Искажение - Герман Канабеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слышишь меня? Я тебе тут исповедуюсь, животное ты безмозглое! Да, я же не представился. Родители меня назвали Юрой. Но ты можешь представить, чтобы человека с глазом вместо головы звали Юрой? Я же говорил, что мои родители идиоты. Так что я выбрал себе имя Гюнтер. Слышишь меня? Я Гюнтер! Немного похоже на Юру, как по мне. Холодно здесь, да? Но ты же ничего не чувствуешь, обрубок ты человеческий. Не знаю, почему мне необходимо находиться здесь вместе с тобой. Доктор сказал, что так нужно. Чтобы я психологически настроился. Думаешь, мне тебя хоть немного жаль? Да нисколько. Если бы ты знал, какая участь тебя ждет. Ладно, я потерплю твое соседство. По крайней мере, с тобой не так скучно, вдруг ты все слышишь и понимаешь, а мне сейчас нужен собеседник. Ну а ты – лучший собеседник, ведь ответить не можешь. Знать бы только, сколько мне еще здесь с тобой находиться. Интересно, как зовут тебя? Я буду называть тебя – Тело. Кто ты, если не тело? Такой вот расклад, Тело. Сейчас откроется дверь, войдет доктор и заменит в твоей капельнице пакет с желтой жижей на пакет с красной. И мне укол, я, наконец, посплю. Слышишь, ключ в замке проворачивается? Спокойной ночи.
Глава вторая
Вот и утро. Ты все лежишь, Тело? Ну да, что тебе остается. Знаешь, чего больше всего я хочу? Даже не так: чего я всегда хочу с первых лет жизни и не могу получить? Объесться! Как следует объесться.
Из-за подобия рта на шее мне всегда приходилось есть очень маленькими кусочками. Я даже мороженое не успевал съесть полностью до того, как оно растает. А мне хотелось набить полный рот какой-нибудь вкуснятины и жевать, жевать, жевать. Эти маленькие ненавистные кусочки. Вообще, питаться небольшими порциями и тщательно пережевывать полезно, но будь она проклята, эта польза. Сколько помню, постоянно чувствовал себя голодным. Даже на праздники, когда стол был уставлен разной вкуснятиной, мне не светило получить удовольствие. Насыщение, когда ешь настолько медленно, приходит быстрее, чем успеваешь насладиться. Такой природы голод. Не потому, что организм требует еды. Поэтому ненавидел праздники и домашние застолья. Но куда больше меня выбешивали жующие с аппетитом люди. Особенно отец. Тот всегда ел огромными порциями и толком не пережевывал. Глотал, как пес. А у тебя, Тело, замечательный рот и зубы замечательные, твоим-то ртом да как следует покушать бы. Ты небось был любитель пожрать? Хотя, может, и нет, худоват.
Удивительно, что люди принимают за должное то, чем обладают. Если никогда не ломал ног, не оценишь прелесть ходьбы, я уж не говорю о параличе. Правда, ноги – это слишком явно, а вот рот… Каждый человек хоть раз в жизни думал и страшился потерять зрение, слух или стать обездвиженным, жить без рук или без ног. Но хоть один подумал, каково будет, если рот станет с игольное ушко? А если наоборот? Рот станет огромным, вместе с ним желудок и кишечник, при этом анус уменьшится до размеров спичечной головки? Весело будет, правда?
Претворять свой план в жизнь отец начал, когда мне исполнилось десять. В тот год мне в первый раз пришлось идти в школу. Взбрело же в голову кому-то проводить что-то наподобие экзамена для младших классов. Важная контрольная работа, как сообщили родителям.
Я вошел в класс последним, с небольшим опозданием. Кажется, я никогда не слышал такой идеальной тишины, какая воцарилась после моего появления в мотоциклетном шлеме, черном комбинезоне, наглухо застегивающемся на молнию под «подбородок». «Это, дети, Юра Акимов, вы знаете, он у нас учится. У Юры редкое заболевание – аллергия на солнечный свет, не нужно обращать внимания на его внешний вид, – сказала учительница. – Садись, Юра». Как же я ее ненавидел в этот момент. Грузную пожилую, похожую на прокисшее тесто тетку, ее глупую, неискреннюю, мертвую улыбку. Своим вступлением она привлекла ко мне еще больше внимания. По классу зашелестело, словно внезапный ветер тронул верхушки деревьев. Я сел за парту. Тридцать пар глаз вперилось в меня. Тридцать пар глаз без лиц, просто глаза, точно разноцветные вкрапления в одном белесом человеческом пятне. Среди этих вкраплений выделялась только одна аномалия – розовый цвет, похожий на цвет верхних миражей. Она подросла. Родимое пятно уже не было таким ярким, как раньше. Она тоже поняла, кто я, и поежилась, точно увидела что-то противное и склизкое наподобие пиявки.
Не понимал я эту девочку. Наверняка она в классе имела какое-нибудь обидное прозвище и вряд ли чувствовала себя такой же, как все. Думаю, издевательства тоже терпела. Так почему я у нее вызывал неприязнь? Разве не должно быть наоборот? Разве не должны мы держаться вместе? Или на моем фоне она как раз чувствовала себя нормальной? Что это за такое странное стремление – почувствовать себя как все, пускай за счет кого-то, кто страшнее и уродливее тебя? Мне хотелось рассказать ей о верхних миражах, о чудесном розовом цвете, что я вижу. Может, тогда она не будет меня пугаться? Я решил во что бы то ни стало поговорить с ней позже.
Когда контрольная закончилась, в коридоре меня обступили одноклассники. Без присмотра учительницы они стали агрессивными. Я чувствовал, что они боятся меня, и этот страх придавал им смелости, смелость же выражалась в издевках и насмешках. Отец куда-то запропастился, может, ушел в туалет, и этого хватило, чтобы я в полной мере прочувствовал злобу человеческого пятна. Кто-то постучал по шлему сзади, я дернулся, чем вызвал гогот. Громче всех смеялась она. Смеялась так, чтобы все услышали. Один из самых бойких, явно заводила, схватил обеими руками шлем и попытался стащить. Его остановил мой неумелый, но четкий удар. Он схватился за нос, не понимая, что произошло. Он не мог знать, что все им задуманное уже было в миражах, идиот. Из носа сначала закапала и тут же хлынула кровь. Только тогда он заорал так, будто его убивают. На крик прибежала учительница. Тетка не знала, что делать. Глядя на меня, она не находила в своем засохшем мозгу подходящий для такой ситуации шаблон и словно тупая аквариумная рыба только беззвучно открывала рот.
Дома отец сказал: «Ты поступил правильно, сын». А без него я не понимал, что поступил правильно? Как можно быть настолько тупым?
Вечером того же дня родители сообщили, что на лето я отправляюсь
