Сокровища поднебесной - Гэри Дженнингс

Сардар отсалютовал и хотел увести узника.

— Секундочку, — сказал я и снова обратился к Пао: — Послушайте, напоследок мне бы очень хотелось выяснить: говорили ли вы когда-нибудь о неотвратимости возмездия, которое настигнет, когда этого меньше всего будешь ожидать?

Он ответил отрицательно, хотя, разумеется, мог и солгать. Однако выражение неподдельного изумления на лице бывшего министра убедило меня в том, что это не он шептал мне угрозы в Павильоне Эха. Отлично, значит из списка подозреваемых можно исключить уже двоих! Служанку Биянту и министра Пао…

Я думал, что сардар увел его на казнь, однако на следующий день обнаружил, что Пао все еще жив. Весь курень проснулся поздно, большинство воинов с похмелья мучилось головной болью, но все они немедленно приступили к приготовлениям к погребению Укуруя. Только шаманы, казалось, не принимали в этом участия, ибо занимались совсем другим. Они сидели отдельной группой вместе с осужденным министром Пао и, казалось, заботливо кормили его завтраком. Мне это не понравилось. Я разыскал орлока Баяна и спросил его, почему Пао не убили.

— Его убивают, — сказал Баян. — И чрезвычайно мучительным способом. Он будет мертв к тому времени, когда ему выроют могилу.

Все еще немного раздраженный, я спросил:

— Его что — собираются накормить до смерти?

— Шаманы не кормят его, Поло. Они ложками вливают в него ртуть.

— Ртуть?

— Она убивает, вызывая жестокие спазмы, но она также еще и самое действенное бальзамирующее вещество. Когда Пао умрет, то он сохранит цвет и свежесть, как при жизни. Иди взгляни на труп Укуруя, который шаманы уже наполнили ртутью. Ван выглядит здоровым и розовощеким, как крепкий младенец, и будет выглядеть так целую вечность. Понятно?

— Да, господин орлок. Но почему вероломному Пао оказывают при похоронах такие же почести, как и сыну Хубилая?

— Ван должен сойти в могилу в сопровождении слуг, которые понадобятся ему в загробной жизни. Мы еще убьем и похороним вместе с ним всех юэ, переживших вчерашнюю катастрофу, и пару выживших женщин бон тоже, чтобы Укуруй наслаждался в загробной жизни. Они могут стать привлекательнее после смерти, кто знает. Но особое внимание мы оказываем Пао. Только представь, бывший министр ханства, которого в качестве слуги Укуруй возьмет с собой в загробную жизнь. Что может быть лучше?

Когда шаманы назначили благоприятный час, войска строем прошли рядом с катафалком, на котором лежал Укуруй. Одни двигались пешком, другие ехали на лошадях, но в целом зрелище было величественное, сопровождавшееся воинственной музыкой и скорбным пением. Шаманы зажгли множество костров, от которых поднимался разноцветный дым, и скорбно завывали свои глупые заклинания. В этом представлении в целом можно было распознать похороны, но некоторые детали церемонии оказались мне непонятны. Воины вырыли для Укуруя в земле яму, прямо у границы обвалившихся валунов. Баян пояснил мне, что место было выбрано таким образом, чтобы его не нашли возможные грабители могил.

— Со временем мы поставим над могилой грандиозный монумент. Но теперь, поскольку мы все еще воюем, какие-нибудь юэ могут незаметно проскользнуть в эту долину. Если они не найдут место упокоения Укуруя, то не смогут разграбить его, изуродовать тело или осквернить могилу, испражняясь на нее.

Тело Укуруя благоговейно уложили в могилу, рядом с ним покоились трупы только что убитых пленников юэ и двух несчастных женщин бон, а ближе всех к нему лежало тело министра малых рас. Пао так перекосило во время агонии, что похороны даже на время приостановили, и шаманы переломали немало костей, чтобы как следует распрямить его тело. Затем те воины, которые принимали участие в похоронах, установили деревянную подставку между телами и входом в могилу и принялись прикреплять к ней луки со стрелами.

Баян объяснил мне:

— Это изобретение придворного золотых дел мастера Бошера. Мы, военные, не всегда с презрением относимся к изобретателям. Смотри — стрелы натянуты таким образом, что они нацелены на вход; луки согнуты; эта подставка удерживает их в таком положении, но рычаги у нее очень чувствительные. Если грабители могил все-таки отыщут это место и разроют его, то как только они вскроют могилу, рычаги расцепятся и их встретит ураганный заградительный залп стрел.

Могильщики закрыли вход землей и валунами в таком продуманном беспорядке, что могила была неотличима от валявшихся рядом камней. Я спросил, глядя на это:

— Но если вы тратите столько усилий, чтобы могилу нельзя было обнаружить, тогда как вы сами отыщете ее, когда придет время построить монумент?

Баян просто взглянул в сторону, я посмотрел туда же. Несколько воинов привели из табуна за повод одну из кобыл, к ней жался маленький жеребенок. Одни мужчины держали повод, тогда как другие оттаскивали малыша прочь от матери на то место, где была могила. Кобыла начала вырываться, ржать и лягаться, причем она стала делать это еще яростней, когда мужчины, которые держали жеребенка, подняли свои боевые топоры и размозжили ему голову. Кобыла все лягалась и призывно ржала, пока могильщики забрасывали землей его трупик. Баян сказал:

— Вот. Когда мы снова здесь окажемся, даже если пройдет два или три года, нам нужно будет только отпустить кобылу, и она приведет нас на это место. — Он замолчал, задумчиво пожевал своими огромными зубами, а потом сказал: — Теперь вот что, Поло. Хотя ты и заслужил награду за эту победу, однако, увы, здесь нет никаких трофеев, которыми можно было бы с тобой поделиться. Однако не огорчайся. Если ты собираешься продолжить с нами путь, то следующий город, который мы атакуем, будет Юньнань Фу. Обещаю, что ты окажешься среди старших офицеров, которым разрешат первыми выбирать себе трофеи из добычи. Юньнань Фу — большой город и чрезвычайно богатый, как мне говорили, а женщины юэ весьма привлекательные. Что скажешь?

— Это щедрое предложение, орлок, и весьма соблазнительное. Я очень тронут вашей заботой. Но думаю, что мне лучше устоять перед искушением и поспешить обратно, дабы поскорее передать великому хану все новости, хорошие и плохие, подробно доложить ему о том, что здесь произошло. С вашего позволения, я отправлюсь в Ханбалык завтра, когда вы выступите на юг.

— Я так и думал, Марко. Ты человек долга. Поэтому я уже продиктовал для тебя служителю при дворе письмо Хубилаю. Оно должным образом скреплено печатью и предназначено только для его глаз, но я не делаю секрета из того, что в нем много хвалю тебя и полагаю, что ты заслужил награды, причем не только от меня. Теперь я пойду и пошлю двух гонцов вперед. Хочу, чтобы они выехали немедленно и начали готовить для тебя дорогу. А когда ты завтра отправишься в путь, я выделю тебе двух воинов в качестве провожатых и дам вам лучших лошадей.