Пятеро детей и Оно - Эдит Несбит

В самом центре этого внутреннего двора стояла Марта, зачем-то двигавшая пустыми руками в воздухе. Кухарка стояла чуть дальше ее и, согнувшись, тоже выделывала руками что-то неясное. Но самое странное происходило с Ягненочком. Он совершенно спокойно себе сидел в воздухе, возвышаясь над мостовой двора фута на три. Детей при виде его охватывал настоящий ужас, но Ягненочек явно не чувствовал никаких неудобств и весело смеялся. Они торопливо к нему подбежали, и тут Марта, заметив, что Антея к нему тянет руки, сердито проговорила:

– Оставьте его в покое, мисс. Он, наше золотце, превосходно себя ведет.

– Но что он делает? – спросила Антея.

– Сами, что ли, не видите? – удивилась Марта. – Сидит на своем высоком стульчике и наблюдает за моей глажкой. Видите, как ему нравится. Ох, мисс, шли бы вы лучше заняться чем-то своим. А то у меня опять утюг остывает.

Она подошла к кухарке и принялась шуровать невидимой кочергой в невидимом огне, а та в это время ставила в невидимую духовку невидимое блюдо.

– Марш отсюда, – буркнула детям она. – Отвлекаете понапрасну от дела, а я уж и так припозднилась. Если станете мне и дальше мешать, то вовсе обед никогда не получите.

– Но вы уверены, что с Ягненочком все в порядке? – не оставляла тревога Джейн.

– А то, – подтвердила кухарка. – Сами, что ли, не видите? Сияет наш дорогой Ягненочек, как начищенная монетка. И дальше с ним то же самое будет, коли вы сами его сейчас не расстроите. Но если уж так поиграть с ним приспичило, забирайте. Нам-то с Мартой наоборот казалось, что вам без него будет лучше.

– Нет, нет, нет, мы сейчас его забирать не станем! – хором воскликнули дети и поторопились уйти.

Ведь им предстояло оборонять замок, и они считали, что Ягненочку будет куда безопаснее болтать ножками в воздухе на своем невидимом детском стульчике в невидимой кухне, чем сидеть в караульном помещении, куда, возможно, ворвутся осаждающие войска.

Дети вошли в первую же дверь, которая попалась им на пути, и с беспомощным видом опустились на протянувшуюся вдоль стены скамью.

– Ужас какой, – в один голос выдохнули Антея и Джейн.

– Я чувствую себя как в сумасшедшем доме, – добавила Джейн.

– А я просто ничего не понимаю, – призналась Антея, – и у меня мурашки по всему телу бегают. Мне это желание совершенно не нравится. Неужели нельзя было что-нибудь попроще придумать? Лошадь-качалку, к примеру. Ну или ослика.

– Об этом теперь говорить бесполезно, – с сожалением произнес Роберт.

А Сирил взмолился:

– Пожалуйста, помолчите хотя бы секунду. Мне нужно подумать.

Он низко опустил голову, положил на затылок руки и затих. Остальные, послушно умолкнув, стали оглядывать помещение. Оно было узким, но длинным, с арочным потолком. Вдоль тянулись столы, последний из которых, в самом дальнем от двери конце, стоял на небольшом помосте перпендикулярно по отношению к остальным. Узкие окна почти не пропускали света, и комната тонула во мраке. Пол был усеян чем-то похожим на ветки, которые весьма неприятно пахли.

Сирил вдруг резко выпрямился.

– Кажется, я все понял. Вот. Слушайте. Песчаный эльф сделал так, чтобы наши желания слуги не замечали. Ягненочек тоже всегда остается вне действия волшебства, за исключением случаев, когда мы просим специально что-нибудь для него. Значит, все они просто не замечают ни замка, ни всего остального, что мы с вами видим. А замок стоит на том же месте, где наш дом. И слуги, чтобы не замечать замок, должны по-прежнему оставаться в доме. Понимаете, замок и дом существуют одновременно, но как бы не смешиваются. И выходит, что мы не видим дом, потому что видим замок, а они не видят замок, потому что видят дом.

– Ой, прекрати! – закричала Джейн. – У меня от твоих этих видят – не видят уже голова закружилась, будто на карусели верчусь. По-моему, это все вообще не имеет значения. Меня больше волнует, увидим ли мы обед? Потому что, если он будет невидимым, мы вообще не сможем его почувствовать, а значит, и съесть его нам не удастся. Я теперь это точно знаю. Кресло-то я у Ягненочка попыталась нащупать, но там не было ничего, кроме воздуха. Мы же не можем с вами обедать воздухом. А я такая голодная, словно последний раз ела множество лет назад.

– Только вот говорить об этом бессмысленно, – вмешалась Антея. – Давайте лучше обследуем замок. Вдруг в нем найдется какая-нибудь еда.

В каждом из четырех сердец загорелась надежда, и дети пустились на поиски. Но хотя это был самый великолепный и выдающийся замок, какой себе только можно представить, с самой что ни на есть замечательной обстановкой, в нем не нашлось ни еды, ни солдат.

– Было бы куда лучше, если бы ты пожелал замок с полным гарнизоном и большим запасом провизии, – упрекнула старшего брата Джейн. – В другой раз, пожалуйста, думай об этом.

– Невозможно же все рассчитать заранее, – вступилась Антея за Сирила. – Да, по-моему, скоро уже нам Марта подаст обед.

Это было не так. Времени до обеда еще оставалось достаточно много. К тому же они совершенно не представляли себе, в какой части замка окажется столовая их дома, поэтому старались следить за странными телодвижениями кухарки и Марты в центре внутреннего двора. Наконец Марта понесла куда-то невидимый поднос. Дети последовали за ней.

Столовая удивительным образом совпадала с трапезной замка. Впрочем, этим открытием радость детей и ограничилась. Джейн была совершенно права: и поднос, и все, что на нем стояло, по-прежнему оставались невидимыми.

В трапезной повисла напряженная тишина. Дети немо следили, как Марта нарезает невидимым ножом невидимую баранью ногу и накладывает невидимой ложкой на невидимые тарелки невидимые овощи и картофель.

Когда она удалилась, дети окинули унылым взглядом пустой стол, а затем уставились друг на друга.

– Это желание много хуже, чем все предыдущие, – сказал Роберт, хотя до сего момента вроде и не испытывал слишком сильного голода.

– А мне вроде совсем и не хочется есть, – улыбнулась Антея, старавшаяся в любой ситуации находить хорошие стороны.

Сирил без слов затянул потуже брючный ремень. А Джейн разрыдалась.

Глава 7

Осада и марш в кровати

Дети сидели в полутемной и мрачной трапезной за одним из длинных и совершенно пустых столов из мореного дуба. Последняя надежда рухнула. Мартин обед оказался для них бесполезен. Они не могли его ни увидеть, ни нащупать. Сколько ни води по поверхности стола, руки не ощущали ничего, кроме гладкой его поверхности.

Вдруг Сирил принялся энергично шарить в кармане.

– Ура! Вот оно! – радостно выкрикнул он. – Глядите! Печенье!

Печеньки оказались порядком обломанные и раскрошенные, но все-таки их было целых три штуки плюс множество обломков и крошек.

– Мне их кухарка сегодня утром дала, а я совершенно потом забыл, – сказал Сирил, деля находку на четыре честные кучки.

В трапезной воцарилась счастливая тишина. Дети ели печенье. Пусть оно, пролежав целый день в кармане у Сирила в тесном соседстве с мотком пропитанной варом веревки, зелеными еловыми шишками и комком сапожного воска, приобрело весьма странный привкус, всем четверым казалось, что они никогда не пробовали еще столь дивной еды.

– Вот ты так хорошо говорил про все, что мы сейчас видим или не видим, – прожевав, посмотрел на Сирила Роберт. – Но как же, по-твоему, вышло, что вся остальная еда исчезла, а печенье – нет?

– Не знаю, – пожал тот плечами. – Может быть, все дело в том, что печенье было со мной, а в нас с вами ничего не изменилось. Остальное-то у меня в карманах тоже как лежало, так и лежит.

– Получается, если бы у нас с вами уже была баранина, то мы бы сейчас спокойно могли ее съесть, – вздохнул Роберт. – Жалко, что у нас ее нет. Но у нас ее нет, – с трагическим видом повторил он.

– Да, у нас ее нет, – задумчиво произнес Сирил. – Я полагаю, тут дело такое: она становится нашей, как только мы кладем ее в рот.

– Или в карманы, – добавила Джейн, вся в мыслях о только что съеденном печенье.

– Ничего поумнее сказать не могла? – поднял брови вверх Сирил. – С какой радости кто-то положит в карман баранину. Хотя… – Он на мгновенье умолк, вновь задумавшись. – Может, это, конечно, не так, но сейчас попробую.

С этими словами он низко нагнулся над столом и принялся открывать и закрывать рот, словно кусая воздух.

– Совершенно бессмысленное занятие, – скептически бросил Роберт. – Зря только… Эй!

Сирил вдруг распрямился. Глаза его сияли победительным огнем, а в зубах он сжимал кусок хлеба.

– Ого! – пронесся по трапезной изумленно-восторженный вопль остальных.

Правда, стоило Сирилу откусить, оставшаяся часть хлеба исчезла. Но это уже не имело особенного значения. Он ведь знал, что держит ее в руке. И хоть рука его ничего не чувствовала, вновь поднес ее ко рту и снова куснул, и хлеб в его зубах опять стал самым что ни на есть настоящим.