Двуявь - Владимир Прягин

Ладно, ещё гипотеза. Мосластый следил за Марком, но до поры до времени ничего не предпринимал – вмешался только после того, как увидел, что сыщик вошёл в кафе. Иными словами, убийца удостоверился, что «Трейсер» роет в правильном направлении, и тогда уже начал действовать.

Гм, если так, то мосластый – не просто киллер, а исполнитель более тонкой квалификации, умеющий думать самостоятельно. Человек для особых поручений, так скажем. И его хозяин теперь разозлится ещё сильнее.

Вывод – за Марком снова придут. Домой нельзя возвращаться.

Вывод номер два (не столь драматический, но тоже малоприятный) – в кафе действительно имелась зацепка, а «Трейсер» её благополучно прощёлкал.

И что теперь делать? Куда идти?

– Марчелло! Стоять-бояться!

Он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Голос, которым его окликнули, вполне сгодился бы в качестве пожарной сигнализации, а то и корабельной сирены, и принадлежать он мог лишь одному человеку в городе.

Аркадий Давидович Шпульман ржал, довольный произведённым эффектом. Его остриженная башка торчала из окна тонированной «копейки», притормозившей по другую сторону улицы. Перепуганная воробьиная стая, сорвавшись с дерева, уносилась куда-то в мутную даль, старушка на тротуаре мелко крестилась.

– Аркаша, блин, – Марк перешёл дорогу, – чё ты орёшь на весь Ареал? Посигналить что, не судьба?

– Не ной. Садись, не торчи, как…

Дослушав метафору, сыщик «Трейсера» лишь вздохнул и полез в машину. Аркаша был невыносим в общении, но сейчас подвернулся как нельзя кстати. Или, может, подземный яд, как встроенный компас, вывел Марка в нужное место, в нужное время. Ломать над этим голову смысла не было – логика, на которой в прошлом веке держался мир, обнулилась вместе с календарём.

Сев рядом с Аркашей, он рассмотрел, что сзади расположилась бабёнка лет двадцати – из тех, что называют «кровь с молоком». С налитыми щёчками, роскошной пшеничной гривой и бюстом, который едва вмещался в пальто.

– Знакомься, Любаня, – сказал Аркадий Давидович, – это Марк, мой некогда однокурсник, а ныне – тайный напарник по толкованию Торы.

– Очень приятно, – сказала она чувственным голосом.

– Какая Тора, Аркаша? Что ты несёшь?

– Да ладно, не бзди, Марчелло. Не прячь свою семитскую сущность – она привлекает славянских женщин. Правда, Любаня?

– Правда.

– Не слушайте его, Люба, – попросил Марк, – это он так прикалывается. Я русский, даже без примесей.

– Угу, – Аркаша рулил, развалившись в кресле и не обращая внимания на тонкие стебельки, которые впились в левую руку. – Марк – типично русское имя, это любой подтвердит. И Марк Фрадкин, и Марк Бернес. И Марк, я извиняюсь, Шагал.

– А Марк, я извиняюсь, Аврелий? А Марк Антоний? Не умничай, Шпульман, имя – латинское. Да ещё и короткое – в самый раз для моей фамилии, иначе бы в строчку не уместилось.

– А какая у вас фамилия? – спросила Любаня с искренним интересом.

– Толоконников. Тоже, скажешь, еврейская?

– Шифруешься, жидовская морда, – сказал Аркаша.

– Задрал. Мы сейчас куда?

– Домой, куда ж ещё. Всё при нас.

Он небрежно кивнул через плечо. Марк обернулся и оценил – на заднем сиденье рядом с Любаней лежал пакет, забитый продуктами под завязку. Бесстыдно выпирал батон сервелата, виднелась бутылка прасковейского коньяка.

Марк даже не стал расспрашивать, по какому поводу фестиваль, и самое главное – на какие шиши. Глядя на бывшего однокурсника, он каждый раз вспоминал вычитанную у Довлатова фразу насчёт того, что богатство – это некое врождённое качество. Или, если угодно, черта характера. В том смысле, что некоторые люди – всегда с деньгами, даже если весь день плюют в потолок; бабло к ним липнет само. Неработающий Аркаша, к примеру, уже после Обнуления умудрился прикупить себе тачку и даже сделать, как он выражался, «тюнинг», чтобы катать девиц, пока обычные граждане горбатятся на заводах и в офисах. Ладно бы клад откопал или был бандитом – так нет же! По сравнению с этим необъяснимым колдунством даже барьер вокруг Ареала казался детской забавой.

При этом, вопреки расхожим стереотипам, Аркадий – не какой-нибудь жмот. Зайдёшь к нему в гости хоть днём, хоть ночью – накормит, нальёт и деньжат займёт без вопросов. Не ржал бы как конь через каждые пять минут – цены бы не было такому приятелю, но, как известно, у каждого свои недостатки.

– Да, кстати, – Марк полез в карман, – я тебе двадцатку должен, держи.

– О, ништяк. Видала, Любаня? У нас, семитов, всё чётко.

Высотка, где жил Аркаша, торчала среди хрущоб как оттопыренный средний палец. Припарковавшись и прихватив пакет, компания поднялась на предпоследний этаж. В квартире было чистенько и светло, батареи дышали жаром. Последнее обстоятельство Марка не удивило – если бы во всем Ареале остался один-единственный дом, где нормально работает отопление, то в списке его жильцов непременно обнаружился бы некий господин Шпульман. Это судьба.

– Аркаша, – сказал Марк, – пока ты не нажрался, дай короткую консультацию. Реально надо, вопрос серьёзный.

– Хрен с тобой, пошли в комнату. А ты, Любаня, давай на кухню, займись дарами природы. Зачтём как практику.

Та царственно кивнула и удалилась, а Марк спросил:

– Практику? В каком смысле?

– Шутка юмора, Марчелло, расслабься. Студентка она у нас – третий курс, аграрная академия.

– Академия? Где это?

– Сельхозтехникум бывший, тормоз. На Чапаева, за путями.

– Губа у них не дура. Члены-корреспонденты не завелись ещё?

– Насчёт корреспондентов не знаю, а члены мы обеспечим!

От его смеха вздрогнули занавески, и жалобно зазвенели висюльки на люстре под потолком. Аркаша, плюхнувшись на мягкий диван, спросил:

– Так чё там у тебя за проблема?

– Вот, смотри.

Марк придвинул журнальный столик на колёсиках, взял газету с телепрограммой и нарисовал на полях перечёркнутую окружность. Показал приятелю:

– Знаешь эту фиговину? Что она означает?

– Понятия не имею.

– Вот блин, а я-то надеялся.

– С чего ты решил, что я должен знать?

– Ну ты же любишь всякие древности, да ещё и еврей. А это – как раз из древнееврейского, буква такая. «Тет», если не ошибаюсь.

– Ты меня переоцениваешь, Марчелло, до древнееврейского я пока не дорос. А в современном иврите «тет» по-другому рисуется. Ручку дай.

Он изобразил что-то вроде латинской «u» – с той разницей, что правая вертикальная чёрточка была сильно загнута внутрь.

– Вот тебе «тет». Гематрия – девять…

– Чего-чего?

– Гематрия, числовое значение. А саму букву соотносят, насколько помню, со словом «добро», но надо проверить. Хочешь, справочник гляну, раз тебя так припёрло.

– Добро – это хорошо… Не, иврит проверять не надо – знак-то уже другой. Меня именно крест внутри круга интересует. Точно не видишь ассоциаций?

– Если развернуть, чтобы крест стал прямо, то