Незримое божество - Кристофер Банч

На стойку вскочил Боров, телохранитель Кенфидда:

— Он прав! Давайте сразу покончим.

— Нет! — крикнул кто-то из-за спины Джошуа. — Он не прав!

Вольф и толпа обернулись. В дверях стоял Стаутенберг.

— Тьфу, черт, — произнес кто-то в тишине, — ща будет проповедовать.

Послышался смех.

Стаутенберг, словно не слыша, протолкался к стойке.

— Знаю, многие из вас… почти все… считают меня занудой. Но книга, в которую я верю, говорит: «Не судите, да не судимы будете». Задумайтесь на минуту. Сейчас не важно, кто это сказал и верите ли вы в Него.

Представьте, что вы совершили ошибку… сделали что-то ужасное после лишней бутылки или дозы. Хотели бы вы, чтобы вашу судьбу решали вот так, сразу, в угаре? Пьяные, обкуренные? Неужели не стоит протрезветь, обсудить спокойно?

— Нет! — послышалось из толпы. — Разве тебя не учили: «Око за око, зуб за зуб»? Леф разозлился и шмякнул Рафа, теперь мы разозлились и шмякнем Лефа. Разве это не справедливость?

Толпа, веселясь, разразилась хохотом. Стаутенберг покраснел, однако сдержал гнев.

— Брось, Тони, — сказал Кенфилд, выходя из-за стойки. — Святой отец. Мы уважаем тебя за честность, но никто больше не верит в эту старую муру.

— Не верит? — крикнул Стаутенберг.

Кенфилд притворился, что разглядывает толпу.

— Отсюда не похоже. Сдается мне, все довольны решением. Кроме, может быть, Стедмана.

Он выждал, пока уляжется смех.

— Чего вы хотите, святой отец? Суда? — В голосе его звучала издевка. — Святой отец требует суда. Замечательно, — продолжал Кенфилд, — но для начала, кто будет защищать Стедмана? Нам всем тут жить дальше.

— Не всем, — сказал Вольф.

Наступила тишина, только в углу кто-то пьяно хихикнул. Вольф подошел к стойке. Его шаги были слышны во всей комнате.

— Я не собираюсь здесь жить, — сказал он. — Пусть будет суд. Я готов защищать Стедмана.

— Это еще кто? — выкрикнули из толпы.

— Вали отсюда, — рявкнул Боров. — Ты вообще нездешний, так и молчи.

— А ты здешний? — спросил Вольф. — С каких это пор? Кенфилд привез тебя два месяца назад, а мы должны верить, что ты тут с открытия планеты?

Боров растерянно отступил на шаг.

— Ладно, — громко сказал Кенфилд. — Суд так суд. Всех устраивает? Я буду обвинителем, Джошуа Вольф попытается вкручивать нам мозги. Но мы-то с вами знаем приговор, верно?

Послышались одобрительные возгласы.

— Пусть приведут Стедмана! — закричал кто-то. — Человек имеет право на честное разбирательство перед тем, как его вздернут!

Леф Стедман дрожал, как в лихорадке, отчасти — от страха, отчасти — от взбадривающей таблетки, которая прогнала сон, зато вызвала чудовищное похмелье.

— Зачем вы это делаете? — шепотом спросил он Вольфа.

— Я — порядочный гражданин и твой новый друг, — сказал Джошуа. — А теперь заткни хлебало и не открывай, что бы ни случилось, а то голову оторву.

Кенфилд ходил взад-вперед, явно довольный происходящим. Кристина стояла рядом со Стаутенбергом. Вольф с одобрением заметил, что правую руку она держит за пазухой, на рукоятке бластера.

— Не будем разводить тягомотины с присягой, — сказал Кенфилд. — Мы и так поймем, кто врет, а кто — нет. Сначала обвинение. Давайте сюда доктора Нонхоффа.

Доктор был не трезвее остальных, но кое-как рассказал, что видел и к каким выводам пришел.

— Можешь спрашивать, — сказал Кенфилд.

— Вопросов нет.

— Отлично, — объявил Кенфилд. — Думаю, осталось выслушать только Лефа Стедмана.

Стедман встал. Кто-то бросил в него бутылкой, но промахнулся. Бутылка разбилась о стойку.

— Прекратить! — рявкнул Кенфилд. — Если не угомонитесь, закрою бар!

Стедман рассказал свою историю. Да, они с Рафом Дельвалем были партнеры. Вчера поругались, так что, может быть, уже и не партнеры. Да, он дал Дельвалю денег на поиски новой стеллитовой жилы, с тем чтобы в случае успеха разделить прибыль пополам. Даже позволил ему жить у себя, когда Дельваль возвращался в поселок.

Дельваль хвалился, что нашел жилу богаче, чем две предыдущие. Стедман посоветовал немедленно зарегистрировать участок, однако Дельваль заявил, что спешить некуда. Он написал заявку, утром они понесут ее в контору. А сейчас надо выпить.

Они двинулись по барам. Стедман уговаривал геолога оформить документы, пока тот спьяну не выболтал, где жила, и кто-нибудь другой их не опередил.

— Я тоже пил, но меньше, чем Раф. Он разозлился, как всегда, когда упьется… упивался в стельку. Потом сказал, что убьет меня и чтобы я убирался вон.

Я ушел и решил вернуться домой, проспаться.

Я добрался, но тут меня вывернуло, и я решил посидеть, пока немного прочухаюсь, чтобы не наблевать в койку. Так я, похоже, и заснул.

Он замолчал. Стояла полная тишина.

— Когда стали палить, я проснулся, — закончил Стедман. — Вижу, кругом народ, Раф на полу мертвый.

— Отлично, — сказал Кенфилд. — Я так понимаю, это не смягчает вины. Даже если мы поверим. Он хочет убедить нас, что был пьяный и не мог выстрелить. Спрашивай, Вольф.

— Один вопрос, — сказал Вольф, снимая с пояса мингтон-кольт. — Это твой?

— Не знаю, — отвечал Стедман. — Дай поглядеть.

Вольф протянул Стедману бластер. Боров выхватил пистолет. Стедман заорал от страха.

— Спокойно, — произнес Вольф. — Бластер разряжен. Кстати, хорошая у тебя игрушка.

Боров засопел, спрятал пистолет в кобуру.

— Да, мой, — сказал Стедман. — Купил года два назад, носить при себе стал только в последний месяц. Извини, что сразу не узнал, но я тот еще стрелок.

Он протянул бластер Джошуа.

— Больше вопросов нет, — сказал Вольф.

Стедман поднял глаза. В них был ужас.

— Какой ты после этого защитник? Неужели ты позволишь им меня убить?

— Сядь, — сказал Вольф, — и не забывай, о чем я предупредил.

Он погладил рукоять бластера. Стедман сжался и проковылял обратно к стулу.

— Думаю, мы слышали все, что нужно, — сказал Вольф.

Голоса в толпе подхватили: «Ага! Тащи его! Застрелить ублюдка!»

— Погодите чуть-чуть, — сказал Вольф. — Давайте кое с чем разберемся. Доктор Нонхофф говорит, что Стедман сидел, когда вошел Дельваль. Он был пьян вдребезги и поджидал партнера, чтобы убить его, значит, пистолет он должен был держать в руке.

Тем не менее он не успел выстрелить первым. Дельваль выхватил пушку и с семи футов всадил луч в стену, возле окна, за три фута от Стедмана.

Может, он был еще пьянее Стедмана. Но все равно непонятно, с чего он так промахнулся.

Тут Стедман прицеливается и стреляет Дельвалю аккурат в грудь. Доктор Нонхофф сказал, что дырочка маленькая, четкая.

Кто-нибудь хочет взглянуть на пистолет Стедмана? Вот ты, — Вольф протянул бластер здоровенному шахтеру, — громче всех требовал расстрела. Взгляни на пушку.

Шахтер повертел бластер в руках.

— Ну, пистолет.

— Блестящее наблюдение, сэр, — сказал Вольф. — Обратите внимание, здесь выставлена большая диафрагма. Чтобы сделать дырку, о которой говорил доктор Нонхофф, надо было поставить маленькую. Если бы Стедман стрелял с такой диафрагмой, дырища была в полгруди. Ну-ка, переставьте.

Шахтер надавил на рычажок, потом стиснул зубы и нажал что есть силы.

— Черт! Приржавело!

— Вот именно, — сказал Вольф. — Кто-нибудь, кроме меня, считает любопытным, что пистолет, когда я поднял его с пола, стоял на большой диафрагме? Вспомните, Стедман только что говорил, что стрелок он неважный, значит, он держал бластер на большой диафрагме, чтобы попасть хоть как-нибудь. Выходит, он уменьшил диафрагму, застрелил Дельваля и снова увеличил ее, прежде чем заснуть.

В толпе зашептались.

— Этого мало, — сказал кто-то.

— Еще одна подробность, — продолжал Вольф. — Жалко, что ремингтон-кольт не жжет пороха, так что к это тоже не очень показательно. Но понюхайте — сдается, что из этого пистолета не стреляли с эльярской войны.

— Правильно говорят, этого мало, — вставил Кенфилд. — Если Браун сумел сдвинуть рычажок, значит, кто-то мог сдвинуть его и раньше.

— Верно, — поддакнул Боров, указав на Джошуа. — Он, например. Это ты говоришь, что стояла большая диафрагма.

Толпа согласно загудела, но не так громко, как в первый раз.

— Да, я мог сдвинуть, — сказал Вольф, — однако давайте допустим на минуту, что не сдвигал. Давайте поищем другое объяснение. Дельваль напился и сболтнул лишнего. Стедман вышел, проблевался, добрел до дома, заснул, сидя за столом. Бластер упал на пол. Когда — неизвестно. Может, Стедман сам его бросил, чтобы не мешался, может, бластер выпал, когда Стедмана выволакивали из дома.

Он вырубился, так что про него на время можно забыть.

Приходит Дельваль. Он тоже пьян, но все же замечает, что из бокового окна в него кто-то целит. Целит из тяжелого федерального бластера, который дает аккуратный, горячий луч. Может быть, из такого вот «андерсона-варипорта». — Вольф вынул из кобуры пистолет, который отнял у Саратова, показал толпе и убрал на место. — Красивая игрушка. В Погосте я видел только одну такую же.