Искажение - Герман Канабеев

можно им, и ничего нельзя тебе. Особенно сопротивляться. Но мир меняется, и, как по мне, меняется в лучшую сторону. Забавно наблюдать, какую мощь приобретают социальные сети, еще недавно казавшиеся забавой. Я вижу в них избавление. Избавление от диктата тупых ублюдков, извращенцев и выродков. Теперь нельзя быть уверенным в том, что творимое когда-то безумие не всплывет в самый неожиданный момент. Мне весело наблюдать, как корячит уродов, ставших сильными мира сего и теперь хлебающих помои своих же деяний. Хватило чьей-то исповеди в Фейсбуке о насилии – и полыхнуло так, что зашатались троны под толстыми задницами, им стало страшно и страшно теперь будет всегда. В любой момент может объявиться повзрослевший ребенок, над которым измывались, и устроить такую веселую жизнь своему мучителю с помощью всего лишь страницы в Фейсбуке, что мало не покажется. Никто теперь не может творить ад и быть уверенным, что его не достанут. Прекрасное время, прекрасная эпоха, все на виду, и каждый ответит за свои поступки. Да, конечно, жаль, что замечательными возможностями пользуются не только во благо, жаль, что очерняют и невиновных, но это же война, а на войне жертв не избежать. Это первая гражданская мировая война слабых с сильными, и слабые пока побеждают. Но будет ли слабым мир, если сильные подпишут капитуляцию? Может, и будет. Да и черт с ним – эта война нужна не для победы, а для боевых действий, и пусть она не закончится вообще никогда. Да, Тело?

Мне оборудовали отдельную комнату: черные светоотражающие шторы, чтобы даже днем в ней было темно будто ночью, старый круглый стол – натуральный антиквариат, подсвечники и свечи – в общем, все, чтобы обстановка была мистической и пугающей. Мне пошили новый черный саван с капюшоном, в котором я должен встречать за столом желающих узнать свою судьбу, а за отдельные деньги – изменять судьбу к лучшему.

Я никогда не думал, что настолько терпелив. Мне хотелось, чтобы все, о чем я мечтаю, случалось прямо сейчас. Ну хорошо, я готов предоставить мирозданию пару часов для осуществления задуманного, но я представить не мог, что дам Вселенной фору в четыре года, а сам все это время буду терпеливо ждать. Я вытерпел столько не без помощи матери, этой глупой, но доброй женщины. Она умела быть жесткой. Даже не знаю, откуда в ней взялась непреклонность, своими ушами, хоть у меня их и нет, слышал, как она сказала отцу: «Я поддержу твои замыслы, если откроешь Юре счет, куда будешь отчислять пятьдесят процентов со всех этих ваших гаданий. Когда ему исполнится шестнадцать, он должен иметь возможность эти деньги использовать, и обсуждать я это не собираюсь». Она же всегда была женщиной-овцой с простыми, как полевые цветы, мечтами: пусть все будет хорошо, пусть все будут здоровы; честный понимающий муж, воспитанные детки, даже если у деток вместо головы непонятная субстанция в прямом смысле слова, что-нибудь красивое, что-нибудь вкусное, теплый солнечный день, не дождливый вечер – вся эта бесконечная тупость. Надо все же отдать отцу должное. Ни на какие мои деньги он не претендовал. Счет открывать не стал. Сказал так: «Ненадежно это все. В наличке будем хранить. В долларах, в евро, только не рубли и не банковские счета».

За четыре года всего лишь один персонаж, по-другому этого человека не назвать, мне запомнился – Артур.

Артур выглядел так, что верилось, будто не исчезли еще богатыри русские. Весь человек такой, словно кто-то собирался строить дом, вбил в землю сваи, укрепленные арматурой, да забыл, и приняла земля бетон и железо, и закучерявилось неживое и крепкое, обросло мясом, засинилось глазами, заблестело золотом в кудрях и понеслось по жизни, сметая все и всех. Как и полагается русскому богатырю, к тридцати годам Артур всех победил, а какие враги у русского человека могут быть, кроме тех, что он сам для себя и рожает, как плодородная, поцелованная богом баба, – каждый год и двойня раз в три года? Он и народил, сначала занявшись продажей поддельной китайской косметики, затем китайских же поддельных лекарств. Получив за то и другое по уголовной статье, но откупившись от реального срока, получил оба раза условные. После таких мытарств Артур продолжил заниматься и поддельной косметикой, и лекарствами, только официально. Он зарегистрировал товарный знак, оформил ООО «Пиколина», купил пару ангаров на территории почившего советского завода и теперь бывшую контрабанду в этих ангарах упаковывал в красивые коробочки, клеил этикетки с горделивым – «произведено в России», заимел все разрешающие документы и не собирался, как настоящий богатырь, сражаться со Змеем Горынычем; Артур с ним договорился, с каждой из трех голов по отдельности: с полицией, с налоговой, с таможней. И тут Артуру после легализации стало страшно. Удивительное свойство современных русских богатырей – не бояться тюрьмы, когда есть за что, и бояться ее, когда по закону все в порядке. Потому что законопослушному намного легче оказаться сейчас в тюрьме, чем уголовнику. Преступник хотя бы знает, за что может быть привлечен, а здесь как понять – честный ты человек или нет? Вроде по бумагам честный, но только сегодня, а завтра могут быть другие бумаги, подписанные задним числом. Тем более даже не бумаги и не законы решают сейчас, а тот, кто имеет возможность интерпретировать написанное в бумагах. В такой ситуации Артуру ничего не оставалось, как взмолиться высшим силам, ибо только черная магия, Бог и Анунаки могут разобраться, что делать русскому богатырю, чтобы не провести остаток жизни в темнице без солнца ясного и берез кудрявых. Ни Бог, ни Анунаки на звонки Артура не отвечали, а вот черная магия у нас не только на звонки отвечает, но и официальные представительства имеет с офисом, со стойкой регистрации, девицей за ней, клацающей по клавиатуре ноутбука кровавым шеллаком; аквариум там еще стоит, в нем черные рыбы, запись на среду и понедельник; по вопросам излечения рака, СПИДа и туберкулеза не обращаться, если вы не по направлению от участкового терапевта поликлиники, где вы закреплены по прописке.

Только вот Артур хотел чего-то более, ему хотелось верить, такой магии Артуру хотелось, чтобы самому страшно стало. Он, как любой уверовавший, желал подтверждения и явления, чтобы куст загорелся, чтобы молния в него ударила, чтобы такая убежденность пусть образуется, перед которой разум ниц падет, комета пускай на небе одновременно с затмением в момент парада планет. Если вот так будет, если все наверняка, Артур даже душу дьяволу готов был продать, но, как любой русский, такие над собой свершения он мог допустить только при наличии