Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

«Прав был князь Воротынский. Ой как прав, — корил себя царь за то, что не поверил сообщению порубежного князя, посчитав это коварной затеей литовцев. — Хоть бы к Москве пару полков подтянул…»

Чего ж махать кулаками после драки. Положение се­рьезное, как начинал все более и более понимать Васи­лий Иванович. Вполне возможно, что бить челом придет­ся Мухаммед-Гирею. Принимать его условия мира.

В глубине души царь все же надеялся, что не Мухам­мед-Гирей привел войско, а какой-нибудь султан нале­тел с двумя-тремя туменами, однако лучше кого бы то ни было знал, что никогда еще султаны не хаживали до Москвы: пограбят рязанские, тульские да калужские земли и — восвояси, дальше Серпухова никогда не про­никали.

Выходило, по здравому рассуждению, крепкая гроза навалилась на царство русское.

Нет, гроза еще только подступала. Еще только первый гром прогремел, первый порыв ветра пронесся, тучи чер­ные пока еще надвигались. Одна от Ногайского шляха, другая — от Казани. Когда они соединятся у Коломны, вот тогда заполыхают молнии, засвистит ураганный ве­тер, сметая все на своем пути. А русские полки окажутся раскоряченными, задерганными, будут не способны встать стеной в смертельной сече и погнать ворога.

В завершение всех неурядиц, еще и Коломна осталась без рати.

Как на лобное место, как на позор ехал понуро князь Иван Воротынский впереди малой своей дружины, впол­не понимая, какую ошибку они совершают, самовольно оставляя Коломну, и не простится им это самовольство. Но что он мог предпринять? Не идти же супротив воли князя Андрея. Опала тогда неминуемая, а значит, ссыл­ка или даже — цепи. Куда ни кинь, всюду — клин.

Молчаливо и хмуро рысил князь Андрей. Он поторап­ливал рать, задавая темп. Но не успели они миновать и половину пути, как догнал их на взмыленном жеребце гонец из Коломны.

—Татары через Оку переправляются, — осадив взмы­ленного коня с ввалившимися боками, взволнованно сообщил гонец. — По многим бродам и переправам. В Го­лутвине чуть было меня не перехватили. Спасибо жереб­цу доброму. Вынес. Ушли мы с ним от погони.

—Откуда же в Голутвине?! — удивленно вопросил князь Андрей, но Воротынский не дал ответить гонцу, сам пояснил: — Казанцы это. Они повыше, должно, Оку и Москву-реку перешли, а Северка им — не препятствие. Ворочаться нужно. Либо здесь готовиться к встрече. Вы­берем место на холмах. Гуляй-город поставим.

—Воротиться в крепость можно ли? — спросил князь Андрей гонца, не обращая будто бы внимания на то, о чем говорил князь Воротынский. — Успеешь ли, пока та­тары крепость не обложат?

—Уж обложили, должно, — спокойно ответил гонец, — но если велишь, попробую. Только прикидываю, если что воеводе коломенскому хочешь повелеть, за мной вослед по­сылай еще гонца. Лучше — нескольких. Кому-то посчаст­ливится пробраться.

— Значит, говоришь, окольцевали, — не столько спросил, сколько вроде бы молвил в подтверждение ка­ким-то своим мыслям князь Андрей. — Значит, без боя не воротиться?

— Знамо дело, — согласился гонец. — Без боя не полу­чится. Только прорубаться. Но не шутейное это дело, много их больно. Если, конечно, неожиданно…

Князя Воротынского бил по самолюбию этот разговор князя Старицкого с гонцом; Воротынский начинал пони­мать, куда клонит князь Андрей: возвращение в Колом­ну связано с великим риском, а стоит ли рисковать?

«Бережешь себя наравне с царем! — все более воз­мущался Воротынский. — Но зачем с гонцом речи вес­ти?! Иль мы, два князя, не можем найти нужный ис­ход?!»

Он ждал, когда князь Старицкий отпустит гонца, и со­бирался тогда предложить наиболее, как ему казалось, приемлемое решение, поэтому когда гонец, которому князь Андрей велел оставаться при царевом полку, по­вернул коня, Воротынский сразу же заговорил:

— Согласен, возвращение — дело рискованное. Если погибнем, не срамно нам будет, но если полонят? На ма­лый откуп Магмет-Гирей не согласится. Такой потребу­ет, уму непостижимо.

— И у меня такая же думка, — обрадовался князь Ан­дрей неожиданной, как он посчитал, поддержке со сторо­ны второго воеводы, а главное тому, что именно он пред­лагает не возвращаться. Вот это главное.

Воротынский тем временем продолжал:

— Советую тебе, князь, бери сотню из царева полка и — скачи в Москву. Оповестишь брата. Мне же, как я разу­мею, встречать нехристей. Продержусь, пока подошлет князь Вельский подмогу. Гонца, не медля ни мига, нуж­но ему слать. Из Москвы тоже подмога, думаю, поспе­шит.

— Не воеводово слово, князь. Не воеводово. Устоять ты — не устоишь, тут и к ворожее ходить нечего. Пока Вельский развернет полки, от тебя мокрого места не ос­танется. А царь Василий Иванович для того ли мне свой полк вручил, чтобы я бросил его на погибель? К тому же,

ведомо и мне, и тебе, что в Москве рати нет. Вот и при­кинь: ни за что, ни про что царев полк и твою дружину положим здесь, еще и Кремль Магметке под ноги бросим. Добро, если Василий Иванович успеет покинуть столь­ный град. А ну не успеет? Что, по дедовой судьбе пойдет?

Отделаешься ли тогда еще одним Касимовым? Поспе­шим лучше, чтобы успеть, опередив татарву, подгото­вить к обороне Кремль.

Опоздал царев полк: посад пылал уже во многих кон­цах. Совсем недолго, и разольется море огня по всем при­городам, тогда даже к Кремлю не подступишься ни с ка­кого бока. Вот и спешили горожане во все кремлевские ворота, пока еще отворенные настежь, неудержимым по­током, прихватив с собой лишь самое ценное (если кто успел), да съестного на день-другой.

Князь Андрей вел по еще не пылавшим улицам царев полк к Фроловским воротам. Посадский люд нехотя рас­ступался, пропуская ратников, но уже в Китай-городе пришлось дать работу плеткам.

— А ну! Расступись!

— Дорогу цареву полку!

В ответ сыпались обидные реплики. Не из ближних, конечно же, рядов, а издали: пойди разберись, кто кра­мольничает.

— Иль мечи зазубрились, что за стену укрыться спе­шат?!

— А сам царь, князь великий где? Сбег небось?

— Трусее зайца, как всегда! Своя шкура дороже на­шей!

Проучить бы злословов, только ратники, глаза долу потупя, едут. Правда, она, как видно, острее сабель та­тарских.

Муторно на душе у ратников еще и оттого, что горит посад, сметает огонь все накопленное москвичами (в ка­кой уже раз) за годы непосильного труда, и ничем они, воины, не могут помочь несчастным, среди которых есть родственники, есть друзья закадычные. Ратники-то зна­ли, как близко супостаты, успели бы посадские за крем­левские стены, пока татарва не нагрянула. '

Бессилье гнетет.

Пожар тем временем разрастался, дым уже ел глаза, народ, словно обезумев, пёр во все кремлевские ворота, не проявляя никакого уважения к ратникам и даже не расступаясь под ударами плетей, которые, теперь уже с озлоблением, раздавали направо и налево стремянные князей Старицкого и Воротынского.

Пробились полк и дружина с большим трудом к Фро­ловским воротам, но за ними едва ли полегчало. Народу — тьма-тьмущая. Ни одной ярмарке таким многолюдьем не похвастаться. И каждый норовит устроиться основатель­но, понимая, что не на один день укрыли его от басурман кремлевские стены. Но не получалось привычной рус­ской основательности, народ все прибывал и прибывал, не только с посадов, но и из ближних сел и деревень, устроившиеся семьи теснились, уступая безропотно места новым, и казалось, что вскоре уже не будет возможности людям даже сесть.

С горем пополам установили на стенах пушки, поднес­ли к ним ядра и порох, а царев полк со стрельцами и де­тьми боярскими из городовой стражи разместился по сте­нам, готовый встречать супостатов, если они начнут на­ступление.

Миновало, однако же, немало времени, а крымской ра­ти все еще не видно. В Кремль уже не впускали никого с повозками и с лошадьми, только пеших, исключая, безус­ловно, ратников и гонцов. Все закутки Кремля забиты до предела, кажется, что и дышать почти нечем; воеводы, бояре и дьяки растеряны, не зная, что предпринять, как исправить столь ужасное положение. Все чего-то ждут. А чего, сами не знают. Ниоткуда нет никаких вестей, и это самое страшное.

Недоумевает и князь Иван Воротынский, который ос­тавил несколько групп лазутчиков, в основном из княже­ской малой дружины, наблюдать за неприятельским войском, но они отчего-то не дают о себе знать. Не могли же они все погибнуть. Чай, много их осталось, да и дейст­вуют они малыми разъездами. Князь даже начал гне­ваться: «Иль не ведают, что без их сведений мы совер­шенно слепые!»

Но лазутчики словно испытывали своего властелина. Лишь когда и вовсе иссякло терпение, пробился сквозь толпу один из дружинников, оставленный лазутить. Не слезая с коня, доложил:

— Магмет-Гирей остановил тумены. Верстах в пяти-шести от Москвы. Что затевает, пока неведомо. Языков мы брали, но и они ничего не знают. Одно ясно — повре­менит хан штурмовать Кремль. Как долго, не удалось уз­нать.