Кордес не умрет - Гансйорг Мартин

Прямо над собой я увидела лицо старого азиата.

Стул был отодвинут, кто-то проворно прошел через комнату. Резкий голос взволнованно что-то доказывал — что именно я не могла разобрать.

Я снова открыла глаза. Большое, темное помещение. Я лежу на плюшевой софе.

Вокруг меня ужасный беспорядок: разбросанные по полу игральные кости, стопы газет и книг на старых креслах и стульях подушки, из которых торчит вата; изящная мебель, но с ободранной обивкой и стертым лаком, грязная и запущенная. Занавески и гардины, местами порванные, в беспорядке свисают по стенам. Часть люстры отломана — из трубки торчит проволока. Кругом грязь. Пахнет пылью, запустением, пеплом от сигар, и — эфиром.

Чувствую себя отвратительно. Левая рука болит — от кисти до плеча. В голове обрывки воспоминаний… Мне становится понятно, куда я попала… как я сюда пришла… И снова страх сверлит мне затылок. Я должна выбраться отсюда… Выбраться!

Я поднимаюсь и ставлю ноги на пол. Волной подступает тошнота. Я, шатаясь, иду по комнате… Вот еще одна дверь! Я отворяю ее… Запущенный зимний сад. Там стоит ведро, садовые принадлежности. Все ржавое, поломанное. Еще дверь… Эта, кажется, наружу… Сзади меня шаги. Мне нужно наружу… Почему они бегут за мной?

Я не успеваю дойти до второй двери. Желудок не выдерживает Я наклоняюсь над ведром… Шаги приближаются. Вот уже совсем близко чьи-то голоса. Голоса мужские. Переговариваются не незнакомом мне языке. Ближе… Еще ближе… О, боже!

Они уже здесь.

Здесь! — говорит кто-то.

Они стоят втроем в дверном проеме и наблюдают, как я мучаюсь. Сквозь застилающий глаза туман я различаю уже знакомые мне лица. Вот… этот, похожий на англичанина. В руке у него револьвер.

Все. Они меня убьют!..

Другой, с крысиным лицом, стоит рядом с «англичанином» позади — маленький азиат.

Пошли! — командует «крыса»

Живо! — подгоняет «англичанин», размахивая револьвером перед моим носом.

Я следую за ними. К двери, которая открывается вовнутрь. Мгновенно соображаю и хочу, захлопнув за собою дверь, закрыть ее на задвижку. Но «крыса» соображает быстрее. Он уже впереди, оттирает меня плечом, проходит в комнату. Обернувшись, бьет по лицу.

— Ты, стерва! — кричит он.

«Англичанин» смеется:

— Ничего, кошечка!

Бесполезно. Все бесполезно. Сейчас наступит конец… Или они еще чего-то хотят?

«Крыса» грубо хватает меня за руку.

— Ай! — кричу я от боли.

Он не отпускает.

— Не притворяйся!.. Туда! — указывает «англичанин» револьвером на кресло. Азиат сбрасывает с него пачку газет. Он искоса поглядывает на меня. «Крыса» подталкивает меня к креслу.

— Что вам здесь нужно? — спрашивает «англичанин». Он говорит совершенно без акцента. Видимо, сходство — чисто внешнее.

Я не отвечаю.

«Крыса» подступает ко мне вплотную и замахивается.

Я наклоняюсь вниз.

— Отвечайте, — рявкает «англичанин» и повторяет свой вопрос. — Что вы здесь, возле этого дома, искали?

— Будь умницей, Бетина, — вступает откуда-то с другой стороны еще один голос.

Я поворачиваюсь в ту сторону. Курт. Кордес. Он незаметно вошел, стоит там, в тени, и говорит:

— Мне жаль. Но у нас нет выбора. Ты нас захватила врасплох.

— Курт, — шепчу я.

— Приятная неожиданность! — пропел «крыса».

— Заткнись! — пробурчал Курт Кордес. — Выйдите все и оставьте нас поговорить наедине.

— Нет, — говорит «англичанин»… — Во всяком случае, не сейчас. Я считаю, что твоя бывшая супруга должна понять, что произошло. И я боюсь, что ты не сумеешь ей изложить все как надо. Пойми же, что нам в высшей степени наплевать на твои воспоминания о приятно проведенном времени, когда она… Не-е-т!..

— Ты идиот, Колли! — возражает Кордес.

— Дурная привычка — называть имена. Ты бы еще назвал меня по фамилии, — холодно выговаривает «англичанин», — можно указать и адрес, тогда она будет знать, куда идет секретная корреспонденция. Не забудь возраст и размер обуви, раз уж ты начал… — Он скривил рот в усмешке.

— Не паясничай, — проворчал Курт, но уступил.

— Если хотите знать, что я думаю, — вмешивается «крыса», — то я уже говорил это и снова повторю: надо спровадить ее куда-нибудь в другое место, тогда пройдет немало времени, прежде чем ее найдут… Лучше этого ничего не придумать!..

— Тебя никто не спрашивает, — обрывает Кордес.

«Англичанин» пожимает плечами:

— Я не знаю… Если ты гарантируешь, Кордес, что она будет молчать…

— Она ничего не знает, кроме того, что я жив…

— Гм-гм… — «Англичанин» кивнул. — А также, что вместо тебя убили другого.

Его так зовут Колли, или это кличка?

— Я хочу с ней объясниться, — настаивает Кордес, — но наедине… Она не знает ничего лишнего — черт побери! Прежде всего я опасаюсь за свою шкуру… Итак, исчезните! Живо!

— Прекрасно, если ты думаешь… — начинает Колли. — До сих пор тебе сопутствовала удача, ты все превосходно устраивал…

Он сказал это безо всякой иронии. Затем обратился к двум остальным:

— Ну, что ж! Пошли, ребята. Подождем наверху. — И снова к Кордесу: — Десять минут! Слышишь? — Наконец-то он прячет револьвер.

Азиат пошел первым. «Крыса» — за ним, бормоча: «Дерьмо поганое!» «Англичанин» еще раз оборачивается, уже дойдя до двери:

— Подумай хорошенько, прежде чем что-то сказать, Кордес! И позови, если управишься скоро.

— О'кей! — кивает Кордес. Кажется, он чувствует облегчение и даже несколько повеселел оттого, что они удалились. Он порывисто придвинул стул и уселся напротив меня.

— Сигарету? — Он пододвинул ко мне пачку.

Я взяла сигарету. Он дал мне огня. Его пальцы дрожат. Он кажется мне бледным и заспанным: глаза глубоко запали, веки воспалены. В волосах пробилась седина. Он словно постарел на моих глазах.

— Ты неважно выглядишь, Курт, — говорю я.

— Неудивительно! — Он горько смеется. — Сначала ты как с неба свалилась, потом это известие… что Корнелия — моя дочь…

Он не закончил фразы, потянулся за сигаретой для себя и потер лоб сложенными вместе средним и безымянным пальцами.

— И потом, в тот же вечер, этот парень, которого я..

Он снова замолчал.

Пауза.

— Ты кого-то застрелил?

Кордес пожимает плечами.

— Все это тебя совершенно не касается… Дай мне слово, Бетина, что ты никому ничего не скажешь… То есть о том, что ты меня видела. Я убит, мертв — понятно! Если ты дашь мне слово, я позабочусь о том, чтобы с тобой ничего не произошло. Нам нужно исчезнуть отсюда. Для этого потребуется час-два, и все будет в порядке… Дай мне слово!..

Я пытаюсь все поставить на свои места. Мне плохо. Сигарета не помогает, я ее просто не чувствую. Я вдавливаю ее в пепельницу, стоящую на столе.

— Кто-нибудь знает, что ты здесь?

— Нет, — вру я.

Я, собственно, и не уверена, что это ложь. Вполне возможно, что на самом деле никто не знает, где я. Во всяком случае — еще не знает.

— Откуда ты узнала, что я жив? И что ты здесь искала? — спрашивает он, нетерпеливо поглядывая на часы.

— Я тебя встретила вчера вечером в аэропорту, когда ты шел в сопровождении… э-э-э… своих друзей, — отвечаю я.

— Тс-с-с! — Он прикладывает палец к губам и показывает кивком на дверь.

Если бы мне не было так плохо!

Вот сидит передо мной муж, или точнее, то, что от него осталось после двадцатилетней разлуки. Муж, мужчина, которого я очень любила. Отец Корнелии… Боже! Неле!.. Уже из-за нее одной я должна отсюда вырваться!.. Вот он сидит и смотрит на меня почти умоляюще. И он же еще совсем недавно свалил на меня обвинение в убийстве, и — черт его побери! — по его милости меня чуть было не упрятали на много лет в тюрьму… Собака! Паршивая, бедная, бездомная, но собака!

— Ну что, Бетина — даешь мне слово?

— И потом?

— Они настаивают на том, чтобы оставить тебя здесь, в доме. Я не могу этому помешать. Но тебе ничего не сделают.

— С чего бы это ты начал мне вдруг сочувствовать?

Он устало морщится.

— Я не убийца, Бетина! Позавчера мне пришлось прибегнуть к крайней мере: мы защищались. Но я не убийца. Ты должна мне верить!

— И как долго я должна здесь оставаться?

— Несколько часов. До тех пор, пока мы не вывезем отсюда наш багаж и не уедем сами… С тем, чтобы быть вне пределов досягаемости.

— Что за багаж?

Внезапно его растерянное лицо приобретает строгое выражение. Затвердел подбородок, в узенькую полоску сжались губы.

— Ты слишком много спрашиваешь! — говорит он тихо, но таким тоном, что у меня по спине забегали мурашки. — Я тебе обещаю, что с тобой ничего не случится, если ты дашь мне слово молчать! Никто, ни один человек больше не интересуется Кордесом. Кордес мертв. Он убит уже дважды… Курт Кордес — живой труп! Ха-ха-ха!

Это прозвучало ужасно, особенно, когда он засмеялся.