужника и обратно. Отсыпались, пили самогон, закусывали, смаковали подробности фартового гранта. Лишь дед Гордей, шаркая своими обрезанными валенками, изредка выходил во двор по делам или поднимался подымить цигаркой на деревянный балкончик второго этажа, хитро устроенный под коньком крыши.
В первой половине второго дня Казимир в сопровождении Илюхи-татарчонка и Сашка смотался на Ваганьковское кладбище якобы для встречи с барыгой. По его словам, знакомство это сулило выгоду: не вдаваясь в подробности, обсудили сделку, поторговались и ударили по рукам. Но, несмотря на удачу, к вечеру Казимир выглядел удручающе: много пил, не закусывая; выкурил больше пачки папирос; на вопросы либо не реагировал совсем, либо цедил сквозь зубы что-нибудь невнятное.
Рано утром, еще до поездки на Ваганьковское кладбище, в калитку тихо постучался Локоть. Дед Гордей проводил его в горницу, а сам уселся подымить самокруткой на крылечке…
— Что разузнал,
