Пятеро детей и Оно - Эдит Несбит

Сирил уже снимал пиджачок, собираясь ринуться на защиту брата, когда Джейн обвила его ноги руками и с громким рыданием возопила:

– Не надо! Не надо. Иначе он тебя тоже побьет!

Вы, конечно, легко себе представляете, насколько польстило Роберту ее «тоже». Но даже это было совершеннейшей ерундой в сравнении с теми чувствами, которые охватили его, когда Антея бросилась между ним и пекарским мальчиком, обхватила сего нечестного и морально низкого драчуна за пояс и начала его уговаривать со слезами:

– О, пожалуйста, не бей больше моего брата! Он ведь не хотел ничего плохого. Это была лишь игра. Уверена, что ему сейчас очень стыдно.

Понимаете, как это было нечестно и несправедливо по отношению к Роберту. Ведь если бы пекарский мальчик имел хоть какое-то представление о благородстве и чести и внял униженной просьбе Антеи и ее извинениям, Роберт, как человек чести, лишился бы права свести с ним в будущем счеты. Впрочем, испытывай он и впрямь подобные опасения, они бы тут же развеялись в прах. Сердце пекарского мальчика было чуждо малейшего благородства. Бесцеремонно пихнув Антею, он пинками под зад погнал Роберта по дороге, сопровождая грубые свои действия столь же грубыми выражениями. В таком вот режиме оба достигли гравийного карьера, где этот циничный противник приземлил Роберта на груду песка со словами:

– Я научу тебя правильной жизни, паразит ты такой!

На этом он, видимо, счел свою миссию выполненной и отправился собирать батоны в корзину.

Ноги Сирила все это время по-прежнему пребывали в цепких объятиях Джейн, и он не мог даже сдвинуться с места без риска причинить ей боль. Пекарский мальчик удалялся от них. Лицо его было наглым, вспотевшим и красным, а уста извергали грубые оскорбления, в которых никто бы не обнаружил даже намека на изящество речи. Обозвав напоследок нашу компанию «пачкой глупых идиотов», он исчез за углом.

Джейн ослабила хватку. Сирил с молчаливым достоинством двинулся к Роберту. Девочки, громко рыдая, последовали за ним. Все плюхнулись на песок рядом с поверженным дуэлянтом, и никто сейчас не был счастлив. Роберт всхлипывал. В основном от ярости. Конечно, я знаю, что истинно героическим мальчикам полагается выходить из схватки с сухими глазами. Но ведь они всегда побеждают, а с Робертом этого не случилось.

Сирил злился на Джейн. Роберта привел в ярость поступок Антеи. Девочки были убеждены в своей правоте и расстраивались из-за того, что мальчики на них злятся. Объединяло нашу компанию в этот момент лишь одно: никто из них не был доволен пекарским мальчиком. В карьере повисла, как любят выражаться французские писатели, «тишина, насыщенная эмоциями».

Роберт зарылся ботинками и руками в песок, словно бы заземляя ярость, и свирепо проговорил:

– Пусть только дождется, когда я вырасту. Зверь. Трусливое млекопитающее. Ненавижу. Делов-то всего, что он пока больше меня. Ну уж я ему отплачу.

– Вообще-то ты первый начал, – имела бестактность заметить Джейн.

– Сам знаю, – огрызнулся он. – Но я притворялся, а он меня пнул. Полюбуйся.

Роберт опустил вниз гольф, обнажив лилово-красный синяк на лодыжке.

– Мне бы только хотелось стать больше, чем он. Вот и все.

Он вновь зарыл пальцы в песок и тут же подпрыгнул, потому что пальцы его коснулись чего-то пушистого, и это, конечно же, был Саммиад.

– Ожидавший очередной возможности выставить нас глупцами, – как позже отметил Сирил.

И, разумеется, желание, которое с такой страстью высказал Роберт, немедленно воплотилось. Он стал гораздо больше, чем пекарский мальчик. Но не просто гораздо больше, а намного-намного больше.

Он сделался даже больше огромного полицейского, стоявшего раньше на их перекрестке. Того самого, который всегда так по-доброму помогал старым леди перейти улицу. А ведь это был самый большой человек, которого я когда-либо видела. Большой человек с большим сердцем, называют часто таких. Но и он показался бы вам совершенным малявкой в сравнении с тем, во что превратился Роберт.

Ни у кого из детей в карманах не оказалось линейки, и точно измерить его они не могли. Но даже и на глазок можно было с полной уверенностью сказать, что он стал гораздо выше их папы, если бы тот взобрался на голову их маме, хотя, совершенно убеждена, этот достойный джентльмен никогда бы себе не позволил такого. Ростом Роберт достиг не меньше трех метров и в ширину раздался вполне соответственно человеку такой длины. К счастью, его костюмчик подрос вместе с ним, и огромный приспущенный гольф обнажал гигантский синяк на его лодыжке, а щеки его увлажняли еще не успевшие высохнуть огромные слезы ярости.

Он выглядел столь изумленным, а костюмчик с короткими брючками и школьный воротничок смотрелись теперь на нем до того нелепо, что остальные невольно прыснули.

– Саммиад снова нас сделал, – констатировал Сирил.

– Не нас, а меня, – внес уточнение Роберт. – И если бы у тебя была хоть чуточка совести, ты бы постарался, чтобы он и с тобой то же самое сотворил. Тогда бы, наверное, тебе стало ясно, как я по-дурацки сейчас себя чувствую.

– Мне, чтобы это понять, совершенно не надо таким, как ты, становиться, – ответил брат. – И без этого все прекрасно вижу.

– Ой, прекрати! – вмешалась Антея. – Прямо не знаю, мальчики, что с вами сегодня случилось. Неужели ты, Сирил, не чувствуешь, как нашему бедному старине Бобсу паршиво быть в одиночестве на такой вышине? Вот и давайте играть по-честному. Попросим у Саммиада исполнить еще желание. И, если он согласится, станем все одинакового размера. Так, по-моему, будет вполне справедливо.

Сирил и Джейн без восторга, но согласились. А вот Саммиад, когда они откопали его, уперся.

– Ни за что! – потирая лицо ногами, сердито отрезал он. – Роберт до возмущения агрессивен и груб. Считаю, ему на пользу побыть до заката неправильного размера. Он выкопал меня мокрыми руками. Непростительная беспардонность! Я едва не намок от его мокрых пальцев. Дикарь неотесанный. Да у мальчиков каменного века и то головы лучше работали.

У Роберта в тот момент действительно были мокрые руки… От слез.

– Прочь, и оставьте меня в покое, – продолжал рассерженный Саммиад. – Не пойму, отчего вы не можете пожелать хоть что-то разумное. Еду, например, или вкусные напитки, или хорошие манеры и характеры. Не желаю сегодня вас больше видеть.

Он все это чуть ли не прорычал, яростно потрясая усиками. А затем повернулся к ним оскорбленной мохнатой спиной. После этого даже Антее, самой оптимистичной из всей компании, стало ясно: дальнейшие уговоры бессмысленны.

Саммиад зарылся в песок. Сирил и девочки повернулись к огромному Роберту.

– Ну, что теперь будем делать? – хором осведомились они.

– Сперва хочу разобраться с этим пекарским мальчиком, – ответил им Роберт. – Думаю, мне удастся поймать его в конце дороги.

– Не очень-то хорошо бить тех, кто меньше тебя, старина, – назидательно произнес Сирил.

– С чего ты решил, что я его бить собираюсь? – удивленно глянул на него Роберт. – То есть вообще-то мне следовало бы его убить, но я просто намерен его заставить кое о чем задуматься. Чтобы помнил потом всю жизнь. Только сперва мне нужно подтянуть гольф.

Он подтянул до колена гольф толщиной и длиной с чехол на диванном валике и двинулся вперед по дороге. Шаги у него теперь были такие огромные, что ему ничего не стоило одолеть расстояние до подножья холма, по которому как раз в тот момент спускался с пустой корзиной в руке пекарский мальчик. Он должен был встретиться здесь с хозяином, развозившим в повозке хлеб по придорожным коттеджам, чтобы с ним вместе доехать до пекарни.

Роберт, присев за стогом во дворе фермы, терпеливо ждал приближения недруга. Тот, залихватски посвистывая, двигался прямо к нему. Роберт выскочил из укрытия и вцепился гигантской рукой в его воротник.

– А теперь, – начал он, и голос его звучал вчетверо громче обычного, так же как сил прибавилось вчетверо, – я буду тебя отучать расправляться с теми, кто меньше тебя.

И, подняв пекарского мальчика, он усадил его на вершину стога, возвышавшегося над землей не меньше чем метров на пять, сам же уселся на крышу коровника, откуда прямо и откровенно высказал все, что думал о его умственных и моральных качествах, а некоторые выражения даже повторил дважды.

– Спускать отсюда тебя не буду, сам это делай, как хочешь, – в заключение произнес он и ушел.

Как уж там этот пекарский мальчик спускался, не знаю, но факт тот, что повозку хозяина он пропустил, когда же с большим опозданием добрался все-таки до пекарни, ему устроили изрядную выволочку. С одной стороны, я, конечно, ему сочувствую, но с другой – понимаю, что его было просто необходимо каким-то образом проучить. Английским мальчикам ведь и впрямь не пристало драться ногами. Они должны это делать только на кулаках.