Индия: беспредельная мудрость - Маргарита Альбедиль

В разных текстах называется разное число санскар – от 10 до 48, но основной набор их сводился к 12–18. Традиционный порядок их изложения – от свадьбы и следующего за ней зачатия до похорон. Посредством ритуалов, по сути дела, задается поведенческая программа в обрядовой интерпретации, своеобразный контекст той социальной позиции, в которой индиец оказывается в определенном возрасте и которая сопряжена с определенной социальной ролью. Таким образом, ритуалы, в особенности ритуалы перехода, выполняют, выражаясь современным языком, информационно-моделирующую роль благодаря запускаемым ими многообразным смыслам, заключенным в словах, жестах, действиях, предметах, разнообразной символике. Надлежащее соблюдение ритуалов гарантирует достижение важных (в социальном, психологическом, культурном смысле) целей, в извечной святости которых никто не сомневается. Но даже и в том случае, если по какой-то причине цель остается не достигнутой, ритуальное поведение уже само по себе обладает самостоятельной и очень высокой ценностью. Следовательно, ритуал функционирует также и как эмоционально– и психорегулирующий механизм. В то же время он предлагает членам общества готовый критерий истинности и надежное средство контроля всего образа жизни.

Таким образом, с помощью описанной системы социальной нормативности варна-ашрама-дхарма каждый член традиционного индийского общества включен в неизменный социальный порядок по признакам родства и сословия, профессиональным обязанностям и ритуальному поведению. Есть вполне веские основания предполагать, что система эта выросла из мощного архаического мифологического основания и несла в себе совокупность важных мифоносных архетипов и глубоких интуиций, касавшихся взаимосвязи микрокосма человека и макрокосма и связанных со склонностью человека организовывать мир вокруг себя как некое разумное целое. Все это закреплялось в традиционной культуре и транслировалось на самых разных ее уровнях; отголоски этой системы живы и в современном обществе. Нельзя не признать, что схема стадий жизни основана на глубокой внутренней интуиции, к сожалению, ныне забытой нами.

Глава 2 ДВОЙНАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Как красный цвет небес, которые не красны,

Как разногласье волн, что меж собой согласны,

Как сны, возникшие в прозрачном свете дня,

Как тени дымные вкруг яркого огня,

Как отсвет раковин, в которых жемчуг дышит,

Как звук, что в слух идет, но сам себя не слышит,

Как на поверхности потока белизна,

Как лотос в воздухе, растущий ото дна, —

Так жизнь с восторгами и блеском заблужденья

Есть сновидение иного сновиденья.

К. Бальмонт

Вальтер Скотт записал в своем дневнике 17 февраля 1828 г.: «Вчера за обедом меня преследовало странное чувство, которое я назвал бы ощущением предыдущего существования, – смутное ощущение того, что все, что происходило, было уже не в первый раз». Индиец счел бы это чувство вовсе не странным, а вполне реальным: да, конечно, мы не раз и не два приходим в этот мир в разных обличьях, и потому прошлое – всегда в нас, хотим мы этого или нет. Совершенно индийским по духу кажется высказывание Генриха Гейне: «Кто знает, в теле какого портного находится душа Платона; в теле какого школьного учителя – душа Цезаря? Кто знает! Может быть, душа Пифагора находится сейчас в теле бедного ученика, который провалился на экзамене потому, что не смог доказать теорему Пифагора!..»

Восприятие прошлого как находящегося всегда рядом – одна из характерных черт индийского духа. Говоря словами М.К. Мамардашвили, для индийцев прошедшее время «впервые сейчас сбывается: сбывающийся смысл прошлого и будущего». Вероятно, нам это понять трудно, так как у нас ситуация совершенно иная. Тот же М.К. Мамардашвили, рассуждая о советском периоде существования нашего государства и отмечая массовую потерю чувства реальности и чувства непрерывности традиции, связывал ее не в последнюю очередь с тем обстоятельством, что у нас отсекли прошлое и «все загнали в будущее, которое устремилось на нас с чудовищной скоростью, не оставляя времени на живое отношение к современности, на единичность созревания и рождения (редуцировались внутренние поля, дифференциалы, редуцировались до чудовищной плотности, не оставляя никакого зазора для своего пространства и времени)… Устремляясь в будущее, общество превращалось в собственное прошлое, непережитое и неразрешившееся, на тысячелетие назад…»

Пожалуй, с точки зрения индийцев, приверженных традиционной культуре, бережно хранящей прошлое, мы являем собой курьезный случай людей, движущихся задом наперед, так что наши пред-ки оказываются не перед нами, как подсказывает этимология слова, а где-то позади, а наши потом-ки, которые придут после нас, – перед нами.

Итак, бережное отношение к прошлому – одна из главных характеристик традиционной индийской культуры и психологии. Конечно, и культура, и психология этноса – явления живые, изменчивые, но так или иначе они ощутимо выражают себя во всех без исключения сферах жизни народа, в том числе и в истории. Сегодняшние настроения могут застыть в культуре, а позже воздействовать на общество, оживляя для новых поколений психический и культурный опыт старших. Можно соглашаться или нет, но трудно не признать существование некоего глубинного психологического архетипа или, иными словами, коллективного бессознательного, генетически воспроизводимого в рамках этноса и закрепленного в культуре и традициях народа. Об этом писал один из основателей аналитической психологии К.-Г. Юнг: «Сам мозг рождается с определенной структурой, работает современным образом, но этот же самый мозг имеет и свою историю, результатом которой сам и является. Естественно, что он функционирует со следами этой истории… и если поискать в основах мозговой структуры, то можно обнаружить там следы архаического разума».

Индийская традиция это подтверждает. В ней, говоря словами М. Волошина, «в прошлом разомкнуты древние звенья», и кажется, что временная бесконечность, отражаясь в глубине прошлого, присутствует в настоящем, создавая некую двойную бесконечность. Какой же ценный опыт прошлого хранит Индия, живя им в настоящем? Об этом – следующая часть книги. В ней рассказывается о самой древней цивилизации на индийской земле; о вдохновенных певцах вечной мудрости, запечатленной в ведах; о бессмертных упанишадах и об удивительном индийском эпосе, не имеющем себе равных в мировой культуре.

«Золушиа древнего мира»

Как-то раз погожим ясным утром отставной британский генерал Александр Каннингхэм отправился осматривать развалины древнего замка в местечке Хараппа. Он был директором Археологической службы Северной Индии, и потому его толкало к седым древним камням отнюдь не праздное любопытство. Генерал шел по берегу реки Рави, как вдруг его внимание привлек необычный предмет: небольшая каменная печать, на которой были искусно вырезаны изображения быка и надпись незнакомыми знаками. «Очень странная вещь!» – подумал Каннингхэм и взял печать с собой, чтобы внимательно изучить ее в своем рабочем кабинете.

Дело было в 70-е гг. XIX в. Индия находилась тогда под владычеством англичан, в большинстве своем не скрывавших высокомерного отношения к «этим цветным». Под древним же Востоком тогда подразумевались прежде всего Египет, Ассирия, Вавилония и вообще страны Передней Азии, да и то в основном в той мере, в какой они соприкасались со странами Европы; об Индии же и Китае в основном умалчивали. Английские ученые разделяли общие взгляды, царившие на Западе относительно отсталости Индии и Востока вообще, и отказывали Индии в самобытном развитии, начиная ее историю с вторжения арийских племен, а самую раннюю древность относили к ведийским временам. Генерал Каннингхэм, верный традициям своей страны и своего времени, изучив стеатитовую печать, пришел к выводу об ее иноземном происхождении, тем более что знаки на ней были совершенно не похожи на известные ему индийские письмена.

Так британский генерал упустил блестящую возможность стать первооткрывателем древнейшей цивилизации на территории Индии, существовавшей в III–II тысячелетии до н. э. в долине Инда и его притоков, и осчастливить человечество новым открытием. Она была современницей Древнего Египта и Месопотамии, занимала площадь большую, чем обе ее прославленные «сестры» вместе взятые, и не уступала им ни в своеобразии исторического развития, ни в культурных и технических достижениях. Ее называют иногда «Золушкой древнего мира»: она и в самом деле «ведет себя» как эта сказочная героиня, теряясь в тени своих великих современниц-цивилизаций.

Тогда, в конце XIX в., она не пожелала открыть свои тайны и сделала это сравнительно поздно, в 1922 г., когда индийский археолог Р.Д. Банерджи начал раскопки буддийского монастыря в селении Мохенджо-Даро, что значит «Холм мертвых». Он обратил внимание на то, что и монастырь, и ступа – буддийское культовое сооружение сферической формы, – возведенные в первые века нашей эры, построены из прекрасного обожженного кирпича, какой тогда в тех местах не делали. Возведены они были на самом высоком месте поселения, на холме, образованном остатками какого-то древнего здания. Вероятно, из него и были взяты обожженные кирпичи: монахи решили пустить их в дело. И позже в Мохенджо-Даро, как и в Хараппе, где вел раскопки другой индийский археолог Р. Б. Сахни, жители окрестных деревень брали прочные древние кирпичи для своих хозяйственных нужд. Англичане же, строившие железную дорогу Карачи-Лахор, использовали древний битый кирпич в качестве балласта, так что современные поезда пробегают 160 километров по рельсам, уложенным на том, что могло бы стать ценными археологическими находками.