Время любить - Лиз Бехмоарас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуйте! Вам что-нибудь нужно? – спросила Фрида. – Могу я чем-нибудь помочь?
– Спасибо большое, дочка доктор-ханым. Исмаил уже мной занимается!
Фриде пришлось наклонить голову, чтобы расслышать его ответ.
Ей так много хотелось сказать этому человеку, который страдал от неизлечимой болезни. Например, что она очень любит его сына и что готова на любые жертвы ради него. Но как это можно выразить? Внезапно Асим Босналы сам обратил задумчивый взгляд на Фриду и долго не отводил его. На его губах появилось нечто вроде улыбки. Или это Фриде так показалось?
Она решила больше не задерживаться. Попрощавшись со всеми и пожелав больному здоровья, она ушла. В желтоватом свете лампочек, свисавших с потолка, она пробиралась к выходу, смотрела на других больных, улыбалась тем, кто лежал, вежливо спрашивала о самочувствии.
До сегодняшнего вечера Фрида еще ни разу не была в клинике вечером. Запахи, тени и стоны. Жизнь, подлинное страдание…
Фриде вдруг захотелось стать ближе этим людям, узнать их имена, их болезни и хоть немного помочь им.
Войдя на следующий вечер в палату к Асим-бею, она почувствовала разочарование. Исмаил поздоровался с ней кивком и ничего не сказал – все его внимание было сосредоточено на отце. Асим-бею начали давать кислород, маска закрывала ему пол-лица. Глаза были открыты, и смотрел он еще печальнее, чем накануне. Но Исмаил, похоже, не хотел сдаваться; он ходил за дежурным врачом, задавал вопросы, пытался найти способы облегчить отцу дыхание и даже, несмотря на отсутствие опыта, пытался делать что-то сам.
В последующие дни Фрида удивлялась, как долго человек может выносить бессонницу и голод. Халат болтался на Исмаиле; казалось, он вообще не спал, питался только чаем, который выпивал в столовой по несколько стаканов за раз, и сигаретами, которые курил одну за другой. Фрида приносила ему рогалик или булку с его любимой халвой, и он брал еду, но, откусив пару раз, откладывал и тут же забывал. И снова подходил к отцу, уже лежавшему в полузабытьи, прикасался к нему, измерял давление, пульс, проверял реакцию, поправлял кислородную трубку и уходил, но только чтобы задать вопрос кому-нибудь из врачей. Фрида заглядывала только поздно вечером, поэтому не встречалась с Фахрие-ханым, которая весь день проводила у изголовья мужа, – ллишь с сестрами и братьями Исмаила, которые по очереди дежурили у отца.
Искендер, старший брат, который работал где-то в безопасности, лицом с приплюснутым, будто сломанным носом и набрякшими веками напоминал боксера. Он мало говорил и не обращал на Фриду никакого внимания. Исмет же был живым, веселым и красивым, как Исмаил. В отличие от Искендера, он при каждой встрече рассматривал Фриду с едва скрываемым любопытством. Старшие сестры выглядели настолько расстроенными, что едва ли Фрида осмелилась бы к ним подойти. Сестра, которая была учительницей, только однажды холодным тоном сказала: «Как мне известно, у вас очень много занятия до конца семестра. Не утруждайте себя, не приходите». Другая сестра кивнула в знак согласия и нервно засмеялась.
После этого Фрида несколько дней не приходила в больницу Джеррахпаша.
* * *
«…Есть еще анекдот о раввине, но на него уже не осталось времени. Продолжим на следующем занятии».
На лекции в главной аудитории преподаватель рассказал несколько анекдотов, чтобы проиллюстрировать необходимость всегда сравнивать два результата анализов при наблюдении пациента: об уличной девушке, об акушерке, и о раввине, но на него не осталось времени.
Раздались голоса: «Ой, расскажите, расскажите, пожалуйста, мы задержимся». Фрида поежилась.
«Ну что ж, слушайте. До войны были такие корабли, на которых за шестьсот лир можно было объехать вокруг света за несколько месяцев. На одном из таких кораблей оказались испанская красотка и несколько усатых бабников. Все плавание они пытались завоевать ее расположение. Наконец однажды, когда пароход стоял в порту, красотка вдруг упала за борт. Все ждали, что усатые ухажеры прыгнут в море, но никто из них даже пальцем не пошевелил. Но тут кто-то в черном нырнул за борт и тут же оказался рядом с женщиной. Их обоих вытащили лодочники и доставили на корабль. Тогда все увидели, что в черном – это раввин. Бабники тут же начали нахваливать его смелость и героизм. А раввин поднялся и сказал: „Прекратите, лучше скажите мне, кто тот мерзавец, кто столкнул меня в море?“»
Аудитория разразилась смехом.
Фрида снова поежилась от чувства неловкости. Этот анекдот был совершенно не к месту. Что он добавит к знаниям студентов?
Она попыталась успокоить себя, убеждая, что профессор решил рассказать анекдот про трусливого еврея, потому что такие всегда вызывают смех. «Не придавай этому слишком большого значения», – сказала она самой себе.
Но она не смеялась вместе со всеми, а так и сидела, замерев. До чего же неприятно! Потом она встала, надела пальто и собралась уходить.
Проходя мимо группы старшекурсников, она услышала, как один из них внушал другому:
– Дурак ты, братец! Стоит самому крошечному, самому незаметному червяку попасть в плод, как плоду конец – он съест его целиком. Так и знайте, через десять лет она откроет практику напротив вашей и переманит всех ваших пациентов.
– Конечно, с подачи наших немецких учителей…
Когда она выходила в сад, студент, шедший навстречу, посмотрел на нее пристально и толкнул. Нет, должно быть, ей показалось, зачем кому-то толкать второкурсницу? Просто Фрида сильно устала за последнее время. Ежедневные занятия, конспекты, тревожные мысли об Исмаиле и о его отце, а вечером палата в Джеррахпаше, где она стоит в углу, сознавая собственную никчемность, возвращение поздно вечером в пансион, неодобрительные взгляды хозяйки, холодный ужин и затем еще несколько часов занятий в ледяной комнате при тусклом свете… И наэлектризованная атмосфера выходных дома из-за сорванной помолвки Эммы.
Она хотела навестить Асим-бея и чувствовала себя виноватой, что не ходит к нему, но долго не решалась. Но тем вечером она собралась. По дороге к трамвайной остановке у нее никак не шли из головы слова того старшекурсника – «переманит всех ваших пациентов». Кого они имели в виду?
Исмаил
