Пятеро детей и Оно - Эдит Несбит

Ускорив бег, Роберт на полном ходу одолел поворот, и глаза его так широко распахнулись от изумления, что он был вынужден перейти на шаг, ибо со столь широко распахнутыми глазами бежать невозможно. Сразу за поворотом обычно виднелся их дом с нелепейшей крышей, которую папа назвал «кошмаром архитектора». Сейчас дома не было и в помине. Вместе с ним бесследно исчезли ограда, просто сад и яблоневый сад. На месте, где все это находилось…

Роберт в растерянности протер глаза, снова глянул вперед, и ему все стало ясно. Вот, значит, какое желание посетило кого-то из тех, кто остался дома. Антее, или Джейн, или Сирилу захотелось жить в замке. И вот он стоит себе – черный, внушительный, высоченный, широкий. С бойницами и стрельчатыми окнами. Восемью устремленными к небу башнями. А вокруг, на месте просто сада и яблоневого сада, раскинулись странные сооружения, с виду напоминающие огромные грибы. Роберт медленно подошел поближе. Грибовидные сооружения оказались шатрами, а между ними расхаживали воины в латах. Толпы средневековых воинов.

– Ну, полный ужас, – схватился за голову Роберт. – Они пожелали замок, и кто-то уже успел его осадить. Вот песчаный эльф! И зачем мы только вообще его встретили. Жили же без него спокойно.

На месте садика перед домом, который существовал здесь еще каких-нибудь полчаса назад, теперь тянулся глубокий ров, за ним находились ворота, над воротами высилась башня, и за одним из ее окошек кто-то махал квадратиком светлой ткани оттенка слежавшейся пыли. Роберт мигом в нем распознал один из носовых платков Сирила, когда-то кипенно-белых, но безвозвратно утративших первоначальный свой цвет с той самой поры, как Сирил пролил в ящик, где они у него хранились, целую бутылку тонирующего и фиксирующего раствора.

Роберт помахал в ответ, и это было большой оплошностью с его стороны. Его тут же заметили в лагере осаждавших. Двое рыцарей двинулись ему навстречу. На головах их блестели железные каски, а длинные ноги в высоких ботфортах шагали так широко и быстро, что Роберт тут же сообразил: на его собственных, гораздо более коротких ногах убегать от них бесполезно. Все равно ведь догонят, а к тому же и разозлятся. И он предпочел остаться там, где стоял.

– А ты, щенок, не робкого десятка, коль не пустился ланью убегать, – явно одобрил его решение один из воинов.

Похвала его придала Роберту смелости, а на «щенка» он ничуть не обиделся. Он ведь читал популярные исторические романы, где взрослые именно так называли тех, кто их младше, не имея в виду ничего оскорбительного. Главное для него сейчас было понять смысл их дальнейших речей, ибо речи героев из популярных исторических романов он понимал далеко не всегда.

– Не грезится ли мне, но вид престранный я подмечаю в облачении его, – изрек совершенно в духе популярных исторических романов второй воин. – Ответь мне, о, щенок, ты здесь с коварным планом, иль простодушного зрим в облике твоем?

Роберт мысленно перевел все это на нормальный язык, и у него получилось:

– Эй ты, сопляк, в одежде, которой мы никогда раньше не видели, что тебе здесь понадобилось?

И он им ответил:

– Извините, пожалуйста, но мне просто нужно домой.

– Иди. Препятствия мы возводить не станем, скривляя без того твой долгий путь, – сказал первый воин. – Но мнится мне, – перешел он на доверительный шепот, – какое-то посланье ты осажденным на груди несешь.

– Где ж обитаешь ты, о юный паж? – осведомился второй воин.

– Вон там, – указал Роберт на замок и тут же сообразил, что выразился непозволительно современно.

– Туманно-непонятны твои речи, – тут же последовала реакция со стороны первого воина. – Пойдем-ка с нами. Пусть предводитель наш решенье примет. Светлейший разум тут его необходим.

Роберт был тут же схвачен за усиленно протестующее против подобного обращения ухо и препровожден пред светлые очи предводителя.

Предводитель являл собою самое шикарное и эффектное существо, которое Роберту приходилось когда-либо видеть. Он выглядел в точности как на иллюстрациях к популярным историческим романам, которыми Роберт так восхищался. У него было все, о чем только мог мечтать великий полководец прошлого. Рыцарские доспехи, конь, герб, перья, щит, копье и меч. Экипировка, бесспорно, богатая, но исключительно, на мой взгляд, разностильная.

Щит его относился к тринадцатому столетию, узоры же на мече несомненно принадлежали к эпохе войны на Пиренейском полуострове, вспыхнувшей в начале девятнадцатого века. Торс предводителя защищала кираса времен короля Карла Первого (семнадцатый век), а шлем был явно подобран во времена Второго крестового похода, предпринятого в середине двенадцатого века. Герб на щите предводителя отличался помпезностью – три красных льва бежали на нем по ярко-синему полю. Шатры же были самой последней и что ни на есть современной конструкции.

Вид этого лагеря и самого предводителя наверняка мог повергнуть в шок любого историка, но Роберту все казалось совершенно правдоподобным, и он взирал на открывшуюся картину с немым восхищением, ибо имел столь же смутное представление об истории и геральдике, как талантливые художники, иллюстрировавшие большинство популярных исторических романов. И так как все, им увиденное, было ему привычно и знакомо по этим картинкам, то и храбрости у него заметно прибавилось.

– О, юный отрок, подойди поближе, чтоб дать возможность мне тебя полицезреть, – сказал ему этот потрясающий предводитель после того, как два воина в железных касках эпохи Оливера Кромвеля тихо с ним поделились какими-то явно тревожными подозрениями.

Предводитель снял с головы шлем, узкие прорези на забрале которого явно мешали ему как следует видеть, и Роберту открылись его вполне добродушное лицо и длинные светлые волосы.

– Приблизься, не робея, отрок, – снова заговорил он. – Ущерб тебе мной вряд ли будет нанесен.

Роберта крайне обрадовал дружеский тон его речи, в которой его насторожили лишь два момента. Во-первых, как понимать это «вряд ли»? А во-вторых, если все-таки предводитель решит нанести ему этот самый «ущерб», то что вообще это слово значит и не окажется ли оно какой-нибудь отвратительной штукой еще противнее чая из листьев сенны, который его иногда заставляли пить в лечебных целях?

Видимо, предводитель заметил его нерешительность и счел своим долгом ободрить:

– Свою историю поведай без тревоги и тягу мою к знанью утоли на тот предмет, откуда ты явился и что за преднамеренье принес?

– Что, что я принес? – вытаращился на него Роберт.

– С какой явился мыслью иль деяньем, толкающей стопы твои вперед к препровождению часов своей прекрасной юной жизни средь грубого военного сословья? О, тяжек жребий матери твоей, чье сердце ты жестоко надрываешь. Она в исканиях тебя сейчас уж сбилась.

– Ну, это вряд ли, – поторопился его успокоить Роберт. – Видите ли, она совершенно не в курсе, что я сейчас здесь.

Предводитель смахнул со щеки скупую мужскую слезу, в точности соответствуя поведению любого подобного предводителя из популярных исторических романов, и с доверительным видом проговорил:

– Без робкого дрожанья и опаски ты можешь правду изрекать при мне. Не бойся, юный паж, Вульфрика де Тальбота.

И тут Роберту почему-то пришло в голову, что этому потрясающему предводителю можно в отличие от Марты, цыган, полицейского из Рочестера и вчерашнего священника доверить истинную историю желаний и Саммиада, который их исполняет. Ведь, собственно, предводитель и сам возник благодаря их желанию, а значит, должен понять все правильно.

Но вот как ему объяснить? Наберет ли он, Роберт, для этого достаточное количество «старинных слов», чтобы речи его звучали не хуже, чем у всех мальчиков из популярных исторических романов? В памяти вдруг весьма кстати возникла фраза из потрясающего произведения под названием «Ральф де Курси, или Мальчик-крестоносец». Вот Роберт с нее и начал:

– Грандмерси за вашу учтивость, о благородный сэр рыцарь! В волею судеб сложившихся обстоятельствах обстоятельства обстоят так. О, благородный сиятельный сэр, смею надеяться, вы не торопитесь, ибо эта история принадлежит к тому роду, от коих поистине дух захватывает. Папа и мама уехали. А когда мы пошли играть в гравийный карьер, то обнаружили там Саммиада.

– О, пощади меня Боже! – воскликнул сиятельный сэр предводитель. – Саммиада!

– Ну да, – кивнул Роберт. – Он кто-то такой наподобие эльфа или там колдуна. В общем, волшебный. И он нам сказал, что мы можем теперь каждый день просить у него по одному желанию. И сперва мы его попросили нас сделать прекрасными, как ясный день.

– Не шибко же он тебе это исполнил, – пробормотал, внимательно поглядев на Роберта, воин из окружения предводителя.