В тени горностаевой мантии - Анатолий Томилин-Бразоль

Через несколько дней стало известно, что его сиятельство граф Григорий Григорьевич Орлов отбывает в важную инспекционную поездку по гарнизонам.

После памятного разговора Анны с императрицей прошла неделя. Фрейлина постепенно успокаивалась. С поручиком более не встречалась, а тот не понимал, почему его избегают… А она просто не испытывала нужды. И тем более — чувств, о которых постоянно тараторили фрейлины. Ей нужна была близость, и она поддалась влечению. Теперь же этот офицер в ее глазах ничем не отличался от остальных. Так уже бывало и раньше, дома. В какой‑то момент она вспыхивала и со страстью отдавалась если не первому встречному, то, во всяком случае, особенно не разбираясь. Почему так?.. Слушая разговоры фрейлин о любовных переживаниях, она порой начинала жалеть себя, перебирала жизнь, вспоминала, как рано стала проказить и блазнить ее плоть. Виноватила себя. Иногда молилась, просила у Бога прощения. Думала, что не давай она с детства поблажки вожделениям, вышла бы по воле батюшки замуж, как все девицы… Не случилось. И теперь за свою угодливость к плотской страсти ей приходилось расплачиваться остуженной душой… Так ей порой думалось…

Однажды вечером в своей комнате Анна нашла на подоконнике букетик незабудок с короткой запиской без подписи, написанной по‑французски: «Этот нежный голубой цветочек называется незабудка. Положи его на сердце, и он расскажет тебе о том, как я полон любовью. Я сделаю то же и если мой цветок завянет, это будет означать конец надеждам». В тот вечер она не дежурила. Но Екатерина, рано удалившись в опочивальню, велела ее позвать. Анна спрятала букетик с запиской за корсаж и, войдя к Екатерине, положила их на ночной столик.

— О, un billet‑doux[45] и букет — die Vergissmeinnichtеn, как это по‑русски — «не‑забудки». А знаете ли вы, что означает, когда они склоняют свои головки?.. Увы, это есть печаль и любовный неудач… Но ты, кажется, хотел мне что‑то рассказать?..

И Анна впервые поведала историю своих детских шалостей и более поздних забав, исключив из них, разумеется, некоторые подробности, касавшиеся покровительства графа Григория Орлова. Повествуя о своем знакомстве с поручиком Высоцким, она сетовала, что не умеет любить; что отдается лишь чувству страсти, которую не может сдержать. Еще она говорила, что ее беспокоит не людская молва, а то, что сплетни дойдут до ее величества совсем в другом виде и она лишится доверия и милости государыни, которую она одну на свете любит и почитает… Рассказ получился откровенный и долгий. Императрица не перебивала. Она была определенно взволнована исповедью и когда девушка закончила, заметила:

— Бедный дитя, я так тебя понимать… У женщина два руля управляют ее жизнью: первый — сердце или натур ее, плоть; второй — душа, разум. Твой душа еще спит. Слишком сильный у тебя натур. Надо учиться согласовать душа и сердце. — Когда Екатерина волновалась, она начинала говорить особенно неправильно, пока не замечала и не брала себя в руки. — Умный женщин имеет сердце вольный. Нет для него стыда, нет и вреда, когда оно загорается чувством… Это слабый люди с маленький сердце придумали, что чувство должно быть единожды в жизни. Отнюдь. И двоежды и триежды… О том весь мир ведает. Ведают все, да не смеют сказывать открыто. Ежели сердце и душа в женщина ладно живут, не стесняют один другой — это ее счастье. Перед подлинный страсть не могут устоять даже троны и люди готовы платить за нее любой цена… Ты говорить — сплетни… Сплетни — это люди. На чужой роток не накинешь платок. Не нам ли заповедано: не судите, да не судимы будете. Так‑то, ma chérie, ты правильно делал, что рассказать мне все. Твой правда и доверие достоин награда. Молчи, молчи, я знаю — ты бескорыстна. Но это мой дело и мой привилегий. Кроме того, ты же знаешь, как я люблю делать подарки. — Она протянула руку и, нашарив на ночном столике золотую табакерку, протянула ее Анне. — Возьми, пусть это будет память о наша беседа. — Анна встала на колени и прижалась губами к руке императрицы. — Полно, полно, голубчик, вы же знайт, как я люблю вас.

Анна уже уходила, когда Екатерина остановила ее:

— А что, мой королефф, был ли он естеством достаточен и в деле хорош ли?

Это она сказала по‑французски, но грубо, и Анна, уловив интонацию, ответила в тон:

— Вторгается в пределы и покрывает их гигантскими шагами…

Императрица задула свечу и добавила уже в темноте:

— Приведи его ко мне. Только пусть сначала зайдет к господин Роджерсон. Он все знает.

Так началась новая служба Анны Протасовой при русской монархине. Служба странная, интимная и в общем‑то паскудная, служба сводницы пробни…

Два месяца без Орлова пролетели в Царском незаметно. Утро обычно начиналось конными прогулками, а после обеда слушали итальянских певцов. Вечерами молодежь каталась на лодках. Двор веселился, устраивая маскарады, балы цветов, охоты. Императрица пребывала в добром расположении духа. Мужественный гвардейский офицер по фамилии Высоцкий, пожалованный во флигель‑адъютанты, пока официально обозначен не был, хотя его роль с первой же ночи стала «секретом Полишинеля». Все ждали, как пойдут события, когда вернется Орлов… И он вернулся…

Перед вечерним раутом Екатерина шепнула Анне:

— Буде явится, оставляй его в тех мыслях, что не знаешь и не ведаешь, об чем спрашивать станет. Он сам‑то не посмеет себя сразу обнаружить, начнет таиться, говорить обиняками…

Анну беспокоило то, что она утаила от государыни свои нередкие проходы через покои фаворита… А ну как сам расскажет…

Через пару дней Григорий пожаловал во фрейлинский флигель и, не спросясь, прошел к Анне. По разгневанному виду фаворита она поняла, что ему все известно и что вряд ли императрица скрыла ее участие в состоявшемся приближении нового флигель‑адъютанта. «Отрицать, все отрицать, выражая покорность и преданность, напирая на родственные чувства и на благодарность как к благодетелю…» — такие мысли пронеслись у нее в голове.

Орлов прошел в середину комнаты и не ответил на приветствие. Екатерина ошибалась, полагая, что фаворит станет таиться и миндальничать.

— Вы, видать, забыли благодетеля свово, что решились на такое… — начал он.

Анна сделала удивленный вид и заплакала.

— Ежели я огорчила вас, то не знаю чем, и в чем я виновата пред вами.

— Об чем же тогда плачешь?

— Об том, что вы мною недовольны, и не желаете сделать милость — сказать в чем моя вина.

— А в том, что поступаешь негоже, сводя других со своими полюбовниками. Может, думала, что я не узнаю о твоем блядстве?.. Коли сама была в него влюбивши, так зачем отдала предмет свой? Али не ведаешь, что так только мерзкие девки да потворенные бабы делают…