Рабиндранат Тагор - Крипалани Кришна

Накануне отъезда из Лондона он написал своей племяннице Индире (которая, по-видимому, заменила его покойную невестку как главная поверенная его сердечных дум) весьма знаменательное письмо; что побудило его к этой вспышке откровенности, остается неизвестым.

"Разве человек — это железная машина, — писал Тагор, — чтобы действовать в строгом соответствии с правилами? Разум человека так велик и изменчив, так разнообразны его нужды и так многочисленны его требования, что он должен изредка шататься, спотыкаться и метаться из стороны в сторону. Именно это и делает человека человечным, доказывает, что он живет, что он не просто комок материи. Человек, который не знал этой слабости, никогда не колебался на краю, человек, ум которого узок и прямолинеен, вряд ли может быть назван живым. То, что мы называем инстинктом, к чему мы в отчаянии прибегаем в повседневной нашей жизни, выводит нас из джунглей добродетелей и пороков, наших бед и радостей к осознанию неограниченных возможностей нашей судьбы. Тот, кто не знал коловращения жизни, в чьей душе не распускались лепестки таинственного цветка, — подобный человек может показаться счастливым, может показаться святым, его узколобый разум может подчинить себе ум других своей целенаправленной энергией, но такой человек плохо подготовлен для главного события в жизни — для встречи с бесконечностью".

Вскоре после возвращения Тагора в Индию, 3 ноября 1890 года, вышла книга стихов "Маноши". Широкий размах мысли, лирическая красота и сила убедили самых недоброжелательных критиков, что перед ними — подлинный поэт. Как пишет его английский биограф Эдвард Томпсон (единственный из английских критиков, который мог прочесть творения Рабиндраната на родном бенгальском языке), "главный мотив книги — это спокойная уверенность. Она знаменует достижение зрелости". С другой стороны, интересно вспомнить, что один из самых вдумчивых критиков,[36] один из самых острых умов той эпохи увидел в этих стихах "настроение отчаяния и смирения" и написал об этом автору. "Иногда я нахожу, — отвечал ему Тагор, — что моя душа — это поле боя, где две противоположные силы сражаются постоянно; одна зовет меня к миру и прекращению всех страданий, другая понуждает меня к борьбе. Как будто энергия и воля Запада непрерывно штурмуют крепость моей индийской безмятежности.

Отсюда это качание маятника между лирическим самозабвением и философствованием, между любовью к моей стране и нападками на национализм, между стремлением встать в ряды борцов и желанием оставаться углубленным в раздумье, эта горячка борьбы, за которой следует настроение подавленности и отрешенности". "Маноши", пожалуй, первое подлинно зрелое произведение поэта.

Стихи касаются пяти обширных тем, которые останутся главными в творчестве Тагора, хотя в дальнейшем диапазон его поэзии расширится. Это любовная лирика, стихи о природе, стихи, посвященные общественной и национальной тематике, религиозные и мистические стихотворения и стихи, в которых явления природы и мифологические или исторические события воплощают авторскую философию. Не нужно упоминать, что эти категории не всегда четко определены и перетекают одна в другую.

Одно-единственное качество определяет все многообразные черты его личности и таланта — это прежде всего и более всего влюбленность.[37]

Он любил — одну ли женщину или многих, или лишь образ, который так и не нашел в реальности; бога или человека, природу или человечество? Как глупо представлять поэта философом, не принимая во внимание причудливость его ума, и упускать музыку слов в тщетной попытке проследить за тенью мысли. К сожалению, именно эти свойства исчезают в процессе перевода на другой язык.

В 1887 году на восточном побережье Индии пошел ко дну во время шторма корабль, на борту которого было восемьсот паломников, направлявшихся в священный город Пури. Все пассажиры и команда утонули. Рабиндранат написал стихотворение об этой трагедии, которое не только одно из лучших в этой книге, но, видимо, лучшее из его стихов, описывающих штормовое море. Ритм колеблется и волнуется, как безумные морские волны, погоняемые ветром. Воображение создает картину черного ужаса, разгула стихий, а ритмика вторит громам губительного рока. Но Тагор остается Тагором и в этом стихотворении: среди ужасного крушения в человеческом сердце продолжает гореть светильник любви и веры, никакой буре не загасить его. Вот переложение этих стихов, дающее представление о настроении автора.

Во тьме, словно бред, бессвязной, свои разрушенья празднуй,О дикий ад!То ветра свист исступленный, иль крыльев миллионыКругом гремят?И с морем небо мгновенно слилось, чтобы взор вселеннойЗадернуть ослепив.Не выдержал борт железный, проломано дно, и бездныРаскрыта пасть.Здесь царствует не Всевышний! Здесь мертвой природы хищнойСлепая власть!Во тьме непроглядной звонко разносится крик ребенка,Смятенье, дрожь…А море, словно могила: что не было или было —Не разберешь.Как будто ветер сердитый задул светильники чьи-то…И в тот же часСвет радости где-то погас.

Как в хаосе мог безглазом возникнуть свободный разум?Ведь мертвое вещество,Бессмысленное начало — не поняло, не осозналоСебя самого.Откуда сердец единство, бестрепетность материнства?Вот братья обнялись.Прощаясь, тоскуя, плача… О, солнечный луч горячий,О прошлое, вернись!Беспомощно и несмело сквозь слезы их заблестелаНадежда вновь:Светильник зажгла любовь.

Зачем же всегда покорно мы смерти сдаемся черной?Палач, мертвец,Чудовище ждет слепое, чтоб все поглотить святоеТогда конец.Но даже и перед смертью, дитя прижимая к сердцу,Не отступает мать,Ужели все напрасно? Нет, злобная смерть не властнаДитя у нее отнять!Здесь — бездна и волн лавина, там — мать, защищая сына,Стоит одна.Кому ж отнять его власть дана?

Ее бесконечна сила: ребенка загородила,Прикрыв собой.Но в царстве смерти — откуда любви подобное чудоИ свет такой?В ней жизни бессмертной зерна, источник чудотворныйНеисчислимых щедрот.К кому прикоснется эта волна тепла и света,Тот матерь обретет.О, что ей весь ад восставший, любовию смерть поправшейИ грозный шквал!Но кто ей такую любовь даровал?

Любовь и жестокость мести всегда существуют вместе,Сплелись, борясь,Надежды, страхи, тревоги в одном обитают чертоге;Повсюду связь.И все, веселясь и плача, решают одну задачу:Где истина, где ложь?Природа разит с размаху, но в сердце не будет страха,Когда к любви придешь.А если чередованье расцвета и увяданья,Побед, оков, —Лишь спор бесконечный двух богов?[38]

В Шантиникетоне написано другое замечательное стихотворение, героиня которого — Ахалья, легендарная жертва коварства божества и человеческой слабости. Прекрасная Ахалья была женой одного риши.[39] Бог Индра (соответствующий в индуистской мифологии Зевсу или Юпитеру) увлекся ее красотой — древнеиндийские боги, как греческие и римские их собратья, не только легко увлекались, но зачастую могли быть весьма неразборчивыми в средствах. Он принял облик ее мужа и овладел ею. Узнавший об этом муж проклял невинную женщину и превратил ее в камень. Через столетия Рама, герой "Рамаяны", вернул ей человеческое обличье. Поэт представляет себе, что в течение долгого периода утраты человеческого сознания Ахалья чувствовала себя частью "неживой" природы, одной из тех вещей, которые мы называем немыми, бесчувственными, потому что если они и обладают сознанием, то совершенно отличным от человеческого.

Стихотворение полно намеков и догадок о тех тайных связях, которые объединили на глубоком уровне подсознания мира природы и человека, пока любящая рука Земли не стерла с Ахальи все следы человеческого греха. И вот она снова восстает из чрева своей великой матери, вновь рожденная девственница, сияющая и прекрасная, как заря, встающая над голубым океаном забытых воспоминаний: