Сакен Сейфуллин - Турсунбек Какишев

Неужели в такое тяжелое время не будет пользы от трехлетней учебы в Омске? Я ничего не мог понять в создавшейся обстановке. Не с кем было поделиться своими сомнениями и тревогой за судьбу простых казахов. Что их ждет впереди?

Тяжело оставаться в одиночестве. Как будто заблудился, остался один на краю пропасти».

Газета «Казах» в те дни писала: «Выяснилось, что для работы на фронте из числа казахов будет произведен набор. В прошлом номере нашей газеты мы сообщали, что указ царя должен выполняться беспрекословно. Это поняли, наверное, в народе… Но в ауле много раздетых-разутых кедеев. Однако они должны идти на фронт. Долг каждого — помочь им во всем».

— Вот свиньи! — рассердился Сакен. — Никогда в жизни они не проявляли такую заботу о кедеях, ишь куда гнут!

В последующие дни эта газетка подхалимов всячески уговаривала казахскую бедноту подчиниться царскому указу, взывала к «лучшим сынам народа», призывала их утихомирить тех, кто по темноте своей и неграмотности устраивает беспорядки.

Издатели «Казаха» из кожи лезли, чтобы расписаться в собственной лояльности и в своих верноподданнических чувствах. Они заверяли белого царя, что не все казахи против царского указа, что, например, казахи внутренней орды Астраханской губернии «с большой радостью» отправляются на тыловые работы.

В очередном номере газеты Алихан Букейханов, Ахмет Байтурсынов, Мыржакып Дулатов выступили с обращением. Сокрушаясь ио поводу беспорядков, они всячески поносили восставших во главе с Амангельды Имановым и Алиби Джангельдиным: «В Тургайском уезде до сегодняшнего дня орудуют смутьяны, воры, грабители и мошенники, которые причиняют большое горе народу, большой вред их хозяйству, держат в страхе мирных людей».

— И этим людям верят казахи, считают их своими руководителями, надеются на них. А они ведут народ под пули, нагайки усмирителей. — Сакен метался в бессилии, не зная, что предпринять.

В родном ауле картина та же. Волостной управитель вместе с баем Сейткемелевым сунули взятку начальнику и теперь, как своими рабами, распоряжаются бедными джигитами. В солдаты попали одни лишь бедняки.

Сакен понимал, что в одиночку бороться с этой коррупцией чиновников и баев бесполезно. И все же не выдержал — написал акмолинскому уездному начальнику о бесчинствах и взяточничестве, а в конце предупредил, «что рано или поздно, но справедливость должна восторжествовать, чиновники-звери когда-нибудь ответят за свои издевательства».

Благоразумие заставило Сакена подписаться не своим именем. Иногда Сакену казалось — не лучше ли сказать казахам: «Молодые казахские джигиты, идите в солдаты. Научитесь владеть современным оружием, обучайтесь военному искусству, чтобы потом выступить против царя!» Но кто поймет, подхватит его призыв? Бессилие ду-шило, ни о чем ином Сакен не мог думать.

Как овец отправляют джигитов. В городе шум, гам, плач. Рыдает буквально весь Акмолинск. И каждый ищет спасения только для себя.

Наиболее решительные и смелые покидают город, присоединяются к восставшим. Почти все джигиты Атбасара и Улытау примкнули к восставшим Тургая. Аргинцы перекочевали в Сарысу, Бетпак-Далы, в туркестанские края. Киргизы и казахи вокруг Мерке вооружились. Люди из волостей Сулусары, Карабужыр, Колби Усть-Каменского уезда, казахи из окрестностей Барнаула массами уходят в Монголию. А джигиты Шубыра между Акмолой и Кокчетавом устроили у большой дороги засаду и освобождают тех, кого гонят в солдатчину и за счет их пополняют свои ряды.

В Аксаринской волости Ташмагамбет Хамзин, бывший когда-то попутчиком Сакена по дороге в Омск, призывает казахов вооружаться, не ходить на тыловые работы.

Кое-где джигиты не только обороняются, но и сами переходят в наступление. В Акмолинском уезде казахи напали на русский поселок, перебили солдат, его охраняющих, а поселок сожгли.

Конечно, этот наскок на ни в чем не повинных русских крестьян свидетельствовал только о стихийности восстания, он был скорее актом отчаяния.

В ауле подполковника Султан Торе сына Абылая, в Бугулинской волости открылась школа, в которой и устроился учителем русского языка Сакен. Учитель он строгий, но, может быть, поэтому так и привязались к нему его ученики. Среди них были и взрослые люди.

Дни проходили в обычных для учителя хлопотах — кто-то не выучил урока, с кем-то надо позаниматься отдельно, а кого-то и пожурить.

Однажды он пришел проводить очередную партию мобилизованных на тыловые работы. «Собрались возле большого кирпичного дома, в котором прежде размещалась лавка. Улица перед домом запружена провожающими. Стоят неумолчный шум, гам, плач, в дом постоянно входят и выходят люди, ищут неизвестно чего, волнуются в ожидании отправки. Но вот появилась вереница телег в сопровождении солдат. Телеги остановились возле красного дома. Народ смолк, пристально следя за тем, что будет происходить дальше. Солдаты вошли в дом и через несколько минут начали поочередно выводить оттуда мобилизованных джигитов и усаживать их на подводы, И тут же без всякого прощания тронулись, увозя джигитов от родных и близких».

Сакен похудел. Редко теперь на его лице можно увидеть улыбку.

9 марта 1917 года в аул пришло ошеломляющее известие: в Петрограде революция, белый царь отказался от престола. Сакен решил немедленно ехать в город. Когда пробил час свободы, он считал, что его место не у школьной доски, а там, где решаются судьбы его народа. Со слезами провожали своего наставника шакирты. Опечалены их родители, да и Сакену трудно расставаться с полюбившимися учениками. И все же он должен немедленно ехать.

Тоску прощания постепенно рассеял мягкий степной ветер.

Как только выехали на степные просторы, Сакен запел во весь голос. Услыхав песню, кучер сначала удивленно посмотрел на Сакена, но потом, подняв наушники шапки, стал слушать. Сакен импровизировал.

В степях царила ночь гнетущая,Ночь неизвестности и страхов.О эта ночь, крыла простершаяНад мирным племенем казахов!..

Сколько можно петь о минувших днях. Если ты не возлагаешь никаких надежд на будущее, то зачем бросил насиженное теплое местечко? В такое радостное, волнующее время нечего оплакивать прошлое. Ведь ты всю жизнь мечтал о свободе, равенстве. Ты идешь по дороге в будущее. Дни беззаботной жизни кончились.

И мы коней крылатых вздыбилиПо этим поднебесным тропкам.Нам крутизна грозила гибелью.Но что она сердцам неробким?И вот мы дали озираем,Поправ вершину покоренную.Она над непробудным краемВстает сияющей короною.Ее, вершину высочайшую,Окрасили лучи рассвета.Она сверкающею чашеюК горящим небесам воздета.

Конечно, над стихами еще надо поработать. Но мысли верные, а ритмы зовут вдаль, к неизведанному.