В конечном счете - Жорж Коншон

— Понимаю, — сказал Марк. — Признаться, мне никогда не приходило в голову, что банк можно сравнивать с бакалейной лавочкой.

— Постарайтесь на этот раз обойтись без колкостей. Обратите внимание, что я к ним не прибегаю. Значит, для вас это вопрос принципа?

— Да. Для меня это вопрос принципа.

— Это не ответ, — сказал Брюннер. — Этот глупый ответ не ответ.

— Однако для меня, — сказал Марк, — это единственно возможный ответ.

Бетти Женер встала и налила всем еще кофе. Брюннер с раздражением следил за ней взглядом.

— Обратимся к фактам. Простите нас, Бетти, но мы здесь, так сказать, в кругу семьи. И я полагаю, пришло время выяснить до конца некоторые вещи. Вы знаете, как высоко я ценю нашего молодого друга. Это человек исключительно способный, блестящий, я бы сказал, выдающийся. Все это очевидно, и нет нужды говорить ему комплименты.

— Безусловно, и я был бы вам весьма признателен, если бы вы поскорее покончили с этим вступлением, — сказал Марк.

— Охотно. Тем легче мне будет сказать, что, по моему мнению, ваш характер не на высоте вашего интеллекта. Если бы я вас не знал, то без колебаний заявил бы, что вы вели себя сегодня утром, как хулиган. Есть вещи, которые делать непозволительно. Вас должны были бы этому научить. Сколько я ни роюсь в памяти, я не могу припомнить, чтобы генеральный секретарь восстанавливал совет против председателя. Это беспрецедентно! Может быть, ты, Альфонс, знаешь такой пример?

— Да нет, — ответил Женер.

— Теперь, Аль, я хочу задать тебе один вопрос: ты считаешь, что Этьен поступил правильно?

— Я предпочитаю не отвечать на этот вопрос.

— Но мы ведь в кругу семьи.

— Я предпочитаю не отвечать на него даже самым близким, даже самому себе. Я давно уже задаю себе этот вопрос и…

— Отвечай без уверток, Аль. Ведь мы с тобой об этом говорили и, помнится, пришли к единому мнению, не так ли? Я понимаю, ты щадишь чувства Этьена, но на сей раз тебе придется высказаться со всей определенностью. Считаешь ли ты его поведение приличным?

— Нет.

— Превосходно! — воскликнул Брюннер. — Я прежде всего хотел, чтобы ты высказал ему свое осуждение.

— Вот как? — спросил Марк. — Осуждение?

— Нет, — сказал господин Женер. — Ничего подобного. Меня шокирует только одно обстоятельство…

— Об этом мы потом поговорим, — перебил его Брюннер. — Нам нужно обсудить немало вещей, поэтому давайте придерживаться определенного порядка.

— Послушайте, господин Брюннер, — сказал Марк, — у меня нет никаких оснований придерживаться вашего да и вообще какого-бы то ни было порядка. Вот уже шесть месяцев как я не работаю с господином Женером. Я предпочел бы об этом не напоминать, но, поскольку это обстоятельство кажется вам совершенно несущественным, я вынужден обратить ваше внимание на то, что многие вопросы я могу теперь решать по своему собственному разумению.

Женер улыбнулся.

— Именно это я и хотел сказать, Марк. Я ни минуты не смотрел на вещи иначе и никогда не осуждал вас. Мне бы хотелось, чтобы вы мне поверили, мой мальчик.

— Не волнуйся, он тебе верит, — вставил Брюннер. — Мне не хотелось бы оскорблять ваши чувства. Вы ведь относитесь друг к другу, как отец и сын. Такие отношения для меня священны. Но, черт возьми, может же отец руководить своим сыном? Могу ли я просить вас, Марк, отвечать на мои вопросы так, как если бы вам задавал их господин Женер?

— Я вас слушаю, — сказал Марк.

— Что вам сказала мадемуазель Ламбер?

— Когда?

— Сейчас, пока мы вас здесь ждали.

— Я ее не видел.

— Вы нас всерьез уверяете, что были все это время не с ней?

— Не вижу оснований уверять вас в обратном.

— В самом деле? Но тогда, боюсь, я переоценил ваш интеллект. Я начинаю сомневаться в ваших способностях. Итак, ситуация ясна: у нас, значит, нет никакой гарантии благоприятного исхода вечернего заседания?

— Никакой, — подтвердил Марк. — Никакой, если не считать вашего доверия к моим словам.

— Ваша добросовестность вне сомнений, мой бедный друг! Но мне шестьдесят лет, а вам? Тридцать!

— Ошибаетесь, больше, и не думаю, что мне предстоит узнать много нового. Во всяком случае, в этой области.

— Возможно, — сказал Брюннер. — Вполне возможно. В таком случае не будете ли вы так любезны рассказать нам о характере ваших отношений с Льеже-Лебо?

— Немного коньяку? — предложила Бетти.

— Разве что самую малость, — отозвался Брюннер.

— Аль, — спросила Бетти, — нельзя ли обойтись без этого разговора?

— Оставь, оставь, — мягко остановил ее Женер.

— Что, я действительно должен ответить на этот вопрос? — спросил Марк.

— Да, Этьен, мне кажется, так будет лучше для всех. Вы, наверно, знаете, что в известный период Льеже-Лебо и Драпье были тесно связаны?

— Нет, я этого не знал!

— В самом деле? Но вам, конечно, известно, как Льеже-Лебо уничтожил Драпье после Освобождения?

— Нет, — сказал Марк.

— Но вы не можете не знать, — сказал Брюннер, — что Мабори ввел Льеже-Лебо в совет специально для того, чтобы свалить Драпье при первом же его промахе.

— Допустим, что я об этом догадывался, — сказал Марк, — допустим, что я не законченный болван. К чему вы клоните?

— А вот к чему. Напрашивается простой вопрос: почему вы стали на сторону Льеже-Лебо против Драпье?

— Боюсь, вы слегка искажаете истину. Произошло как раз обратное. Это Льеже-Лебо стал на мою сторону.

— Я не вижу здесь разницы. — Брюннер громко вздохнул. — Хотите, чтобы я вам сказал, какая мысль пришла мне в голову в этой связи?

— Позвольте, — сказал Марк. — Эта мысль пришла и господину Женеру?

— Перестаньте противопоставлять нас друг другу. Мы с Алем не расходимся во мнениях, мы идем рука об руку.

— Прекрасно, — сказал Марк. — Что ж, говорите.

— Мы, Аль и я, подумали, что Льеже-Лебо посулил вам неплохую карьеру у Мабори, если вы поможете ему устроить скандал в нашем банке. И мы, Аль и я, решили, что вы не остались вполне равнодушны к этому предложению.

— Нет, — сказал Марк. — Что вы так думаете, это вполне естественно. Я искренне верю, что вы так подумали. Но господин Женер не мог этого подумать. Он знает, что это неправда. Не то чтобы… — Марк старался говорить спокойным голосом; он не хотел, чтобы показалось, будто он взывает к чувствам Женера, — …не то чтобы я категорически отказывался работать у Мабори. Я буду работать везде, где мне предложат применять свои знания на честных условиях…

— Меня весьма удивило бы, — сказал Брюннер, — если бы после вашего выступления сегодня утром вам предложили какую-нибудь должность.

— …но, — упрямо продолжал Марк, повышая голос, — господин Женер никогда не мог подумать, что я был готов получить должность у Мабори в награду за такого рода махинацию.

— Быть может, у него были некоторые основания так думать, не правда ли, Аль?

— Нет, — ответил Женер. — Я никогда этого всерьез не думал. Я просто был встревожен. Я вас хорошо знаю, Марк, но святых не бывает. Каждому человеку ведомы искушения. Я был встревожен. Я опасаюсь ловушек. Я вам уже говорил это сегодня утром по телефону. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать, ибо вы попались в ловушку Льеже-Лебо.

— Конечно, — поддакнул Брюннер, — для финансового мира вы теперь конченый человек. Зарубите это себе на носу!

— Я и так пытаюсь внушить себе это, — сказал Марк. — Благодарю вас за помощь.

— Ну что вы, что вы, — проворчал Женер, — вы же знаете, что я сделаю для вас все, что будет в моей власти.

— Ну конечно, — подхватила Бетти, — все уладится наилучшим образом, вы увидите. А теперь — конец! Вы забудете все, что здесь было сказано, и будете спокойно говорить о другом…

— Простите, Бетти, — перебил ее Брюннер. — Когда я утверждаю, что у Аля есть некоторые основания изменить свое мнение об Этьене, я знаю, что говорю. Аль сделал вид, что пропустил мои слова мимо ушей. Но хоть он и сама доброта, я уверен, в душе у него остался неприятный след. Быть может, Этьен, вы помните, как он сказал в начале нашего разговора: «Меня шокирует только одно…»

— Перестаньте! — воскликнула Бетти.

Она встала. Все трое посмотрели на нее. Она покраснела и тяжело дышала. Марк только теперь заметил, как красива эта женщина, которую обвиняли в тяготении к буржуазному благополучию и беспечной, богатой жизни. («Мне невероятно повезло, — доверительно сказал ему Женер вскоре после своей свадьбы. — Просто невероятно».)

— Скажите ему, чтобы он замолчал. Я прошу вас, Аль. Я вас прошу.

— Успокойся, дорогая. Это трудная минута. Бог видит, что это трудная минута для каждого из нас, но нужно через это пройти, — ответил Женер и взял ее за руку.

— Речь идет, как вы, вероятно, догадываетесь, о Мореле, — сказал Брюннер. — Похоже, что в этом отношении у вас совесть не совсем чиста. Когда я вас спросил о Мореле, вы заверили меня, что не встречались с ним в последнее время. Вы можете сейчас это подтвердить?