На краю неба (СИ) - Оксана Сергеева

— Не сомневаюсь. Чего это ты с цветами и конфетами? — поддела, хотя не могла сдержать улыбки, вспомнив брошенную ему фразу про «Крапивина Безупречного». Он такой и есть. Безупречный. С иголочки. На нем темно-синий костюм и черная сорочка. Коричневый кожаный ремень в поясе брюк, идеально совпадающий по цвету и фактуре с ремешком часов.

— Мириться пришел.

— М-м-м, можно было и не ругаться. А то, смотри, ушел весь недовольный — ни обнять, ни поцеловать. Деловой!

— Ты преувеличиваешь.

— Ни черта!

— Я же сказал, у меня встреча была назначена.

— А я и говорю, деловой, все по всяким встречам ходишь, со мной тебе увидеться некогда. Я чай заварю.

Они прошли в гостиную, и Дима присел на диван так, чтобы видеть, как Катя возится на кухне.

— Можно не в лучших китайских традициях, можно просто черный с мятой. Мне не доставляет это удовольствие, поверь. Эти встречи и ужины — часть рабочего процесса. Ненавижу декабрь. Поздравления с Новым Годом, вечеринки, фестивали… Самый дурной месяц года. Всегда.

— Я, наверное, тоже теперь ненавижу. — Принесла белые чашки с ароматным чаем. — Устала. Всю неделю сплю по четыре часа.

— Правда с мятой? — засмеялся Дима. — Я же пошутил.

— Нельзя со мной шутить, ты разве этого еще не понял? — поддержала его смех. — Ой, лилии же в воду над поставить. — Со вздохом снова поднялась с дивана и взяла букет со столика. — Спасибо за цветы. — Пригнулась и поцеловала Диму в губы. — Очень люблю лилии, очень. Ты знаешь, да?

— Знаю. Так нельзя. Спать по четыре часа. — Принялся снимать защитную пленку с золотистой коробки с конфетами.

Катя хмыкнула и занялась цветами.

— Это по-другому нельзя, — сказала, когда снова присела рядом. — Если я хочу в январе отдыхать, а не на экзаменах париться, как все остальные. Шерочка вон экзамен сдал и на радостях обожрался.

— Достойный повод, нечего сказать. Шоколадки ешь. Чтобы мозги соображали. А то Шерочка тебе плохой пример подает. Как он, кстати? В порядке? Проспался ваш ковбой Мальборо?

— Дима, не начинай.

— Я из чистого любопытства.

— Что это за конфетки? А? Вкусные?

— Попробуй.

— А-а-а, это те мятные, которые ты мне обещал?

— Да.

— Боже, какая гадость, — скривилась она, откусив половинку конфеты. — Такой непонятный вкус. Непривычный.

— Это как первый секс, Катенька. Сначала непонятно. Потом не слезешь.

Катя рассмеялась:

— Тогда мне нужно съесть вторую. Второй раз мне было очень хорошо. Очень, очень, очень.

— Давай. Распробуй это удовольствие.

— Нет, секс вкуснее, чем эти конфеты. Мне, кстати, и первый раз все понятно было. Ты постарался как надо.

Ее слова вызвали у Крапивина загадочную улыбку.

— Просто мы подходим друг другу в этом плане.

— А что, можно не подойти?

— Конечно. Самые богатые люди — это сексологи. Проблемы в сексе есть у всех. Зато не у всех есть сексуальная совместимость. Если что-то тебя беспокоит, ты должна сказать мне об этом в первую очередь. Ни маме, ни врачу, ни подружке, сначала — мне. Поняла?

— Поняла. Сделай так, — сложила губы для поцелуя, — ну, сделай.

Вместо этого Дима улыбнулся.

— Дима! Ну, сделай губки бантиком. Хочу поцеловаться.

— Губки ей бантиком, — рассмеялся он. — Давай. — Обхватил ладонями ее лицо, притянул к себе и чмокнул. Ему тоже нравилось вот так — сначала целомудренно прижаться к чувственному рту сжатыми губами. Слегка потереться. Целовать сначала верхнюю потом нижнюю. Крепко — ровно, едва касаясь — уже волнующе. Постепенно доходя до учащенного дыхания и жгучего желания отведать большего. То отталкиваться от нее, то приникать, наконец обжигаясь о нежность языка и пробуя его на вкус.

— Точно. Ты вкуснее, чем эти конфеты, моя мятная девочка. Ты вкуснее. Я соскучился.

Глава 8

— Вероника, вы меня до приступа доведете, — сказала Катя уже спокойно, шок от новости прошел, пока она шла к парковке. — Как так получилось?

— Девушка, давайте успокоимся. Ведь все можно мирно решить, без полиции, вы посмотрите, там царапина всего. — Виновник аварии попытался положить ей руки на плечи, видимо, чтобы придать своим словам большей убежденности.

— Без рук, — одернула Катерина. — Мы все решим, вы не переживайте. Без полиции, — мрачно усмехнулась, вытаскивая телефон из сумки и решая, кому звонить: отцу или брату.

— Кому ты звонишь? — обеспокоенно спросила Вероника, съежившись под пронизывающим ветром.

— Диме, — определилась Катерина.

— Ой, — скривилась Вероника, припоминая его реакцию на случай с Никитой. — Может, лучше Денису Алексеевичу или Ване? Дима точно подумает, что мы дебилы. От нас одни неприятности.

— Не буду тебя обнадеживать, — вздохнула Катя, — он уже так думает. Так ты ничего не теряешь. Но если я позвоню отцу или Ване, машину у меня заберут, а я не хочу ездить с водителем.

Из испуганных глаз подруги побежали слезы.

— Кошмар какой… — шмыгнула она.

— Не реви, ты же не виновата.

— Не виновата, — снова встрял в разговор умник на джипе, который задел крылом Катькин «мерседес». — Давайте, я все компенсирую, и разойдемся.

— Дима, привет. — Катя отошла на несколько шагов, чтобы рассказать Крапивину о небольшой аварии и попросить помощи.

Вероника вытерла слезы и села в салон. Порядком замерзла уже на улице. И дернул же черт попросить у Катьки машину, чтобы смотаться в торговый центр, пока она в универе занята. Даже с парковки не успела выехать, этот идиот ее стукнул. Какая-то черная полоса у них с Никиткой, весь месяц сплошные неприятности. То одно, то другое.

— Не реви, — строго сказала Катя, открыв дверцу, — езжай домой. Я тут сама разберусь. Дима сейчас пришлет человека, и все сделают как надо.

— Нет.

— Какой смысл тебе тут сидеть?

— Не поеду я никуда.

— Ладно, как хочешь. — Натянула перчатки и сунула руки в карманы короткой дубленки.

Дима, пойдем. — Катя вошла на кухню, и Крапивин поднялся со стула, чтобы помочь ей одеться.

— Куда это вы собрались? Сейчас все приличные рестораны под корпоративами, — спросил Ваня, приникая к чашке с кофе.

— Мы пойдем в одно тихое место, — сообщил Дима, накидывая на плечи Кати норковую шубу.

— Хорошо отдохнуть вам, — пожелала Юлия Сергеевна. — Замечательно, что решили выбраться куда-нибудь, а то такие уставшие оба.

— Спасибо, мама. Нет бы сказать: ой, какие вы у меня хорошенькие, красивые, румяные, — засмеялась Катя.

— Ой, какие вы у меня хорошенькие, красивые, румяные, — рассмеявшись, повторила за ней мать.