Очерки из будущего - Джон Манро

И не понадобилось.

Есть удивительное удовольствие в том, чтобы парить над землей, как крылатый Меркурий, и чувствовать себя избавленным от притяжения гравитации, которая тянет нас вниз к земле и постепенно превращает движение нашего тела в изнуряющий труд. Но это удовольствие не сравнится, я думаю, с тем, которое дарят воздушность и легкость двух молодых и любящих сердец, воссоединившихся после разлуки, которая, как они полагали, будет длиться вечно.

Что стало с корзиной и ранцем, и встречались ли они когда-нибудь в воздухе, я не знаю. Если они просто улетят и останутся вдали от глаз смертного человека, я буду счастлив.

А узнает ли мир когда-нибудь больше о силе отрицательной гравитации, зависит исключительно от нрава моего сына Герберта, когда, надеюсь, через много лет, он вскроет пакет, который хранится у моих адвокатов.

(Примечание:

Было бы совершенно бесполезно расспрашивать мою жену на эту тему, поскольку она совершенно забыла, как была сделана моя машина. А что касается мистера Гилберта, то он никогда и не знал.)

1884 год

Телепорон

Уильям Генри Стэкпул

Моя мать умерла, когда я был еще ребенком, а отец – когда мне было двадцать лет, оставив меня, единственного сына, с состоянием около 8000 фунтов. Поскольку мое имущество полностью состояло из акций и паев, и поскольку у меня появилась привычка "менять свои вложения", как я сначала это называл, а проще говоря, продавать акции, которые я держал, чтобы купить другие, которые, по моему мнению, могли подорожать, я часто посещал офис фирмы биржевых брокеров, которых я буду называть господа Браун и Джонс. Здесь я постепенно приобрел привычку покупать акции, которыми не имел возможности обладать, и продавать акции, которыми вообще никогда не владел.

Я не знал более приятного помещения, чем контора господ Брауна и Джонса. Там была большая комната с удобными мягкими креслами и прибором, который технически был известен как "лента", т.е. машина, соединенная с электрическим аппаратом на бирже, которая записывала на узкий лист бумаги различные сделки, происходившие на бирже; так что, сидя в конторе господ Брауна и Джонса, вы знали, что происходит на бирже. У Брауна и Джонса, вы знали все, что происходило в "доме", как принято называть биржу, и, если вы покупали или продавали акции, вы могли видеть, выигрываете вы или проигрываете.

Лента молчала минуту или две, а затем раздавалось "клик! клик!", после чего большая катушка бумаги начинала двигаться, и тогда, если вы следили за лентой, вы видели напечатанные на ней такие выражения, как "Er 25½ – ¾", "GW 7 – ½". Я привожу примеры только для пояснения, но такие выражения означали бы, что акции "Железнодорожной компании Эри" выросли с 25½ до 25¾, а акции железнодорожной компании "Грэйт-Вестерн" – с 137 до 137½. Когда "лента" начинала клацать, первый вопрос, который вас интересовал, заключался в том, будут ли упомянуты конкретные акции, которые вас интересовали. Лента спокойно передавала каждую конкретную букву и цифру, так что, предположим, если бы вы спекулировали акциями английской "Грэйт-Вестерн", она бы клацнула "G", а затем "W". Но затем наступал тревожный момент: "G W" само по себе означало "Грэйт-Вестерн", но если после "W" появлялась "C", это означало канадскую "Грэйт-Вестерн", в которой, предположим, вы вообще не заинтересованы. Между каждым "щелчком" обычно проходило около полусекунды, но очень часто это были очень длинные полсекунды. Если появлялась ваша акция, то, конечно, вставал всепоглощающий вопрос о цене, и иногда адский прибор останавливался после написания названия акции и продолжал щелкать в течение полуминуты, прежде чем его удавалось заставить выдать цифру, что, в конце концов, было, конечно, самым важным.

Сидя за столом или стоя вокруг "ленты", обычно в офисе находилось десять или двенадцать человек разного возраста. Моя цель – не описать общество, которое было достаточно типичным для этого рода занятий, а рассказать о том, что случилось со мной в ноябрьскую ночь 188… года, и о последствиях этого, поэтому я кратко скажу о клиентах господ Брауна и Джонса, что они были очень приятными джентльменами, которые много курили и пили, а иногда исчезали вовсе без всяких формальностей. Далее, чтобы перейти к необычным событиям, о которых это повествование призвано рассказать читателю, я как можно короче изложу обстоятельства, в результате которых я вышел из офиса господ Брауна и Джонса в три часа дня, о котором я уже говорил, не только нищим, но и будучи должником фирмы на сумму около 1200 фунтов стерлингов.

Если вкратце, то произошло следующее. Я начинал с небольших спекуляций, но постепенно увеличивал свои операции, не потому что выигрывал, а потому что мне нравилось играть, и в конце концов купил на 150 000 фунтов определенных акций на повышение, отдав весь свой капитал, который тогда составлял всего около 6 000 фунтов, на "покрытие" или обеспечение, и кроме того, о чем сожалею, 1 000 фунтов, принадлежавших моей тете, которая доверила их мне для инвестирования. Таким образом, читатель увидит, что каждое изменение цены акций на один процент означало для меня разницу в 1 500 ф. ст. Акции падали до тех пор, пока не было потеряно "покрытие" и еще 1 200 ф. или около того. Я поспешно проконсультировался с мистером Брауном в его личной комнате. Я не смог найти больше обеспечения, и в результате мы вместе вышли на Трогмортон-стрит, он – чтобы "закрыть" или продать акции, я – чтобы… пойти к дьяволу, если мне будет угодно. Очень приятное положение дел. За несколько дней до этого я был обладателем скромного дохода почти в 400 фунтов в год, теперь я был нищим, банкротом и, возможно, растратчиком. Что я чувствовал? В главе "Последняя ночь жизни еврея" в "Оливере Твисте" Диккенс, как мне кажется, дает очень четкую картину состояния обычного интеллектуала, когда его угнетает страшное бедствие. Еврей, как помнится, во время процесса считал количество перекладин на скамье подсудимых, гадал, что ел судья на обед, интересовался, похож ли на него портрет, который человек рисовал в суде, и так далее. В действительности, его разум, боясь созерцать великую ужасную вещь, которая его угнетала, делал рассматривание ряда совершенно тривиальных и неважных вещей предлогом для того, чтобы отвлечь свое внимание от источника своего кошмара. Возможно, именно по этому принципу великий Наполеон провел свою последнюю ночь в Париже, собирая перчатки, носовые платки, флаконы с духами и тому подобные вещи.

Когда я вышел на Трогмортон-стрит в холодный